- За четыреста лет привыкнешь.

Каспар замер и уставился на незнакомца. На вид ему нельзя было дать больше сорока. Руки у него были обветренные, а на пальцах мозоли, как от тетивы лука.

- Что ты городишь?

Человек пожал плечами, не заботясь, верят ему или нет, что совершенно разозлило Каспара. Он продолжил ходить взад и вперед и даже ускорил шаг, но второй пленник больше не говорил ни слова. Наконец Каспар сел и подергал его за рукав.

- Ну? Собираешься мне объяснить, что тут творится?

- Если не успокоитесь - сойдете с ума, - грустно улыбнулся тот. - Что вам непонятно?

Каспар не хотел говорить о пыточной, полной горящей плоти и человеческих мучений. Не доверял своему голосу: вдруг сорвется на плач?

- Это они делают, чтобы вы отказались от жизни, - медленно и мягко стал объяснять пленник. - Здесь, в Иномирье, души сталкиваются со своей жизнью, очищаются и следуют дальше. Здесь надо попрощаться со своей жизнью, прежде чем начнется другая. Но иногда люди, например, мы с вами не хотят. Тогда лесничие силой заставляют нас отказаться. Конечно, кое-кто покрепче других.

- Я не могу отказаться от жизни! - выдохнул Каспар. - Мне надо назад.

- Да, и мне тоже. Только я еще не придумал, как вернуться. Но вернусь непременно.

- Как тебя зовут? - спросил Каспар.

- Какая здесь разница? Разве у потерянной души может быть имя?

- Ну, хорошо, как мне тебя называть?

- Абеляр, лучник барона Пеллинора Торра-Альтанского. - Он отсалютовал Каспару. - Судя по знаку у вас на одежде, вы из того же славного дома. Я заметил дракона еще в большом зале, потому и предупредил вас, чтобы вы не ели.

- Пеллинор! - поразился Каспар. - Это ведь он построил внешние бастионы и северную башню!

- Верно. Мы как раз занимались строительством, когда это случилось. По губам Абеляра скользнула легкая улыбка. - Теперь-то оно завершено?

- Разумеется, - уверил его Каспар.

- А войну мы выиграли? Мне уже говорили, что да, но приятно было бы еще раз услышать.

- Какую войну?

- С предателями кеолотианцами.

- Конечно, - со смехом ответил Каспар. - Мы с ними уже много сот лет как союзники.

- Никогда, сир, не верьте кеолотианцам, - сплюнул Абеляр. - Какой бы договор они ни подписали. Однако позвольте спросить, сир, как мне-то к вам обращаться?

- Меня зовут Каспар. Я единственный сын барона Бранвульфа, лорда Торра-Альты.

- Лорд Каспар, - поклонился лучник.

- Пожалуйста, зови меня просто мастер Спар. Меня почти все так зовут. Или даже просто Спар, здесь титулы ни к чему.

Абеляр пожал протянутую ему руку.

- Ну, не знаю, что бы сказал на это барон Пеллинор, - улыбнулся он. Итак, Спар, как ты здесь очутился?

- На нас напали волки, и Брид подобрала свирель.

- Свирель?

- Да. И Высокий Круг был этим очень недоволен. Абеляр восхищенно уставился на него.

- Свирель Абалона? Свирель лорда Дуйра? Каспар кивнул и спросил:

- А ты?

Абеляр вздохнул, будто проглотив слезы.

- Кеолотианцы несколько раз ходили на приступ крепости. Тогда лорд Пеллинор решил устроить вылазку в ущелье и отбросить их назад. Мы видели, как враг что-то копает на пределе полета стрелы, и боялись, как бы под крепость не подвели подземные ходы.

Каспар слушал очень внимательно. Одно дело читать об этом эпизоде в истории баронства, и совсем другое - повстречать его очевидца.

- Юный принц Галланд приехал поучиться военному делу под началом барона Пеллинора. Лорд Пеллинор велел мне охранять наследника престола. Большая честь, конечно...

Внезапно Каспара озарило. Абеляр. Абеляр Лучник, не может быть!..

- Я не отходил от принца ни на шаг, но кеолотианцы подкопались куда ближе к Тору, чем мы ожидали. Я не знал, что это произошло, пока не увидел стрелу у себя в груди. Рядом был лорд Пеллинор, я ничего не понял, только после догадался. Потом кровь потекла из раны, я почувствовал боль. Не мог вдохнуть. Мне пробило легкое, я захлебывался собственной кровью. Упал с лошади, но лука из рук не выпустил.

На глазах Абеляра блеснули слезы, он откинул одежду и показал гнойную рану с почерневшими краями - кожа вокруг нее омертвела.

- Лесничие говорят, что могут ее вылечить, и боль пройдет. Однако если я позволю им лишить меня раны от стрелы, что меня убила, значит, я смирюсь со своей смертью и отрекусь от права на возвращение, - вздохнул он. - А вообще-то они любую рану в состоянии исцелить.

- Знаю, - откликнулся Каспар, глядя на свою ногу.

- Принц Галланд еще совсем парнишка был, куда ему умирать. Я увидел, что кеолотианец в него целится. Я бы мог застрелить врага легко, только тетиву не сумел натянуть - слишком быстро слабел. Последнее, что я помню как лорд Пеллинор на полном скаку врезается в строй кеолотианцев. Если бы мне хватило сил, я бы спас принца Галланда.

- Не понимаю. Неужели принц Галланд для тебя так важен, что ради него ты четыреста лет терпишь мучения?

- Нет, не сам принц. Но у короля не было других прямых наследников. Поэтому трон должен был достаться его двоюродному брату.

- Сорстану, - вспомнил историю Бельбидии Каспар.

- Да. А если бы я выполнил свой долг, королем стал бы Галланд.

Каспар поморщился, вспоминая, почему это так важно, и наконец догадался. Конечно! Сорстан происходил из Офидии: его мать вышла замуж за дворянина из этой страны и там воспитала сына в местной вере. Люди Офидии давно уже отреклись от Великой Матери и стали поклоняться богу южных пустынь. Именно Сорстан впервые представил Новую Веру дворянам Бельбидии.

- Так началось угасание Старой Веры, - глухо сказал он.

- Да, - отозвался Абеляр, сидя на холодном полу и разглядывая свои руки. - И теперь ты видишь, в чем моя вина. Я должен был охранять принца. Теперь мне нужно вернуться и исправить свою ошибку. Я уже семи кратно обращался к Высокому Кругу, и всякий раз они выносили решение против меня. По их словам, есть лишь две причины для возвращения.

- Какие?

- Первая - это истинная любовь, - ответил Абеляр. - Любовь, что превыше гибели, любовь, которая объединяет души так крепко, что даже в смерти они остаются неразлучны. Для таких душ недостижимо блаженство Аннуина, если только они не вступят в него вместе. Вторую же причину Фагос назвал справедливостью, и вот здесь-то старейшины не могут прийти к общему решению. На последнем слушании моего дела Круг объявил, что не находит причины позволить мне вернуться. Но как могу я предстать перед Великой Матерью, если моя неудача подорвала основы веры?