Больше всего возни было с отцом, коллежским регистратором Витушишниковым. Прежде всего он вовсе не оказался таким престарелым, как предполагалось. Затем воспротивился переселению на Крестовский остров, где отныне должен был исправлять обязанности отца.

Ссылался при этом на доводы такого характера, что ему далеко будет с Крестовского острова на службу, что он живет на Васильевском острове семнадцать лет и т. п. Поручику Кошкулю 2-му пришлось даже прикрикнуть на него. С другой стороны, поручик прельстил его курятником, имевшимся при доме, где можно будет содержать кур.

По переезде малолетный Витушишников научился бойко барабанить зорю. Его сразу же было решено отдать в одно из закрытых военно-учебных заведений.

Затем разыгрался эпизод, о котором упоминает один из историков.

Молодые великие княжны совершенно случайно на прогулке проезжали мимо домика, где жил малолетный г. Витушишников со своим престарелым отцом-инвалидом. Отрок стоял у ворот, одетый в мундирчик закрытого военно-учебного заведения, и, завидя проезжающих, ударил барабанную дробь. Тут же стоящий инвалид-отец поднес великим княжнам на простом блюде, покрытом чистым полотенцем с кружевами, хлеб-соль.

Между тем не была забыта и будка градских стражей. На ней над самым окошком воздвиглась простая белая мраморная доска с золотыми буквами: "Император Николай I изволил удостоить эту будку своим посещением в день 12-го февраля 184...-го года и присутствовать при отогревании утопающей".

36

Граф Клейнмихель был в упадке. Выгнанный за выражение "финансовая смета", непозволительно проворонив случай с вопросом о Родоканаки, он видимо опустился. С трудом принуждал себя бриться, порос рыжим пухом. Ему ставили припарки, давали грудные порошки, его непрерывно тошнило. Появились признаки геморроидального состояния. Изредка электрикомагнитический аппарат принимал слабые стуки. В минутной надежде на то, что стучит император, граф бросался в телеграфную каморку, отталкивал дежурного офицера, но аппарат затихал. То ли воля императора, то ли действие атмосферных колебаний. При всем том был еще обременен обязанностями. Как раз в это время решался трудный вопрос о железнодорожных тендерах. Граф всегда считал тендера особым видом морских шлюпок и теперь решительно не знал, что делать с ними на суше. А суммы требовались большие.

Приезжавшая к графу его сестра, пожилая девушка, видя брата в отчаянном состоянии, просила его пойти в кирку помолиться.

Граф ответил ей, что в кирку не пойдет, потому что Лютер - скотина.

- Православие, самодержавие и народность, - сказал он потрясенной девушке, - а Лютер - скотина.

37

Министерство двора сосредоточивало в себе фрейлинскую часть, императорскую Академию художеств, охоту, духовенство и конюшенную часть. Заведующий государственным коннозаводством Левашов быстрым шепотом говорил:

- Стать, стать и стать, милостивые государи! Какая стать! Какие статьи! Бока!

Прусский художник Франц Крюге, которого специально приглашали из-за границы писать портреты, говорил о знаменитой Фаворитке:

- Главное ноги; поджарость ног - признак породы. Овальный круп и крутые бока.

Опытная камер-фрау Баранова так определяла состояние и служение фрейлин:

- Фимиам. Готика, готика, готика. Вы слышите запах?

Камер-фрау Баранова учила молоденьких фрейлин твердости. В Петергофе, в домике императрицы, куда она иногда заезжала, было чрезвычайно сыро, капало со стен. Домик напоминал более всего античный небольшой храм, но был устроен на крошечном острове среди озера, ранее бывшего болотом.

В этом озере была поставлена гипсовая статуя девушки, которую воды омывали ниже пояса. Когда какая-нибудь фрейлина жаловалась на сырость, камер-фрау брала ее за руку и указывала на статую:

- Учитесь у нее, - говорила она.

