Ароматические вещества, которые обычно добавлялись в диетические булочки (для возбуждения аппетита), давно утратили запах, и булочки были почти безвкусные - как несоленый картофель. Однако для беженцев и это было словно манна небесная. Ребятишки, не знавшие, что значит наесться до отвала, впервые в жизни насытились и уже не плакали по ночам от голода. Люди стали чаще улыбаться друг другу.

Священники продемонстрировали своей спасительнице большое уважение: предоставили отдельную каюту, надарили одежды, натащили мебели из собственных кают. Одновременно улетучилась враждебность. Когда Маддалена приходила в столовую за своим пайком, все отступали, пока евнухи обслуживали только ее, а если ее встречали в коридорах, то кланялись, как делали это у себя на родине по отношению к людям благородного происхождения.

Однако такое отношение было весьма далеко от товарищества, которого она искала, а ее единственный настоящий друг, Саикмар, был обеспокоен и смущен развитием событий. Он избегал ее и даже с опозданием являлся за пайком, чтобы не встретить ее в очереди ожидающих. Маддалену такое отношение удивляло, и она решила потребовать у него объяснений.

Больше пяти дней она не выдержала и направилась к нему. Постучала, услышала, как он встает - неохотно, судя по движениям. Когда он увидел ее, лицо его застыло.

После короткого промедления он спросил с достоинством:

– Какую услугу Мелисме я могу оказать?

Это было формальное обращение в третьем лице, предусмотренное по отношению к пожилым людям, к знати и к богам. Но в тоне его не было ни вежливости, ни почтительности: голос его хлестал, как плеть.

Маддалена покраснела от гнева, но сдержалась.

– Можно мне войти?

Он отступил в сторону и сделал скупой жест, подчеркивавший, что он действует вопреки своему желанию. Она вошла и ждала, пока он закроет дверь. Он повернулся, посмотрел на нее и на какой-то момент маска бесстрастности спала с его лица. В больших темных глазах его она увидела страдание.

Прежде чем она осознала, что делает, она обняла его. Всхлипнув, он уткнулся лбом ей в плечо.

Она бормотала что-то ласковое, гладила его по волосам и ждала, когда он успокоится.

Наконец ему удалось взять себя в руки. Чувствуя, насколько он смущен, Маддалена опередила его путаные объяснения и извинения.

– Что с тобой, Саикмар? - спросила она. - Я так боялась, что рассердила тебя! Почему ты меня так долго избегал?

Он не ответил, и она торопливо продолжала:

– Неужели потому, что ты, как и все другие недалекие беженцы, веришь, что я - сверхъестественное существо? Вот… разве я не человек, как ты и все другие? - Она приложила руку к его щеке.

Он чуть слышно сказал:

– Нет, кто тут недалекий, так это я. Я вел себя как ребенок. Разве я не должен радоваться, что те, кто меня бранили за то, что я привел в святилище нового едока, теперь благословляют меня и кланяются, когда я прохожу мимо? В эту зиму моя жизнь более спокойна, чем в прошедшую.

– Мне нужна твоя дружба, Саикмар, - настойчиво сказала Маддалена. - Больше никто не обращался со мной как с нормальным человеком, как с равной… Они боятся разговаривать со мной - и жрецы, и беженцы - словно я… ну, что-то вроде идола, в которого боги вдохнули жизнь! - Она взяла его за руку. - Но я обычный человек, Саикмар. Я ничего не понимаю в чудесах. Я знаю только, что я в чужой стране и что единственный человек, который доказал мне свою дружбу, прячется от меня! Почему?

– Да, я думаю, что ты - человеческое существо, - сказал Саикмар с запинкой. - И все же… Нет, я был бы наивен, говоря такое…

Она сразу же поняла. Посмотрела на него большими глазами.

– Нет! - прошептала она. - Как я могла об этом не подумать! Ты надеешься, что я - сверхчеловек, не правда ли? Потому что ты нашел меня в гнезде паррадайла, а паррадайл в Карриге священен. Ты желаешь видеть во мне посланца богов, пришедшего, чтобы вернуть тебе родину!

Он долго не отвечал; потом едва заметно кивнул.

