– Она поверила?

– Вроде бы да, а на самом деле – не знаю. А неделю-другую спустя та женщина заявилась ко мне в офис. Она была в городе до конца дня. Мы вышли с ней, выпили, потом отправились в отель. Я воспользовался кредиткой. Наличными у нас распоряжалась жена. Заработавшись, я забыл о счете и о том, что необходимо его перехватить. А может быть, в глубине души я и хотел быть уличенным, чтобы снять с души груз. В общем, расспрашивать, зачем я останавливался в отеле в своем родном городе, жене не понадобилось.

– В моем случае проблема не в неверности.

– В буквальном смысле вы правы, но в расширительном – нет, – сказал Маструд. – Я не о подсчете реальных измен говорю, не о моральном крючкотворстве, а о процессе постепенного прозрения. Видите ли, нам следует уяснить себе то, что неконтролируемые страсти хаотичны и разрушительны, ясное осознание этого факта помогает цементированию общества; страсть должна обрести определенную форму. Такой формой и является брак. Можно быть неразборчивым в сексе, но нельзя быть неразборчивым в своих обязанностях и сознании своей ответственности, понимаете? А безответственная и неразборчивая сексуальность, как у тех девчонок, которые беременеют в четырнадцать лет просто потому, что не знают, куда себя деть, хоть и знают все насчет контрацептивов, и эта сексуальность не только рушит их собственную жизнь, она рушит и общество. Я понимаю, что вам это все известно, но я призываю вас спроецировать это на вашу собственную жизнь. Верность – это упорядоченная сексуальность, сознательный выбор ответственности. Я знаю, что существуют иные аспекты данной проблемы, что бывают браки действительно неудачные, что есть такая вещь, как однополые браки, но в целом рассуждения мои правильны. Когда вы решаете не трахаться с кем попало, то тем самым вы соблюдаете клятву верности, данную вами не только жене, но и обществу, более того, этим вы выражаете и верность тем, кому вы симпатизируете, тем, кого хотели бы видеть своим партнером. Должен вам сказать, что, начав изменять, увязаешь в трясине, потому что естественной – подвластной интуиции – измены не существует. Мужчины, а также женщины, состоящие в браке, находятся в единении с обществом при условии, что в жизни их нет места изменам. Это похоже на проповедь, но я не проповедую. Все, что я хочу, это напомнить вам, что все мы существуем в обществе, в той или иной степени единения с ним, безразлично, сознаем мы это или же не сознаем. Общество – это и есть в известном смысле брак, по крайней мере, так было испокон века. Вот то, что мы утратили, но что мы смутно помним и что желали бы вернуть.

Питер вспомнил выражение лица Дженис, когда она, голая, пятилась из спальни, и как он глядел на нее в этот момент – момент муки, когда сердце готово разорваться пополам, по крайней мере, так кажется тебе в это мгновение. Слишком много раз ее предавали: сначала предал отец, затем мать, не только не сумевшая защитить ее от отца, но и покинувшая ее в результате самоубийства. Как могло случиться, что вся его страсть, вся жизнь – годы и годы жизни – подвели его к этому моменту предательства? Он взглянул на часы. Стоит ли опоздания полученный урок? Да и получил ли он урок, способен ли усвоить его?

– Что я имею в виду, так это то, что верность – понятие более широкое, чем верность только в сексуальном смысле. Если вы вдумаетесь, то увидите…

– Какого черта вы мне здесь толкуете о верности? – громко завопил Питер. – Я был верен жене! Что у вас вместо головы, Маструд? Кочан капусты? Я только и хочу быть ей верен! Это она меня бросила!

– В каком-то смысле из-за вашего отсутствия верности ей. Не сексуальной. Вы что, притворяетесь тупым?

Питер разозлился, несмотря на некоторое смущение.

– Я хочу сказать, что если вы поймете, в чем вы перед ней провинились, чего не сумели ей дать, вы, может быть, отпустите ее с большей готовностью и поищете для себя другую возможность хранить кому-то верность!

Какое-то время они сидели молча. Если принять точку зрения Маструда, то как же мелки и бессмысленны все его потуги, жалкие усилия душевно убогого карлика! Страшно представить себе, что после стольких лет он так и не смог стать ей близок.

– Не претендую на то, что чему-то вас научил, – почти шепотом проговорил Маструд.

Надо выбираться.

