Всего несколько дней прошло с тех пор, как евреи заключили торжественный завет с Богом, обещая повиноваться Ему. Трепеща от ужаса, они стояли тогда перед горой, внимая словам Божьим: “Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим”; Слава Божья еще покоилась на Синае перед глазами всего собрания, но они отвернулись от нее и потребовали других богов. Они “сделали тельца у Хорива, и поклонились истукану, и променяли славу свою на изображение вола, ядущего траву” (Лк. 105:19,20). Разве можно было проявить большую неблагодарность, можно ли осмелиться на большее оскорбление Тому, Кто открыл им Себя Как нежный отец и всемогущий царь.
Еще на горе Моисей был предупрежден относительно отступничества, происшедшего в стане, и получил указание немедленно возвращаться. “Поспеши сойти, – сказал ему Господь, – ибо развратился народ твой, который ты вывел из земли Египетской; скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им: сделали себе литого тельца, и поклонились ему”. Бог властен был с самого начала положить конец этому бунту, но, дав возможность возмущению достичь своего предела. Он добился того, чтобы из наказания, постигшего участников измены и отступничества, каждый мог извлечь для себя надлежащий урок.
Божий завет с Его народом стал недействительным, и Господь объявил Моисею: “Итак оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя”. Господь видел, что Израильский народ, и в особенности иноплеменники, склонны постоянно восставать против Бога; что они всегда будут роптать против своего вождя, огорчать его своим неверием и упрямством, и привести их в обетованную землю окажется весьма нелегким испытанием. Их преступления уже лишили израильтян права на милость Божью, и справедливость требовала их гибели. Поэтому Бог предложил уничтожить их и произвести от Моисея могущественный народ.
“Оставь Меня… и истреблю их”, – прозвучали слова Бога. Если Он решил уничтожить Израиля, кто мог вступиться за него? Кто бы в таком случае не предоставил грешников участи, которую они заслужили? Кто с радостью не променял бы свою жизнь, исполненную тяжелого труда, забот, самопожертвования и получаемых в ответ ропота и неблагодарности, на почетное, спокойное положение, если Сам Бог предлагал освобождение.
Но там, где, казалось, был только мрак разочарования и гнева, Моисей уловил проблески надежды. В словах Божьих: “Оставь Меня” он услышал не только негодование, но и возможность заступничества, заключавшуюся в том, что только молитвы Моисея могут спасти Израиль и что только благодаря его мольбам Бог пощадит Свой народ. Он “стал умолять Господа, Бога Своего, и сказал: да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою”.
Бог сказал, что Он отверг Свой народ. Он говорил Моисею об израильтянах: “народ твой, который ты вывел из земли Египетской”. Но Моисей смиренно отказался от управления Израилем. Они были не его, но Божьи – “народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою”. Что будет, повторял он, если египтяне будут говорить: “На погибель Он вывел их, чтобы убить их в горах и истребить их с лица земли”?
В течение нескольких месяцев, с тех пор как Израиль оставил Египет, весть о чудесном избавлении разнеслась среди всех окружающих народов. Ужас и страх надвигающейся опасности охватил язычников. Все ожидали, что еще Бог Израиля совершит для Своего народа. Если теперь они погибнут, их враги восторжествуют, а Бог будет обесчещен. Тогда обвинения египтян оправдаются: вместо того чтобы вывести их в пустыню для жертвоприношения. Он их самих сделает жертвой. Они не поймут, в чем грехи Израиля, и гибель народа, который Он столь замечательно прославил среди всех остальных, навлечет порицание на Его имя. Какая великая ответственность лежала на тех, кого Господь так высоко отличил, позволив прославить Его имя на земле! С какой осторожностью следовало им остерегаться греха, чтобы не навлечь на себя Его судов и не вызвать нареканий на Него у нечестивых.