Маддалена злилась на себя. Причина его охлаждения была столь очевидна, а она ее не заметила! Естественно, что все связанное с паррадайлом Саикмар принимал на свой счет, и когда он услышал от Найлоу подтверждение своей мысли, что прибытие девушки - божественное знамение, то надежды его неизмеримо возросли. Когда же старая жрица объявила, что незнакомка послана, дабы спасти праведников от голодной смерти, это было для него страшным ударом.

Она пыталась подбодрить его, но слова ее звучали неубедительно. Она не верила, что он - единственная надежда Каррига, и, вероятно, в это не верил он сам; он лишь внушал это себе, чтобы жизнь для него не потеряла смысла.

Может быть, через несколько дней он справится с подавленностью и потянется к людям, подумала она.

Расстроенная, Маддалена отправилась побродить по коридорам и вблизи входа в святилище наткнулась на плачущую Петтаджем - девочку со старческими глазами, постоянную спутницу Найлоу.

– Петтаджем! Что с тобой? - склонилась Маддалена к девочке.

Губы малышки дрогнули, большие влажные глаза испуганно распахнулись, но она ничего не сказала. Маддалена вздохнула. Вероятно, лучше не вмешиваться, подумала она, и собиралась уже пройти дальше, но, услышав странные звуки, замерла, прислушиваясь. Похоже, кто-то пытается проломить снежную стену…

Маддалена взглянула на Петтаджем. Если там дикий зверь, то нужно что-то делать. Она спросила:

– Тебя пугает этот звук?

Петтаджем кивнула.

– Ты рассказала об этом Найлоу?

– Д-да! - задыхаясь от слез, ответила девочка. - Она говорит, что это - тот проклятый, который снова хочет сюда!

Маддалена покачала головой. Граддо давно уже мертв, в призраков она не верила, а это царапанье и потрескивание были вполне реальны.

– Здесь, на севере, есть большие дикие звери? - спросила она девочку.

Петтаджем ответила отрицательно:

– Самый большой зверь, который тут может жить, это квет, а кветы зимой спят.

Если бы это был квет…

Внезапно ее осенило. А что, если это человек, может, майор Лангеншмидт, который выжил при крушении бота и каким-то образом добрался сюда? Эта мысль настолько захватила ее, что она, не обращая внимания на предостерегающие крики девочки, направилась к снежной стене и трижды ударила по ней кулаком. Снег был сильно утрамбован и хорошо проводил звук.

С той стороны ответили тремя ударами. Она увидела в этом подтверждение своим мыслям, развернулась и схватила Петтаджем за плечи:

– Иди и скажи Найлоу, что это не дух!

Вытащив нож, она решительно начала долбить стену. Испуганно вопя, Петтаджем бросилась прочь.

Неведомый копатель поработал уже хорошо. Не прошло и пяти минут, как в снежном валу образовалась брешь, в которую устремился арктический ветер, швырнувший ей в лицо колючие снежинки. Она непроизвольно отпрянула. Когда незнакомец сильными ударами стал расширять дыру, из стены выпали уложенные в нее ледяные блоки весом фунтов в двадцать.

Маддалена отерла лицо, посмотрела в дыру, помедлила, не веря своим глазам, посмотрела снова и начала хохотать. За ее спиной в проходе собирались люди - Найлоу, священники, несколько беженцев и Саикмар. К нему Маддалена и обратилась:

– Вот твое знамение, предназначенное только тебе и никому другому! Смотри!

Саикмар кивнул и невольно улыбнулся. Заулыбались и все остальные. Несмотря на внушительные размеры нарушителя спокойствия, серьезно воспринимать его было нельзя - до того у него был жалкий вид: покрытый коркой смерзшегося снега, он съежился от холода, опустил голову, а крылья его тряслись мелкой дрожью.

Это был их друг-паррадайл.

О допуске паррадайла в убежище споров было значительно меньше, чем в случае с Маддаленой. Отчасти потому, что судьба Граддо изрядно отрезвила беженцев; отчасти потому, что синтезатор работал нормально и никто не мог пожаловаться на недостаток еды. Но главная причина состояла в том, что и священники, и беженцы были до глубины души потрясены следовавшими друг за другом чудесами и безропотно подчинились воле провидения. Несомненно, мирное поведение паррадайла (который считался опасным диким зверем) для них означало, что здесь вмешалась могучая магия.