Внезапно Китти с силой вырвалась из его объятий и соскочила с кровати.

- Нет! - вскричала она.

Ари застыл на месте.

Слезы брызнули из глаз Китти. Она прижималась спиной к стене, пытаясь изо всех сил подавить дрожь во всем теле. Она упала в кресло. Прошло несколько минут, прежде чем дрожь улеглась и дыхание снова стало ровным. Ари стоял перед ней и не сводил с нее взгляда.

- Вы меня, наверно, ненавидите, - сказала она наконец.

Он не ответил. Она посмотрела на его огромную фигуру и прочитала на его лице глубокую обиду.

- Ну, Ари... скажите что-нибудь. Чего ж вы?

Он не ответил.

Китти медленно поднялась и посмотрела ему в глаза.

- Я так не хочу, Ари. Я не хочу, чтобы меня взяли силой. Боюсь, во всем виновата луна...

- Вот уж не думал, что я имею дело со строптивой девственницей, - произнес наконец Ари.

- Ари, пожалуйста...

- Мне некогда играть в любишь - не любишь и заниматься болтовней. Я - не юноша, и вы - взрослая женщина.

- Как метко вы это выразили!

Его голос звучал сухо.

- Если вы не возражаете, я выйду через дверь.

Китти вздрогнула, когда дверь хлопнула. Она долго простояла у венецианского окна, ведущего на балкон и смотрела на море. Галилейское море сердито бушевало, а луна исчезла за огромной черной тучей. Китти все еще не пришла в себя. Почему она его оттолкнула? Она никогда еще не питала такого сильного чувства к мужчине и никогда не теряла самообладания до такой степени, как в этот раз. Она испугалась собственной необузданности.

Она уверяла себя, что Ари Бен Канаан вовсе ее не любит. Она ему нужна разве что на одну ночь. Ни один мужчина еще так к ней не относился. Затем ей стало ясно, что она испугалась своего собственного чувства к нему, этого вожделения, из-за которого она, чего доброго, могла остаться в Палестине. Никогда это не должно повториться. Она и Карен должны уехать отсюда, и ничто не должно препятствовать этому. Она просто боялась Ари: Ари мог разрушить все ее планы. Если бы он проявил хоть малейшее чувство настоящей любви, она бы, пожалуй, не устояла. Одна мысль о его неприступности укрепляла в ней решимость не поддаваться и успокаивала ее, но в то же время, по какой-то странной логике, и расстраивала ее.

Китти бросилась на кровать и, под завывание ветра с моря, в изнеможении заснула.

К утру море успокоилось.

Китти сбросила с себя одеяло, соскочила с кровати, и тут же на нее нахлынули события прошлой ночи. Она покраснела. Ничего страшного, правда, не произошло, но все-таки она чувствовала себя неловко. Она спровоцировала сцену, и не приходилось сомневаться, что Ари отнесся к ней, как к дешевой и, пожалуй, даже смешной мелодраме. Она одна во всем виновата. Но ничего, она переговорит с ним обо всем, ясно и недвусмысленно, и все снова станет хорошо. Она быстро оделась и спустилась в ресторан, дожидаясь Ари. Она обдумывала, как ей лучше начать разговор.

Китти попивала кофе и ждала.

Прошло полчаса, а Ари все не показывался. Она скомкала третью сигарету и подошла к администратору.

- Вы, случайно, не видели мистера Бен Канаана? - спросила она.

- Мистер Бен Канаан выписался в шесть утра.

- Он не сказал, куда он едет?

- Мистер Бен Канаан никогда не говорит, куда он едет.

- Может быть он оставил что-нибудь для меня?

Администратор обернулся. Полка была пустая, только один ключ висел.

Понятно... Извините за беспокойство.

Глава 11

Дов Ландау снял номер в полуразрушенной третьеразрядной гостинице на Канатной улице в Старом Иерусалиме. Он прошел, как ему велели, в кафе "Саладин" на Наблусской улице неподалеку от Дамасских ворот и оставил там свою фамилию и адрес для Бар Исраэля.

