Тем самым он намечает путь для деятелей культуры Запада, следуя по которому можно было согласовывать истины Писания и светскую образованность, веру и разум. Сочинения Кассиодора и Боэция разделяет немногим более полувека, но сколь различны они в своих фундаментальных установках! Боэций старается сохранить достижения античного знания, систематизировать их, подготовить для наиболее плодотворного восприятия. Назревающие изменения в стиле мышления и характере обучения он пытается реализовать на их собственном поле, не обращаясь к религии и теологии.
Представителем другой тенденции в раннесредневековой культуре Италии был Бенедикт Нурсийский, основатель монашества на Западе. Отшельник из Субиако в 529 г. заложил аббатство Монтекассино, которому предстояло сыграть заметную роль в духовной жизни средневековья.
При закладке монастыря монахи разбили статую Аполлона и на ее месте воздвигли ораторий св. Иоанна. В этом был скрыт глубокий символический смысл. Бенедикт принадлежал к тем деятелям церкви, которые отрицали языческую культуру и более того - образование вообще. Бенедикт, обучавшийся в юности в традиционной римской школе, покинул ее не из-за нежелания или неспособности учиться, но по глубокому внутреннему убеждению, что христианину науки не нужны, ибо истинная его школа - это школа служения богу. Молитва и физический труд были главными обязанностями бе-{56}недиктинцев. При этом время, предписываемое "Правилами" св. Бенедикта для труда, было вдвое больше того, что отводилось для молитвы. Постепенно понятие труда в бенедиктинских монастырях было расширено. В "Правилах" вопрос о просвещении монахов лишь обозначен. Основатель Монтекассино считал, что для монахов довольно чтения или слушания религиозных книг и исполнения церковных песнопений. Однако постепенно в их занятия включаются и переписка книг, и хранение рукописей, и, наконец, организация школы. Все это происходит позже, не без влияния Вивария Кассиодора.
Основание Монтекассино знаменовало, что на смену античной школе познания и красноречия пришла школа служения и послушания Христу. Образованность не числилась среди главных христианских добродетелей.
Так постепенно выкристаллизовывался и укреплялся новый тип культуры христианский, средневековый. Однако было бы неверно полагать, что этот тип культуры полностью вытеснил наследие языческой древности. Одно из подтверждений тому - история бенедиктинского ордена, начавшаяся с разрушения статуи Аполлона - покровителя искусств, но затем воспринявшая и элементы античной культурной традиции. Монахи-бенедиктинцы впоследствии стали искусными переписчиками не только христианских рукописей, но и сочинений знаменитых язычников. При бенедиктинских монастырях начали организовываться и школы, которые в период раннего средневековья превратились в главных поставщиков грамотных людей.
Боэций стал одним из основных педагогических авторитетов западноевропейского средневековья. Его трактаты "Наставления к арифметике" и "Наставления к музыке" явились наиболее полноценными источниками, из которых последующие поколения могли черпать сведения по философско-математической и музыкальной проблематике, дебатировавшейся в античных школах. Эрудиты и педагоги раннего средневековья Кассиодор, Исидор Севильский, Беда Достопочтенный, Алкуин, Рабан Мавр опирались главным образом на эти трактаты. Высоко ценились они и в развитом средневековье, и даже в эпоху Возрождения. На одном весьма распространенном изображении "башни наук и искусств", относящемся к XIV-XV вв., Боэций олицетворяет собой Арифметику, подобно тому как Пифагор - Музыку, Евклид - Геометрию, Птолемей Астрономию, Цицерон - Риторику, {57} Аристотель - Логику. Учебниками Боэция пользовались в западноевропейских университетах почти до начала нового времени.
В союзе с Платоном и Аристотелем
Приблизившись к зениту жизни, Боэций задался целью, столь же великой, сколь и трудно осуществимой,- перевести на латинский язык все сочинения Платона и Аристотеля и показать глубокое единство двух величайших учений греческой философии, для чего снабдить свои переводы соответствующими комментариями. Он писал:
"Все тонкости логического искусства Аристотеля, всю значительность моральной его философии, всю смелость его физики я передам, придав его сочинениям должный порядок, переведу, сопроводя моими пояснениями. Более того, я переведу и прокомментирую все диалоги Платона. Закончив эту работу, я постараюсь представить в некоей гармонии философию Аристотеля и Платона и покажу, что большинство людей ошибаются, полагая, что эти философы во всем расходятся между собой; напротив, в большинстве предметов, к тому же наиболее важных, они в согласии друг с другом. Эти задания, если мне будет отпущено достаточно лет и свободного времени, я приведу в исполнение с большой пользой и в непрестанных трудах"1.
