Автомобиль миновал ворота и понёсся по улицам города.

Тень полюбил островитян с первого взгляда. Как только остановился тогда возле старой лачуги рыбака. Открытые и жизнерадостные, они без лишних вопросов приняли его и усадили за общий стол в полутёмной забегаловке, крытой сухим тростником.

Потом появился Борода со своим маленьким отрядом. Опьянённый жаждой бессмертных подвигов и движимый великой идеей.

– Да здравствует свобода и равенство!

– Да здравствует свобода и равенство! – зачарованно повторил он вслед за загорелыми молодыми людьми, беззаветно преданными своим идеалам.

Он поверил девизу, звучащему так же красиво и призывно, как колокол на соседнем храме Жрецов Культа. Поверил даже больше, чем сами молодые люди. Они верили в нечто недосягаемо прекрасное. Они верили, что к радуге можно прикоснуться. И бежали, как дети, навстречу своему семицветному чуду. Он поверил в сквозняки, приносящие свежий воздух на сцену жизни, потеющей под пристальными взглядами раскалённых софитов.

Сердечно поблагодарив рыбаков и рыбачек прибрежного посёлка за радушный приём и накинув на плечи тёмно-красный плащ, он устремился вперёд. Навстречу пулям, злобно сеющим смерть среди тех, кто посягнул на святое «сейчас», незыблемое в веках.

Кстати, давно я не посещал моих славных рыбаков. Как они там? Зазнался, зазнался, – пожурил он сам себя, испытывая чувство вины перед теми, кто приютил его тогда. – Надо урвать день, другой и рвануть туда. Можно и Эф-Кэй захватить. А что – идея! Так я и сделаю.

За окном неспешно пробегали мимо, выкрашенные в различные оттенки красного дома. От светло-оранжевого до фиолетового. По улицам шли немногочисленные прохожие.

Тень много бывал по своим служебным и политическим обязанностям в различных странах. И везде наблюдал за поведением простых жителей на улицах городов и селений.

Хорошо быть независимой тенью. Детищем света и не более того. Это позволяет быть бесстрастным сторонним наблюдателем. Словно застывший рыбак на берегу реки, – неожиданно пришло сравнение. – Да, точно, давненько не был в моём прибрежном посёлке, Вот и совесть нет-нет, да и напомнит указательным перстом: пора и честь знать. – Тень представил длинный костлявый перст и заулыбался. – Да, так о чём я?

Так вот, он сделал любопытные выводы из своих наблюдений. Люди, независимо от положения, ведут себя удивительно одинаково. Будь то «высокочтимый» душегуб, или проныра душеприказчик, или притесняемый всеми душелюб. Неважно. Будто где-то есть общий на всех «механизм», управляющий каждым движением, каждым поступком, каждой мыслью. И он даже сделал для себя открытие: «механизм» скрыт за плотной чёрной занавесью в глубине «зала».

Тень однажды вечером у домашнего камина поделился своим открытием с Цивилиусом. Тот внимательно выслушал и ничего не сказал. Только перед уходом, а делал он это всегда незаметно, Цивилиус буркнул: «Может, хоть поездки освежат твою голову, и ты проснёшься, наконец». Он, помнится, начал тогда возбуждённо отстаивать свои новые идеалы, употребляя слова вроде: «народ», «эксплуатация», «коллективное хозяйство», «светлое будущее». Возражений не последовало – суфлёрская будочка была пуста.

Цивилиус ответил позже, во время посещения Красных Берегов высокой делегацией из Красного Союза Городов, когда подписывался важный договор о взаимных поставках. Договор долго подготавливали на совместных комиссиях. Сверяли, проверяя каждую циферку, цепляясь за каждую запятую.

Помнится, он приходил домой уставший и с двойственным чувством в груди: как будто делим наследство и никак не можем по-братски разделить – каждый тянет в свою сторону.

– Устал, – раздался знакомый хриплый голос.

– Да.

– Так-так, вот и славно, – обрадовался голос.

– Что же тут славного?

– Ты снова почувствуешь сквозняки. Как в самом начале. А то смотрю, стал закисать на местном воздухе.

– Шутишь всё, – раздражение не покидало его.

– Ты забыл – я эхо и не могу шутить.

– Ну, да – вроде не при делах. Нашёптываю тут себе под нос. Цивилиус, легко тебе сидеть в твоей чёртовой будке и подсказывать. А ты вылези сюда и поживи.

– Не-ет, упаси меня… ох ты! вечно я с тобой заговариваюсь. Мне хватает и того, что я здесь и сейчас вынужден зачитывать ваши сценарии.

– Наши ли?

– А это, мой друг, вопрос не ко мне.

– А к кому.

– К себе. К себе и прежде всего к себе. Я что – дух. Фьють, и нет меня. Хотя с вами фьють, – снова негромко свистнул Цивилиус, – не получится. Мы здесь все повязаны.

– Как к себе, если ты его зачитываешь.

– А вы повторяете и низко кланяетесь к тому же, ожидая получить свой кусочек сахара.

– Какой кусочек?! – не понял Тень, – А, ты о переговорах.

– