Удивляло полное отсутствие мхов и лишайников, охотно заселявших и куда более гиблые места. Возможно, причиной тому были особые свойства здешнего камня, а вернее всего, всякую живую поросль сбивали потоки мусора, изо дня в день шлифовавшие эти стены.

Чтобы хоть как-то занять себя и отвлечься от мрачных мыслей, Темняк занялся вычислениями – стал прикидывать, какое расстояние осталось позади и сколько времени понадобится для того, чтобы выбраться наверх. Примерно, конечно.

За один рывок Годзя одолевал метра два, местную сажень. Времени на это уходило около минуты – здесь ведь не беговая дорожка. Если учитывать перерывы на отдых, которые время от времени позволял себе ящер, в час выходило около ста метров. Неплохие результаты даже для скалолаза-профессионала, работающего без страховки.

Постепенно возрастающая крутизна желоба и природные особенности белкового организма, имевшего весьма ограниченные резервы, не позволяли надеяться на то, что со временем Годзя станет двигаться резвее. Из этого следовало, что к моменту начала сброса мусоpa они в лучшем случае достигнут полуторакилометровой высоты.

Много это или мало? Сие известно одному только Хозяину, но он своей информацией делиться не собирается. Делилка, грубо говоря, не выросла. То бишь говорилка.

Если мусоропровод находится ниже этого уровня – замечательно. Если выше – пиши пропало, причём крупными буквами. Завтра где-нибудь на улице Гробов или Башмаков найдут три изувеченных трупа, либо, хуже того, единый ком мясокостного фарша. Даже опознание нельзя будет толком провести.

Вполне возможно, что аналогичные мысли посетили и Хозяина, поскольку до времени прервав очередной отдых Годзи, он решительно послал его вперед.

Уже много часов подряд они обходились без еды и питья, но Темняк не испытывал ни голода, ни жажды. Наверное, постоянное ощущение опасности выхолащивало эти чувства, в нынешней ситуации в общем-то второстепенные.

Противоположная стена, одинаково грубая и угрюмая, временами приближалась почти вплотную, и в такие моменты у Темняка возникало противоречивое желание перепрыгнуть на неё. Впрочем, это было так свойственно человеку – искать на стороне то, чем ты и так уже обладаешь в полной мере.

Теперь он понимал, что вся затея с воздушным шаром была чистейшей воды авантюрой. Даже не принимая во внимание неведомую опасность, поджидавшую где-то вверху, следовало признать, что коварные стены рано или поздно поймали бы шар в свою ловушку.

Впрочем, и нынешняя ситуация была – хуже некуда. Человек создан для того, чтобы ходить по земле, и если он, покушаясь на прерогативы других существ, ныряет в океанские глубины или возносится ввысь, природа обязательно отомстит за подобную самонадеянность. Дабы убедиться в этом, достаточно ознакомиться со статистикой продолжительности жизни летчиков истребительной авиации, моряков-подводников и альпинистов.

На некоторое время Темняк задремал, убаюканный мерным покачиванием подвесного седла, а проснувшись, поразился переменам, случившимся вокруг.

Сейчас они продвигались поперек вереницы громадных глухих арок, составлявших некий своеобразный карниз (вполне возможно, что это и были бездонные пасти мусоропроводов, готовые разверзнуться в назначенный час).

Выше стены становились гладкими, как стекло. Теперь не оставалось никакого сомнения в их искусственном происхождении.

От стены к стене текли потоки живого огня – легкого и обманчивого, как фата-моргана. Иногда эти воздушные реки иссякали, чтобы потом возникнуть в другом месте, иногда закрывали небо почти сплошной пеленой, но среди них всегда оставалось чистое окошко, к которому сейчас и направлялся Годзя.

Когда они поднялись до уровня этой огненной крыши, одновременно пугающей и завораживающей, со шкуры Годзи посыпались искры, а у Темняка волосы на голове встали дыбом. Понуждаемый поистине детским любопытством, он швырнул в ближайший поток спираль, случайно оказавшуюся на пальце, и та мигом превратилась в золотую искорку.

Для полного счастья оставалось ещё помочиться в волшебный огонь, но у Темняка хватило благоразумия воздержаться от этой рискованной затеи.

Скорее всего воздушный шар нашел свою гибель именно на этой высоте, где между разными элементами исполинской машины, которой, по сути дела, и является город Острог, происходил интенсивный обмен энергией. Пробраться здесь без знающего проводника было просто невозможно.

Из сумрака уличной щели они попали теперь в буйство света, падавшего с неба и отражавшегося от стен. Годзя, никогда в жизни не видевший ничего более яркого, чем огонёк свечи, занервничал, и Хозяину стоило немалых трудов утихомирить его. Живая пестрая горжетка даже переместилась на шею ящера. Держать за глотку – оно вернее будет.

Прямо на противоположной стене Темняк узрел картину, кошмарную саму по себе, да вдобавок сильно искаженную далеко не идеальной поверхностью громадного зеркала – пузатая и хвостатая багрово-фиолетовая тварь, медленно-медленно перебирая ножками, плывёт в пустоте, а где-то возле её задницы болтается на верёвке человечишко с всклокоченными волосами и перекошенным лицом.

Упаси господь, если такое привидится во сне.

До прихода ночи оставалось всего ничего, а конца путешествию пока не предвиделось. Стены, конечно, раздвинулись, но до их верха было ещё ползти и ползти.

А если Хозяин просто сумасшедший? Опасный безумец! Маньяк! Недаром ведь собратья вышвырнули его вон… Темняк гнал от себя эту мысль, но она возвращалась вновь и вновь.

Ведь разум, даже самый высокоразвитый, ещё не гарантирует душевное здоровье. С ума сходят и боги, и люди. Причём умные люди – куда чаще дураков. Один Исаак Ньютон чего стоит… Иногда вообще создаётся впечатление, что весь мир создан безумцами.

Неужели Темняк по простоте душевной связался с одним из местных психов, да ещё втравил в эту авантюру ни в чем не повинного Годзю? Не пора ли перерезать постромки седла и отправляться по желобу в обратный путь? Авось и вывезет кривая.

Между тем структура стен опять изменилась. Они по-прежнему продолжали сиять серебристой амальгамой, но на гладкой поверхности появились ряды узких вертикальных щелей, в которые нельзя было просунуть даже лезвие ножа. Оттуда тянуло прохладой и резкими, незнакомыми ароматами. Щели отстояли одна от одной метра на три-четыре.

Годзя, который уже еле-еле лапы переставлял, задержался возле одной из этих щелей на отдых. В холодке, так сказать. Темняк, чьи глаза слезились от беспощадного света, старался по сторонам зря не зыркать, но тут что-то словно подтолкнуло его изнутри. Он перевел взгляд на Хозяина и успел заметить, как тот, покинув насиженное место на шее ящера, втянулся в эту щель – втянулся стремительно и без остатка, словно черная от грязи и радужная от шампуня вода, убегающая в сток ванны.

В мире, где родился и вырос Темняк, носивший тогда совсем другое имя, такой поступок назывался – уйти по-английски. Существовали и другие, менее благозвучные определения. Сбежать, как крыса с корабля. Сделать ноги. Чесануть по бездорожью. Подмазать пятки.

На призрачной лестнице, ведущей из поднебесья в преисподнюю, осталась висеть осиротевшая парочка – человек и тягловое животное, причем человек никак не мог влиять на своего толстокожего партнёра.

Уповать было не некого, винить некого (кроме самого себя, конечно).

Обессилевший Годзя стал мало-помалу сползать на брюхе вниз. Лапы его висели беспомощными обрубками. Уж ему-то сегодня досталось больше всех. Это надо уметь – не жравши, не пивши взобраться на такую высоту! И зачем, спрашивается?

Несмотря на всю безысходность своего положения, Темняк вновь задремал – да и не удивительно, такой денек мог сморить кого угодно.

Сон ему, как и следовало ожидать, приснился пренеприятнейший – Бойло, жаркая схватка, в которую он почему-то вступил безоружным, тщетные попытки убежать (бегать во сне ещё мучительней, чем делать клизму наяву), тяжкая рана в зуб (побаливающий ещё накануне), а затем, как квинтэссенция всего этого ужаса, легкий скользящий шорох, возвещающий о приближении беспощадного Смотрителя.