Император убрал домик разными вещами античного характера. Были сделаны точные копии с лампад, открытых при раскопках языческого города Помпеи, засыпанного пеплом вскоре после рождества Христова. К общему скандалу, все лампады оказались крайне двусмысленного вида и вызывали на неописуемое сравнение. Фрейлинам было раз навсегда запрещено об этом думать, а по своему призванию они даже не могли знать о предметах сравнения.

Камер-фрау Баранова объяснила им лампады.

- Это готика, - сказала она, - это, правда, еще языческая готика, но все же готика.

Храм, который император приказал соорудить у себя в Александрии, своей петергофской даче, "малютка-храмик", как называли его, был чистой готикой и не походил на пузатые купола. Указывая на стрельчатые окна и каменные кружева и оборки по углам, камер-фрау Баранова говорила:

- Учитесь у них.

Фрейлины были полны какого-то воздушного стремления и по утрам сообщали друг другу сны. Они отличались большой чуткостью и ловили неясные намеки. Фантастика владела ими. Мисс Рэдклифф была их моральный катехизис.

- Магнетизм, магнетизм, о, этот магнетизм! - говорили они.

Со времени ссоры императора с Нелидовой - все пришло в необычайное волнение. Ловили друг друга в углах и пожимали украдкою значительно руки. Обменивались взглядами. Составлялись партии, между которыми шла война, незаметная для посторонних. Почти все перестали спать, почти всем снился то император, то Варенька Нелидова. Одной из фрейлин явилась тень Марии-Антуанетты. Другой фрейлине во сне явился император Александр I и сказал: "Это я", - но к чему, точно неизвестно.

Между тем сама Варенька Нелидова, обнаружив при разрыве с императором изумившую всех смелость, после разрыва сразу же пала духом. Явиться самой или постучать по электрикомагнитическому аппарату она боялась до смерти.

38

Утром вдруг произошло чудо.

Пришел человек удивительно обыкновенного вида, в чуйке, и принес пакет со вложением двухсот тысяч рублей асс. На пакете была надпись: A M-lle Nelidoff 1. При деньгах обнаружена записка: "На детский приют. Коммерции советник Р.". Человека спросили, не сказано ли ему передать что-нибудь изустно, на словах. Человек попросил помолиться за заключенных и ушел, оставив всех в недоумении.

1 Мадемуазель Нелидовой (франц.).

К кому поехать, кому сообщить, с кем посоветоваться о деньгах?

Были еще живы обломки старых фрейлинских поколений, знавшие эпоху Марьи Саввишны Перекусихиной. Но донельзя опытные, эти ветеранши были глухи или слепы, ничего не знали о магнетизме и употребляли убийственные конногвардейские слова.

Из эпохи предшествующего царствования, которая среди фрейлин называлась эпохой Мари - по имени Марии Антоновны Нарышкиной, - были фрейлины, но они оставались в полном небрежении и, когда являлись ко двору, семенили от волнения, как маленькие девочки.

Затем, уже при новом императоре, была вначале эпоха маскарадов, когда он сливался со страной и нисходил к дамам третьего сословия, а вслед за нею - эпоха разнообразия.

С камер-фрау Барановой можно было говорить о чуде, но о деньгах неуместно.

Советоваться было не с кем.

Нелидова поехала к графу Клейнмихелю. Граф Клейнмихель и жена его, кавалерственная дама, родственница Нелидовой, пришли в сильное волнение. Граф дрожал как бы под действием электрикомагнитического тока.

- Двести тысяч, - говорил он. - Для малолетных бедных! Это для них много.

Прежде всего он спросил Нелидову, о каком приюте шла речь в записке. Но Нелидова и сама не знала. Тогда кавалерственная дама, просмотрев списки всех существующих приютов, установила, что Нелидова действительно является членом-покровительницей дома призрения малолетных бедных.

Ни адрес этого учреждения, ни его размеры не были указаны; Варенька Нелидова никогда в нем не бывала.

Граф Клейнмихель посоветовал деньги принять, а о приюте навести справки.

- Деньги немедля принять, - сказал он Нелидовой, - и без всяких отлагательств молиться за заключенного.

- За какого заключенного? - спросила в ужасе Нелидова и зажмурилась.