Эту-то идеологию и развенчивает Николай Иванович Ульянов, показывая, что она не имеет ни действительных исторических корней, ни политических оснований:

«Особенность украинского самостийничества в том, что оно ни под какие из существующих учений о национальных движениях не подходит… Даже национального угнетения, как первого и самого необходимого оправдания для своего возникновения, у него нет. За все 300 лет пребывания в составе Российского государства Малороссия-Украина не была ни колонией, ни «порабощенной народностью»».

В 1950—1960-е годы, когда Ульянов создавал свою книгу, были дополнительные причины, заставившие его самым решительным образом выступить против идеологии самостийничества. Он жил в это время в США. «Холодная война» была в самом разгаре. Благодаря своему положению и своим знакомствам, он хорошо знал о планах, существовавших тогда в правительственных кругах США, суть которых заключалась в том, чтобы ослабить Советский Союз, всячески способствовать его распаду на отдельные государства, а по возможности даже инициировать такой распад[3]. Украинский национализм в эмиграции, на который собственно и опиралась эта политика в те годы, был не столько антисоветским, сколько антирусским, и в таких условиях призыв к отделению Украины в самостоятельное государство, породил бы резкий антагонизм между русским и украинским народами – опасность, которая не исключена и сегодня. Ульянов не был сторонником советской власти, но он был русский человек, и видеть распад страны – наследницы Российской империи – на отдельные государства, да еще по американскому сценарию, ему было горько и больно. Эта боль и выплеснулась на страницы его книги.

Сложно судить, как отнесся бы к своему труду Н.И. Ульянов, если бы он переиздавал его сегодня, когда государственная независимость Украины стала историческим фактом. Вчитываясь в книгу, все более утверждаешься в мысли, что Николай Иванович признал бы этот факт, ибо главным для него был не столько политический статус Украины, сколько гармоничные отношения между русским и украинским народами, основанные на их этническом единстве, на общности исторических судеб, на принадлежности к единому пласту религиозной, языковой, бытовой, поведенческой и художественной культуры.

Именно в этом смысл его книги.

«Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий», – говорит один из персонажей Чехова. И верно: украинский язык – один из самых мелодичных и благозвучных славянских языков. Недаром на нем сложено столько запоминающихся песен.

На протяжении многих столетий украинский язык развивался вольно и полнокровно, проходя те же этапы развития, что и большинство развитых языков мира. Он легко преодолел влияние польского языка в годы, когда Украина находилась под властью Польши, и делопроизводство велось на польском языке. Украинский язык вобрал в себя тогда не более 5–6 процентов польских слов. Для сравнения напомним, что английский язык после норманнского завоевания XI в. вобрал в себя до 70 процентов французской лексики.

После того, как в середине XVII в. Украина вошла в состав русского государства, на Украине стало постепенно складываться двуязычие. Большая часть городского населения и некоторая часть крестьянства владели как украинским, так и русским языком, чему способствовало их лексическое и грамматическое сходство. По свидетельству львовского профессора Оме-ляна Огоновского (кстати, видного деятеля самостийничества) в XVII в. «можно было не заметить никакой разницы между ру-тенским (так он называет украинский) и московским языком».

Русско-украинское двуязычие естественным образом сохранялось и в последующие десятилетия, и тот и другой язык использовался как в устной, так и в письменной речи: в быту, в деловом общении, в хозяйственной деятельности – по усмотрению самих говорящих.

В послепетровскую и в особенности в александровскую эпоху началось необычайно интенсивное развитие русского языка. На русском языке возникла богатейшая художественная литература, а позже, отвечая потребностям научно-технического прогресса, сложились значительные пласты научной, философской, технической лексики, а также соответствующая стилистика. Эти процессы еще более сблизили оба языка, и уже в середине XIX в. взаимопроникновение русского и украинского языков в среде образованной части украинского населения было настолько глубоким, что оба языка воспринимались как родные. И хотя русский язык завоевывал все более и более важные сферы человеческого общения, среди крестьян и городской бедноты продолжал доминировать украинский язык.

Особое значение имел тот факт, что русский язык стал языком художественной литературы как в России, так и на Украине. Украинские по происхождению писатели – Богданович, Капнист, Гнедич, Гоголь – стали писать на русском языке. Такое положение русского литературного языка вызывало раздражение националистически настроенной украинской интеллигенции, которая стала противопоставлять украинский язык русскому, объявив его чуждым, «великорусским». В книге Ульянова последовательно развенчивается и эта в общем надуманная и противоречащая историческим фактам концепция.

«Предметом самых неустанных забот, впрочем, был не разговорный, а литературный язык. Малороссия располагала великолепным разработанным языком, занявшим в семье европейских языков одно из первых мест. Это русский язык.

Самостийники злонамеренно, а иностранцы и некоторые русские по невежеству, называют его «великорусским».

Великорусского литературного языка не существует, если не считать народных песен, сказок и пословиц, записанных в XVIII–XIX веках. Тот, который утвердился в канцеляриях Российской империи, на котором писала наука, основывалась пресса и создавалась художественная литература, был так же далек от разговорного великорусского языка, как и от малороссийского. И выработан он не одними великорусами, в его создании принимали не меньшее, а может быть большее участие малороссы. Еще при царе Алексее Михайловиче в Москве работали киевские ученые монахи Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и другие, которым вручен был жезл литературного правления. Они много сделали для реформы и совершенствования русской письменности. Велики заслуги и белоруса Симеона Полоцкого. Чем дальше, тем больше югозападные книжники принимают участие в формировании общерусского литературного языка – Дмитрий Ростовский, Стефан Яворский, Феофан Прокопович. При Петре наплыв малороссов мог навести на мысль об украинизации москалей, но никак не о русификации украинцев, на что часто жалуются самостийники…

Еще в 1619 г. вышла в Евье[4] грамматика… написанная украинским ученым Мелетием Смотрицким, по которой свыше полутора столетий училось и малороссийское, и московское юношество, по которой учились Григорий Сковорода и Михайло Ломоносов. Ни тому, ни другому не приходило в голову, что они обучались не своему, а чужому литературному языку. Оба сделали крупный вклад в его развитие. В Московщине и на Украине это развитие представляло один общий процесс. Когда стала зарождаться светская поэзия и проза, у писателей тут и там не существовало иной литературной традиции, кроме той, что начинается с Нестора, с митрополита Иллариона, Владимира Мономаха, «Слова о Полку Игореве», «житий», «посланий», той традиции, к которой относятся Максим Грек,

Курбский и Грозный, Иоанн Вишенский и Исаия Ковинский, Мелетий Смотрицкий и Петр Могила, Епифаний Славинец-кий и Симеон Полоцкий, Ии. Гизель с его «Синопсисом», Сильвестр Медведев и Дмитрий Ростовский. Когда Богданович писал «Душеньку», Капнист «Ябеду» и «Оду на рабство», когда Гнедич переводил Илиаду – они создавали «российскую», но отнюдь не москальскую словесность. Ни Пушкин, ни Гоголь не считали свои произведения достоянием «великорусской» литературы. Как до, так и после Гоголя, все наиболее выдающееся, что было на Украине, писало на общерусском литературном языке. Отказ от него означает духовное ограбление украинского народа».