Руки мужчины так и мелькали – нажимали на какие-то рычажки, постукивали по спусковому крючку, разбирали и вновь собирали пистолет. Питер видел, как это делали полицейские охранники в суде, объясняя действие того или иного оружия.

– Нажимаете на крючок – и ничего не происходит. Можно держать его в ящике стола с пустым патронником и дулом, опущенным вот так. А курок на полувзводе. И нажмите ручной рычажок предохранителя. Вот. Но конечно, вам надо будет все-таки попрактиковаться. Займет некоторое время к нему приноровиться. Зато если преступник очутится в спальне, жена ваша не растеряется, не будет путаться и сумеет все сделать, как надо.

Продавец поднял взгляд, ожидая ответа.

– Давайте так, – неуверенно попросил Питер, – пусть это будет тот, о котором вы рассказали раньше. Тот, который берешь и стреляешь. – Он представил себе жертву. Кого? Винни или брата Робинсона, врывающегося в дом среди ночи? Он, заслышав шум, стоит в темноте в боевой готовности, и что бы ни случилось потом, у него будет оправдание, что, стреляя, он оборонялся.

Продавец вытащил еще один пистолет.

– Ну а этот, триста пятьдесят седьмой, короткоствольный, стреляет стодвадцатипятиграновыми патронами «ремингтон». Заряд отличный. Эта пушка – настоящий убийца. Оставляет дырки дай бог. Отдача, правда, сильная, и дуло подпрыгивает. Впечатление такое, будто гаубицу в руке держишь. Отдача главным образом в руку, в дуло – меньше.

– Почему это так важно? – желая подыграть ему, поинтересовался Питер. Еще раньше он позвонил Стайну и должен был в этот день, пока Хоскинс наворачивает свой обед, встретиться с Каротерсом.

Начальник отдела убийств, как не раз замечал Питер, ел с какой-то остервенелостью, словно кто-то хотел отнять у него тарелку.

– Потому что, несмотря на боль в руке, ствол очень маневренный, секунда – и следует новый выстрел. Понятно? Эта штука выдерживает давление в тридцать три тысячи единиц, так что можете, не сомневаясь, заряжать этого убийцу патронами SJHP. Курок взводить не надо, одно движение – и выстрел. Со ста ярдов эта старушка превращает человека в куль с мукой. – Продавец говорил восторженно, с придыханием, голос звенел от неприкрытого волнения. – Так что можете себе представить, что она делает с расстояния в десять футов.

– Сколько же это стоит? – спросил Питер.

– Это обойдется вам примерно в три с половиной сотни. Понадобится еще несколько коробок с патронами. Мы можем вместе с чеком и разрешение выправить, и федеральную форму заполнить. Вы же по юридическому ведомству числитесь, так что никаких осложнений не предвидится.

Продавец пожевал губами, внимательно вглядываясь в Питера.

– Слушайте! Так вы же тот самый парень, что разыскивает убийцу, кокнувшего племянника мэра, да? А вдобавок и его подружку, или кем она ему там была? Ну конечно же! – Сдержанная предупредительность уступила место тайному энтузиазму. – Я жене как раз вчера говорил: «Этот парень знает, как с такими надо поступать, он им спуску не дает!» Я следил, как там и что… И я рад, ужасно рад знакомству. Меня Сэм зовут! – Мужчина протянул руку с таким видом, словно радость от знакомства была взаимной. – Только знаете, ну, это между нами, конечно, я не считаю, что мэр у нас стоящий, и болтает он много ерунды, но это не имеет значения. Как и то, что я не голосовал за него. А имеет значение то, что пойман еще один бандюга с улицы. Ах, какой же у нас раньше город был! И хорошо, что сюжет этот по телевизору показали, хоть мэр наш не то чтобы очень. Хорошего мэра мы, считай, с Риццо не имели! Сколько же мэров с той поры сменилось? Три, четыре? Вот я и сказал жене: «Мне нравится, как этот парень ведет себя с этим чертовым педерастом, репортером с модной прической, нравится, как он ему заехал под дых: „…В настоящее время…“ Полгорода ждет не дождется, чтобы вздрючили мерзавца!» Так-то!

