Таузен отправился в Кельн, который в то время, как и ныне, был цитаделью папства. Очень скоро мистицизм его наставников стал вызывать отвращение у юноши. Приблизительно в это время он познакомился с произведениями Лютера. Он читал их с удивлением и восторгом и загорелся желанием увидеть реформатора, посоветоваться с ним. Конечно, он рисковал нанести оскорбление настоятелю монастыря и тем самым лишиться его поддержки. Вскоре все же выбор был сделан, и спустя некоторое время Таузен стал студентом Виттенбергского университета.

Вернувшись в Данию, он снова пошел в свой монастырь. Никто еще не подозревал его в приверженности к лютеранству; он не открывал своей тайны, но старался, не затрагивая предрассудков своих товарищей, направить их к более чистой вере и святой жизни. Он раскрывал Библию и объяснял ее истинное значение и наконец начал открыто проповедовать о Христе — единственной надежде грешников в оправдании и спасении. Страшен был гнев настоятеля монастыря, который возлагал такие большие надежды на него как на доблестного защитника римской церкви. Таузена немедленно перевели в другой монастырь, заключили в келью под строжайший надзор.

К ужасу его новых настоятелей, вскоре несколько монахов объявили себя протестантами. Через решетку своей кельи Таузен рассказывал своим сотоварищам об истине. Если бы эти датские отцы знали, как церковникам следует обращаться с еретиками, то никто больше никогда не услышал бы голос Таузена, но вместо того, чтобы отправить его в какую-то подземную темницу, они выгнали его из монастыря. Теперь они были бессильны. Только что вышедший королевский указ брал под защиту всех учителей новой веры. Таузен начал проповедовать. Церкви открылись перед ним, и народ толпами шел послушать его. Другие также проповедовали Слово Божье. Новый Завет, переведенный на датский язык, получил самое широкое распространение. Усилия папства приостановить эту работу привели к ее расширению, и спустя короткое время Дания заявила о принятии протестантской веры.

В Швеции молодые люди, наполненные живой водой из виттенбергского источника, поделились этим даром и со своими соотечественниками. Двое из вождей шведской Реформации, Олаф и Лаврентий Петри, сыновья кузнеца из Оребру, обучались под руководством Лютера и Меланхтона и, в свою очередь, ревностно проповедовали истину. Подобно великому реформатору, Олаф воодушевлял народ своим рвением и красноречием, в то время как Лаврентий, вдумчивый и уравновешенный, как Меланхтон, был более похож на ученого. Оба были людьми настоящего благочестия, больших теологических познаний и несгибаемого мужества в проповеди истины. Но и паписты не бездействовали. Католические священники настраивали против реформаторов невежественных и суеверных людей. Олаф Петри часто подвергался нападениям черни, и несколько раз ему едва удавалось спастись. Но тем не менее король с благосклонностью относился к этим реформаторам и покровительствовал им.

Под гнетом римской церкви народ влачил нищенское существование. Отчужденные от Писания, имея религию, которая сводилась к внешней символике и обрядности, но не давала света душе, люди возвращались к языческим ритуалам своих предков-идолопоклонников. Нация разделилась на враждующие партии, постоянная борьба между которыми усугубила всеобщую нищету. Король решил узаконить Реформацию в государстве и церкви, и всячески приветствовал этих способных помощников в борьбе с Римом.

В присутствии монарха и правящей верхушки Швеции Олаф Петри с величайшим умением защищал учение реформаторской веры в диспуте с католическими богословами. Он заявил, что учение отцов должно быть принято только в том случае, если оно находится в согласии со Священным Писанием; что все необходимые принципы веры изложены в Библии в доступной и понятной форме, так что все люди могут разобраться в них. Христос сказал: «Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня» (Ин. 7:16), и апостол Павел заявил, что если даже и он начнет благовествовать не то, что он принял от Бога, да будет анафема (см. Гал. 1:8). «Как же тогда, — сказал реформатор, — другие осмеливаются устанавливать догмы по своему усмотрению и навязывать их как нечто необходимое для спасения?» Он доказал, что постановления церкви не имеют никакой силы, когда они идут вразрез с заповедями Божьими, и провозгласил великий принцип протестантизма: «Библия, и только Библия» — правило веры и жизни.