– Ну и как вы теперь? – продолжал толстяк. – Готовы отпустить жену, пойдете на развод?

Питер поднялся. Не станет он оплачивать счет Маструда. Не за что тут платить.

По возвращении в офис его ожидали дурные вести. Группа крови Джонетты Генри была ВВ, в то время как пальто Каротерса, в котором он был задержан, было измазано его собственной кровью группы О. Исследования можно было и продолжать, ведь с научной точки зрения кровь – субстанция индивидуальная, и у каждого человека она чем-то отличается, но простые анализы показали, что ничего, прямо связывающего Каротерса с убийством Джонетты Генри, Питер все еще не имел.

Это обескураживало и означало, что миссис Бэнкс, возможно, и вправду знала, о чем говорила.

Питер представил ее себе на свидетельском месте. Да любой защитник, к примеру, типа Моргана, в два счета собьет ее с толку и заставит взять назад свои показания. Ее видимая осведомленность во всем, что касается Джонетты, имеет ряд существенных изъянов – например, ей неизвестно, кто является отцом Тайлера. Даже происшествие в ресторане оставалось для Питера во многом неясным. Он не мог разобраться в том, кто были эти двое мужчин. Возможно, это просто родственники, не имеющие к делу никакого отношения. И как отыскать ее? Подключать к этой истории детективов он не хотел, а заниматься поисками самому у него не было времени.

Но он знал, кто тут мог оказаться полезным – практикантка Черил Игер, в числе прочих студентов-юристов прикомандированная к прокуратуре. В отличие от прочих практикантов, она была чернокожей, и, значит, дело об убийстве Даррила Уитлока имело для нее дополнительный интерес – на успехи юноши она, должно быть, равнялась. Черил была девушкой тихой, серьезной и не болтливой, из тех, кто больше слушает, чем говорит. Отец ее был доктором, мать преподавала английский в колледже Свортмор. Осенью, во время беседы с Питером, девушка призналась, что не очень хочет становиться прокурором, а практику здесь проходит потому, что считает необходимым досконально изучить работу прокуратуры, если собирается успешно защищать людей. На Питера такая откровенность произвела впечатление, и он уже тогда подумал, что работать девушка станет хорошо. За первую же неделю своей практики она доказала это столь убедительно, что стала нарасхват: Питер редко получал возможность претендовать на ее время, настолько загружали ее работой другие прокуроры. Но тем не менее, когда задание следовало выполнить особенно хорошо, он поручал его Черил Игер. Как и сейчас, когда он доверил ей поиски миссис Бэнкс. Черил, видимо, станет помалкивать о задании, и, что еще важнее, Хоскинса вряд ли заинтересует, чем там занимается какая-то практикантка. Он ее и не заметит.

Приемные часы в больнице оканчивались в пять, и, значит, навестить мать еще раз он не сможет. Но он забрал из парковочного гаража свою машину и направился к родительскому дому. Может быть, ему удастся перекусить с отцом и перекинуться с ним парой слов. Он нажал на газ с внезапным остервенением, в новом приступе ярости, ставшей для него обычной. Как же подобострастно вел он себя с Маструдом! Надо было овладеть ситуацией, подчинить ее себе, а не рыскать с фонариком по темным закоулкам сознания, не желая этого делать! И Хоскинсу он позволяет бог знает как с собой обращаться – самому противно! Да он, Питер, стоит десятка таких, как Хоскинс! Овладеть ситуацией! Чтобы щелкнуть пальцами и все замирали в ожидании следующей команды. Неужели ему это не дано? Схватить, сжать в ладони и не выпускать, знать, что это твое! Он хочет вернуть Дженис, хочет обрести власть над нею и ее чувствами, чтобы и она была в кои-то веки счастлива и довольна. Он всей душой хочет заставить ее забыть о ее несчастном детстве, хочет заново переписать историю, уничтожить самую память обо всем том, что испортило ее детство, возродить ее счастливой и цельной, без изъяна, такой, какой он желает ее видеть. И с этим чудищем Эпплом с его гигантским… надо поступить точно так же – подчинить себе ситуацию и, возможно, показать ему, черт побери, кто в доме хозяин! Как сложилось бы все, не случись в его постели Кассандры? Так неужели из-за такой малости, из-за того, что кто-то некстати воспользовался его ключом, пустить псу под хвост еще сорок лет жизни с любимой женщиной!