Повезло же с этим энтузиастом-оружейником, нечего сказать. Теперь может разболтать всем своим друзьям, какому важному человеку продал пушку. И Питер покинул магазин без покупки и даже без объяснений. Снег теперь валил вовсю, метель нарастала.

Убийца в оружии разбирался тоже. Одетый в новый костюм, с руками в наручниках за спиной, Вэйман Каротерс вышел из лифта вместе с адвокатом Стайном и двумя сопровождающими его полицейскими – охрана, полагавшаяся обвиняемым; шел он молча, прикусив кончик языка. Каротерс оказался выше и тоньше, чем ожидал Питер, он выглядел даже тощим, как бы недокормленным не то в последнее время, не то вообще. Двигался он несколько напряженно: мешали раны, которые еще не совсем зажили. Питер провел всю компанию в конференц-зал. Тронул за плечо полицейского:

– Снимите с него наручники и подождите снаружи.

– Да? – удивился другой полицейский.

– Мы справимся.

Коп, щелкнув, снял с заключенного наручники и уселся за дверью, которую Питер прикрыл за ним. В зале стояли длинный стол, стулья, сломанная кофейная машина, и над всем этим нависал уродливый низкий потолок.

Каких только обвиняемых не перевидел на своем веку Питер, – от гнуснейшего до вполне привлекательного, отъявленных мерзавцев и людей симпатичных и разговорчивых; но как те, так и другие могли проявлять неуступчивость, а могли, наоборот, рыдать от раскаяния. Лицо Каротерса было красивым и настороженным, а сильное, с вихляющимися руками и ногами тело заставляло подозревать в нем способность, разозлившись и бросаясь в атаку, тут же пускать в ход кулаки, как это делают боксеры среднего веса. Он стоял, отрешенно потирая руки, как бы сглаживая беспомощное состояние, в котором он очутился.

– Садитесь, Каротерс, – кивнул ему Питер.

Он вступал в игру без правил. Он бы предпочел, чтобы рядом находился Берджер, но ему он больше не доверял. Если Хоскинс узнает об этом посещении, Питеру придется давать объяснения, а возможно даже, его снимут с этого дела. Но Хоскинс, как и большинство сотрудников, были на обеде, и Питер таким образом получал возможность немного пощупать то, на что намекал в разговоре с ним Стайн. Хоскинс, которого после десяти лет его пребывания в офисе судейские побаивались и уважали, не потерпит двусмысленных намеков со стороны защиты. Альтернативные доводы, противоречивая информация, противоречащие друг другу показания свидетелей – все это необычные помехи на пути к реальности, пути, которым следовал Хоскинс, добиваясь одного обвинительного приговора за другим с упорством буйвола, протаптывающего себе дорогу в туче вьющейся над ним мошкары. Надо отдать справедливость Хоскинсу, он был не совсем неправ, когда игнорировал любые попытки защиты уменьшить срок или же вовсе снять обвинение, так как защитников отличает хитрость, дошлость и полнейшая беспринципность. Но случалось, что Хоскинс и упускал мелькнувшую, как метеор, истину, и сейчас Питер был рад, что начальника нет на месте.

– Ну, хорошо, – начал Питер. – Времени у меня немного. Так что же вы хотели, джентльмены?

Стайн раскрыл свою папку.

– Мой клиент готов предоставить важную информацию в обмен на неучастие его в судебном разбирательстве в деле об убийстве Уитлока.

– Ерунда, – машинально возразил Питер, – вы это и сами отлично знаете. Никакие торги в делах об убийстве невозможны. А у нас имеются весьма веские доказательства. Почему бы я стал идти вам навстречу?

– Потому что в смерти девушки мой клиент неповинен.

– Вы пытаетесь спасти клиента от неминуемого смертного приговора, вычленяя одно преступление и отделяя его от другого. Но у нас слишком много доказательств. – Он переиграет этого Стайна, перетянет канат! – Имеется свидетельница, утверждающая, что видела его в холле. Имеются телефонные звонки – во второй квартире детективами обнаружено оружие, обнаружены наркотики. Из тела Уитлока извлечены пули, идеально подходящие к оружию, которое найдено в квартире. По-видимому, Вэйман, задушив девушку, немного выждал, после чего – бум! – и застрелил юношу. Зачем после этого мне что-то слушать?

– Не все-то ты знаешь, парень, – буркнул себе под нос Каротерс.