Когда Моисей ходатайствовал за Израиля, робость его отступила перед глубокой преданностью и любовью, которые он питал к тем, для блага кого, будучи орудием в руках Божьих, он сделал так много. Господь внял его мольбам и удовлетворил его самоотверженную молитву. Бог испытал Своего раба. Он испытал его верность и любовь к этому заблудшему и неблагодарному народу, и Моисей с честью выдержал это испытание. Его преданность Израилю истекала не из себялюбивых побуждений. Благоденствие избранного Божьего народа было ему дороже, чем личная слава, дороже, чем преимущество стать родоначальником многочисленного народа. Богу было приятно видеть его верность, сердечную простоту, честность, и Он возложил на него, как на испытанного пастыря, великую ответственность – вести Израильский народ к обетованной земле.
Когда Моисей и Иисус Навин сходили с горы, первый из них нес скрижали откровения. До их слуха доносились крики и голоса возбужденной толпы, очевидно, находящейся в состоянии безумного волнения. Как воин Иисус Навин прежде всего подумал, что на них напали враги. “Военный крик в стане”, – сказал он. Но Моисей точнее разобрался в доносившихся к ним возгласах. Это был не шум боевой схватки, а шум веселья. “Это не крик побеждающих и не вопль поражаемых; я слышу голос поющих”.
Приблизившись к стану, они увидели людей, которые с криками плясали вокруг своего идола. Это была обычная картина языческого разгула, подражание языческим празднествам Египта, – но как непохоже все 'это на торжественное и благоговейное служение Богу! Моисей был поражен. Он только что покинул место присутствия Божественной славы и, несмотря на предупреждение о случившемся в стане, все же не был готов к тому, чтобы увидеть такую безобразную картину падения Израиля. Гнев обуял его. Выражая свое отвращение к их преступлению, он бросил каменные скрижали на землю, и они разбились на глазах всего народа – знак того, что люди нарушили свои обещания Богу, и Он упразднил Свой завет с ними.
Моисей прошел сквозь толпы пирующих в стане и, подойдя к идолу, схватил его и бросил в огонь. Позже он превратил в порошок то, что осталось от тельца, и бросил в текущий с горы поток, заставив весь народ пить эту воду. Так была показана полнейшая ничтожность кумира, которому они поклонялись.
Великий вождь вызвал к себе брата, виновного в случившемся, и сурово спросил: “Что сделал тебе народ сей, что ты ввел его в грех великий?” Аарон пытался защитить себя, ссылаясь на требование народа, утверждая, что если бы он не уступил их настояниям, они предали бы его смерти. “Да не возгарается гнев господина моего, – сказал он, – ты знаешь этот народ, что он буйный. Они сказали мне: "сделай нам бога, который шел бы перед нами; ибо с Моисеем, с этим человеком, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось". И я сказал им: "у кого есть золото, снимите с себя". И отдали мне; я бросил его в огонь, и вышел этот телец”. Он хотел заставить Моисея поверить, что совершилось чудо – брошенное в огонь золото под воздействием сверхъестественной силы превратилось в тельца. Но эти оправдания и увертки не помогли ему. Он получил по заслугам как главный виновник.
То обстоятельство, что Аарон был более других благословлен и возвеличен в народе, делало его грех еще более отвратительным. Это Аарон, “святой Господень” (Пс. 105:16), изготовил идола и устроил праздник. Это он, назначенный быть устами Моисея, о ком Сам Бог свидетельствовал: “Я знаю, что он может говорить” (Исх. 4:14). И он не воспрепятствовал дерзким замыслам идолопоклонников. Он, через кого Бог изливал Свои суды над египтянами и над их богами, равнодушно слушал возгласы толпы перед литым изображением: “Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!” Это он, взошедший вместе с Моисеем на гору и созерцавший славу Господню, убедившийся, что проявленное всемогущество не давало никаких оснований для создания конкретного изображения. Это он претворил виденную им славу в образ тельца. Он, которому Бог доверил наставлять людей в отсутствие Моисея, одобрил их бунт. “На Аарона весьма прогневался Господь и хотел погубить его” (Втор. 9:20). Но в ответ на сердечное заступничество Моисея он был пощажен, и в сокрушении и раскаянии за совершенный грех вновь обрел благоволение Божье.