Смех призван Гоголем врачевать личные и общественные недостатки. В своем произведении Гоголь смеялся над Россией из любви к ней, желая спасения ей.

Ища в ее спасении и спасение свое собственное. Он пишет в «Развязке Ревизора»: «Всмотритесь – ка пристально в этот город… Ну, а что, если это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас? …Ревизор этот – наша проснувшаяся совесть…». И дальше в «Развязке Ревизора» – слова, обращенные к грешащим бездумно людям: «Страшен Тот Ревизор, Который ждет нас у дверей гроба».

Последняя, немая сцена в комедии «Ревизор» была очень важна для самого Гоголя.

Он уделял ей очень много внимания и считал ее ключевой в понимании общего смысла комедии. Герои остаются на сцене в застывшем состоянии очень долго – «почти полторы минуты», что позволяет зрителю хорошенько рассмотреть всех по отдельности, а также получить общее впечатление от ситуации.

Автор этой сценой хочет раскрыть перед зрителем каждого героя, ведь именно в момент бездействия можно увидеть сущность каждого из них.

Состояние, подобное тому, какое испытали жители Помпеи при виде извергающегося Везувия на знаменитом полотне К. Брюллова: и те, и другие окаменевают от ужаса (нет спасения перед карающей десницей!)

Сквозь череду различных событий, суеты сует, происходящих в пьесе не всегда можно уловить индивидуальные черты, присущие героям. А немая сцена как раз и оставляет зрителя наедине с каждым героем. Обнажает до сути, до откровения сердца В финале комедии на сцене оказываются все герои, действовавшие ранее, за исключением Хлестакова.

Все собираются, чтобы произнести поздравления в адрес семьи городничего, после чего удары судьбы начинают сыпаться на них один за другим. Сначала на сцене появляется почтмейстер, который приносит весть, поразившую всех. После прочтения письма наступает период всеобщего возмущения и негодования, который неожиданно обрывается сообщением о приезде настоящего ревизора.

«Произнесенные слова поражают всех как громом, …вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении».

Эта ремарка, относящаяся к немой сцене, позволяет многое понять из авторского замысла. Во – первых, выражение «как громом», на мой взгляд, создает впечатление высшего, божественного наказания.

То, что Гоголь хотел создать у зрителя комедии впечатление окаменения, также представляет интерес. Это не только позволяет читателю и зрителю наблюдать первую реакцию героев, но и заставляет задуматься об «окаменении» душ людей, о фальшивости их чувств.

У немой сцены две главные фигуры – страх и восхищение. Окаменение от страха перед Ревизором (грозным своей окончательностью гостем, перед лицом которого не может быть ничего утаенного). Окаменение от восхищения перед светлым гостем (рядом с которым невозможно оставаться прежним).

Кроме того, немая сцена дает возможность вариативного толкования финала комедии. Приехал настоящий ревизор, и город настигнет заслуженное возмездие? А может быть, приехал некто, ассоциирующийся у жителей с небесной карой, которой все страшатся? А может, приехал не ревизор, а важный чиновник, путешествующий в сопровождении жандарма? И даже если приехал настоящий ревизор, может, ревизия пройдет гладко и все, как всегда, закончится благополучно?

Прямого ответа сам автор не дает, потому что финал, по сути, не так уж и важен. Важна сама мысль о неизбежном наказании, о суде, про который все знают и которого все боятся. А может, стоит жить так, чтобы не страшиться ответа перед Богом

Однако критики оказались не столь щедрыми на похвалы. Пережитое разочарование стало началом затяжной депрессии писателя, который в этом же году уехал за границу «размыкать тоску».

Он исколесил чуть ли не всю Западную Европу, дольше всего пробыв в Италии. За время жизни в Италии, Риме пристрастился к капучино, спагетти и аперитиву. Эта страна была для него как родная. Он обожал итальянскую еду, особенно макароны с сыром. Сам готовил вдохновенно и с удовольствием потчевал всех своих знакомых и гостей в России этими макаронами, а никто из русских это не воспринимал и не понимал, но делали вид, что все замечательно

В 1839 году писатель возвращался на родину, но через год вновь объявил друзьям об отъезде и пообещал привезти в следующий раз первый том «Мертвых душ».

В один из майских дней 1840 года Гоголя провожали его друзья Аксаков, Погодин и Щепкин. Когда экипаж скрылся из виду, они заметили, что черные тучи заволокли половину неба. Внезапно сделалось темно, и друзьями овладели мрачные предчувствия о судьбе Гоголя. Как оказалось, неслучайно…

В 1839 году в Риме Гоголь схватил сильнейшую болотную лихорадку (малярию). Ему чудом удалось избежать смерти, но тяжелая болезнь привела к прогрессирующему душевному и физическому расстройству здоровья. Как пишут некоторые исследователи жизни Гоголя, болезнь поразила мозг писателя. У него начали случаться припадки и обмороки, что характерно для малярийного энцефалита. Но самым страшным для Гоголя были видения, посещавшие его во время болезни.

Многое свершилось во мне в немногое время», – пишет он М. П. Погодину.

В письме С. Т. Аксакову: «Я слышу и знаю дивные минуты. Создание чудное творится и совершается в душе моей, и благодарными слезами не раз теперь полны глаза мои». Молитва живет в душе его, душа живет богомыслием. Гоголь пишет: «Я же теперь больше гожусь для монастыря, чем для жизни светской».

В начале 1842 года: «Я не рожден для треволнений и чувствую с каждым днем и часом, что нет выше удела на свете, как звание монаха».

Как писала сестра Гоголя Анна Васильевна, за границей писатель надеялся получить от кого – нибудь «благословение», и когда проповедник Иннокентий подарил ему образ Спасителя, то писатель воспринял его как знак свыше ехать в Иерусалим, к Гробу Господню.

Однако пребывание в Иерусалиме не принесло ожидаемого результата. «Ещё никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, – говорил Гоголь. – У Гроба Господня я был как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия».

В 1842 году в Москве вышел первый том поэмы Гоголя «Мертвые души», в котором – художественное отражение душевных пороков людей. Гоголь говорит о нравственности, он приглашает каждого человека вглядеться честно в душу свою: нет ли в нем недостатков, подобных тем, над которыми он только что смеялся.

Охарактеризовав Чичикова, он вопрошает: «А кто из вас, полный христианского смирения… в минуту уединенных бесед с самим собою, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый вопрос: «А нет ли и во мне какой – нибудь части Чичикова?»

Главное у Гоголя в том, что служение Истине есть религиозный подвиг и дело нравственное. И чтобы использовать достойно свои таланты, писатель должен очистить душу свою покаянием. То есть, чтобы закончить «Мертвые души», писатель должен стать праведником. И этому благому стремлению Гоголь отдал все свои силы, всю свою земную жизнь.

Написанием первого тома «Мертвых душ» Гоголь сделал попытку разбудить мертвые души читателей, дабы отвратились они от греха и пороков, ведущих к прижизненной смерти.

«Жил внутренно, как в монастыре, – писал он Языкову, – и в прибавку к тому, не пропустил почти ни одной обедни в нашей церкви».

Лишь ненадолго болезнь отступила. Осенью 1850 года, оказавшись в Одессе, Гоголь почувствовал себя лучше, он вновь стал бодрым и веселым, как и прежде.

В Москве он прочитал отдельные главы второго тома «Мертвых душ» своим друзьям, и, видя всеобщее одобрение и восторг, начал работать с удвоенной энергией.

Однако, как только второй том «Мертвых душ» был дописан, Гоголь ощутил опустошенность. Все больше им стал овладевать «страх смерти», которым когда – то мучился его отец.