Дов заложил золотые кольца и браслеты, украденные в Ган-Дафне, и принялся изучать Иерусалим. Для бывшей крысы варшавского гетто и опытного воришки Иерусалим был чрезвычайно прост. Не прошло и трех дней, как Дов знал на зубок каждый переулок Старого города, а заодно и прилегающих торговых кварталов. Его вороватые глаза замечали, а ловкие руки уносили достаточно ценных вещей, чтобы хватало на жизнь. Скрыться потом в базарной толпе или в узких переулках было для него сущим пустяком.

Большую часть денег Дов потратил на книги и на художественные принадлежности. Он порылся во всех книжных лавках Яфской улицы и унес оттуда книги по искусству, черчению и архитектуре.

Затем он закрылся в номере со своими книгами, художественными и чертежными принадлежностями, запасом сушеных фруктов и фруктового сока в бутылках, и стал ждать, чтобы Маккавеи установили с ним связь. Дов сидел над книгами до глубокой ночи. Света не было, приходилось жечь свечи.

Он совершенно не замечал великолепного вида на Мечеть Омара и на Стену Плача, открывавшегося из окна его номера на Канатной улице, расположенной как раз посредине между еврейским и мусульманским кварталами. Он читал до боли в глазах, затем клал книгу на грудь, глядел в потолок и думал о Карен Клемент. Дов не представлял раньше, что ему будет так трудно без нее; разлука с Карен причиняла ему буквально физические страдания. Он провел в обществе Карен столько времени, что почти забыл, как он жил без нее. Зато он помнил каждое мгновение, прожитое бок о бок с нею. Дни в Караолосе, а потом на "Эксодусе", когда она лежала рядом с ним в трюме. Он вспоминал, как она радовалась и какая она была прекрасная, когда они приехали тогда в Ган-Дафну. Он вспоминал ее ласковое, выразительное лицо, ее нежное прикосновение, и ее строгий голос, когда она сердилась.

Сидя на краю койки, Дов набросал десятки портретов Карен. Он изображал ее во всех возможных видах по памяти, но тут же комкал рисунки и швырял их на пол, потому что ни один не выражал, на его взгляд, всей ее красоты.

Дов просидел в своем номере ровно две недели, выходя только в экстренных случаях. Когда вторая неделя подошла к концу, у него кончились деньги. Вечером он отправился в город, чтобы заложить еще несколько колец. Когда он вышел из ломбарда, он заметил человека в тени. Дов обхватил рукой пистолет в кармане и прошел мимо, готовый мгновенно обернуться и дать отпор.

- Стоять смирно, не оборачиваться! - раздался голос у него за спиной.

Дов застыл.

- Ты расспрашивал о Бар Исраэле. Что тебе надо?

- Вы знаете, чего мне надо.

- Как фамилия?

- Ландау. Дов Ландау.

- Откуда приехал?

- Из Ган-Дафны.

- Кто послал?

- Мордехай.

- Как ты попал в Палестину?

- На "Эксодусе".

- Иди прямо вперед и не оборачивайся. С тобой свяжутся, когда надо будет.

После этой встречи Дова охватило беспокойство. Он едва не решил бросить все и вернуться в Ган-Дафну. Ему ужасно не хватало Карен. Он принялся писать ей письмо, но разорвал полдесятка листов бумаги. Надо порвать с ней... надо окончательно порвать, уговаривал себя Дов снова и снова.

Дов лежал в своем номере и читал. Его клонило ко сну. Он встал и зажег новую свечу: из-за былых кошмаров он не любил просыпаться в темноте.

Вдруг кто-то постучал в дверь.

Дов вскочил на ноги, схватил пистолет и остановился у самой двери.

- Это друзья, - раздался голос в коридоре. Дов сразу узнал голос: это выл мужчина, который подкараулил его тогда на улице. Он открыл дверь. Никого в коридоре не было.

- Обернись лицом к стене, - приказал голос откуда-то из темноты. Дов выполнил приказание. Он почувствовал что сзади к нему подошли двое. Ему надели повязку на глаза и две пары рук повели его вниз по лестнице, а затем посадили в машину, повалили сзади на пол и чем-то накрыли. Машина сразу тронулась в путь.

Дов напрягал внимание, чтобы установить по памяти, куда его везут. Машина проехала улицу Царя Соломона, затем повернула на Виа Долороза в сторону Львиных ворот. Для Дова Ландау, который столько раз пробирался в темноте по подземным каналам Варшавы, ориентироваться по интуиции было детской игрушкой.