Итак, синтез учений Платона и Аристотеля? Вообще возможен ли он, да еще с той глубиной, которую задумал Боэций?
Отступая от хронологии, вспомним известную фреску Рафаэля "Афинская школа", на которой изображены знаменитые мыслители Эллады. В центре ее, рассекая и в то же время концентрируя пространство, прямо на зрителя движутся фигуры Платона и Аристотеля. Платон, величественный, благородный старец, похожий на поздний портрет Леонардо да Винчи, воздел указующий перст к небесам. Аристотель, чернобородый и буйноволосый, шагающий мощно и уверенно, всей рукой показывает на землю. Так великий художник Возрождения живописно представил свое собственное понимание и понимание своей эпохой существа учений Платона и Аристотеля. В платоновской философии виделась концентрация идеального и божественного, в аристотелевской - реалистическая заземленность, знание о земле и человеке в про-{58}тивовес платоновскому знанию о небе и высших сущностях. На кодексе, который держит в руке Платон, начертано "Тимей" - название самого "возвышенного" и сложного его диалога об устройстве мироздания. На фолианте в руке Аристотеля мы видим название "Этика", символизирующее столь важное для Возрождения учение о человеке и практической морали.
Платон и Аристотель - противостояние небесного и земного? Духовного и материального? Представление устойчивое до банальности. Что же, парадокс обыденного сознания и расхожих представлений часто состоит в том, что они очень мало соответствуют истине, но бывают чрезвычайно живучими. Но ведь если обратиться от них к более строгому судье - истории философии, то и здесь мы нередко найдем это противопоставление Платон - Аристотель, правда гораздо более сложное и "облагороженное", но все же - противопоставление. Благо, история их сложных взаимоотношений, многократно толкованная и перетолкованная, казалось бы, давала веские основания для этого. Ведь не зря же Платон отозвался о своем гениальном, но строптивом ученике Аристотеле: "Жеребенок, лягающий свою мать". И не зря Аристотель в конце концов покинул взрастившие его сады Академии, где безраздельно царил авторитет Платона, и основал свою школу - Ликей, одновременно и похожую и непохожую на Академию. Но несравненно больше, чем любые коллизии личных отношений, говорят о сходстве или противостоянии мыслителей их сочинения, их учения, а еще больше - судьбы этих учений в веках.
Многие современники мыслителей усматривали определенный аристократизм и "закрытость" в учении Платона в противовес "демократизму" философии Аристотеля. Но и то и другое было мнением избранных, а не гласом народа, для которого оба они были одинаково непонятны, а часто и попросту неизвестны, ибо философия оставалась достоянием интеллектуальной элиты.
Поздняя античность, а за ней и средние века тоже разделяли теолога Платона и физика и логика Аристотеля. Средневековая философия до XIII в. в основном имеет платоновскую окраску, а философский переворот конца XII-XIII в. связан с расцветом аристотелизма.
Платон и Аристотель - две вершины, обогнуть которые не могла в своем развитии философская мысль средневекового Запада, а в значительной мере и Востока. Эти вершины часто представлялись противостоящими по-{59}люсами: при этом как-то забывалось, что полюса все-таки находятся на концах одной оси, которая есть не только расстояние, их разделяющее, но и нечто их связывающее, делающее невозможным существование одного без другого. В лице Аристотеля греческая философия, выйдя за пределы Академии, устремилась в Ликей, "где возможности изучались пристальней, чем действительность, зато действительность оценивалась выше любой возможности. Аристотель прошел двадцатилетнюю школу в Академии и взял от платоновского идеализма все, что тот мог ему дать" 2. От погружения в неизъяснимые глубины божественного ума она двинулась к познанию тончайших оттенков живого бытия и постигающего его разума.