Эта борьба, хотя она и малоизвестна, «открывает нам людей, которые составляли рядовых армии Реформации. Они не были малограмотными фанатиками, создающими вокруг себя шумиху. Нет, и еще раз нет. Они глубоко изучили Слово Божье и хорошо знали, как владеть оружием, которое дает им Библия. Что касается их познаний, то они далеко опередили свое время. Если мы обратим внимание только на такие блестящие научные центры, как Виттенберг и Цюрих, и на таких знаменитостей, как Лютер и Меланхтон, Цвингли и Эколампадиус, то нам, конечно, скажут, что это вожди движения, и естественно ожидать от них проявления незаурядного ума и блестящих свершений, а те, кто шел за ними, сильно отличались от своих вождей. Да, все это так, но давайте теперь обратимся к скромным событиям в Швеции, к скромным личностям Олафа и Лаврентия Петри — от учителей к ученикам. Что же мы находим?.. Это ученые и богословы, люди, познавшие всю полноту евангельской истины и без труда одержавшие победу над софистами и теологами Рима.

В результате упомянутого диспута шведский король принял протестантскую веру, а спустя некоторое время и парламент последовал его примеру. Олаф Петри перевел на шведский язык Новый Завет, и, идя навстречу желаниям короля, братья приступили к переводу всей Библии. Таким образом, шведский народ впервые получил Слово Божье на своем родном языке. Парламент постановил, чтобы во всем государстве служители церкви разъясняли Священное Писание, чтобы детей в школах побуждали читать Библию.

Благословенный свет Евангелия постепенно и уверенно рассеивал мрак невежества и суеверия. Освобожденная от римского угнетения нация достигла небывалого расцвета и величия. Швеция превратилась в одну из крепостей протестантизма. Спустя столетие, в час величайшей опасности, эта небольшая и прежде слабая страна, единственная в Европе, осмелилась протянуть руку помощи Германии во время ужаснейшей тридцатилетней войны. Казалось, что вся Северная Европа вновь сделается добычей тирании Рима, но шведские армии помогли Германии остановить продвижение папистов, добиться религиозной терпимости для протестантов — и кальвинистов и лютеран — и возвратить свободу совести странам, принявшим Реформацию.

В то время, когда Лютер вручил народу Германии прежде недоступную ему Библию, Тиндаль, побуждаемый духом Божьим, сделал то же самое и в Англии. Библия Уиклифа переводилась с латинского текста, в котором имелось много ошибок. Она никогда не была отпечатана, а цена переписанной от руки книги была так велика, что только богатые люди и дворяне могли приобрести ее. К тому же она была запрещена церковью и получила самое незначительное распространение. В 1516 году, за год до появления тезисов Лютера, Эразм осуществил первопечатное издание Нового Запета на греческом языке, а вскоре появился и его латинский перевод. Теперь Слово Божье впервые было напечатано на языке оригинала. В этом издании были исправлены ошибки многих предыдущих переводов и уточнен текст. Это помогло многим образованным людям лучше постичь истину, и, конечно, послужило толчком в деле Реформации. Однако Слово Божье по-прежнему в большей степени оставалось недоступным для простого народа. Тиндаль должен был окончить начатое Уиклифом дело и дать Библию своим соотечественникам.

Усердный исследователь и серьезный искатель истины, он принял Евангелие, читая изданный Эразмом Новый Завет на греческом языке. Он бесстрашно проповедовал свои убеждения, настаивая на том, чтобы любое учение должно проверяться Священным Писанием. На заявление папства, что Библию дала церковь, и только она одна может ее толковать, Тиндаль отвечал: «Вы знаете, кто научил орлов отыскивать себе добычу? Итак, Тот же Самый Бог и учит Своих голодных детей искать Отца в Слове Его. Не вы дали нам Писание, напротив, вы скрывали его от нас; вы отправляли на костер тех, кто проповедовал его; да если бы только вы могли, вы сожгли бы и само Писание».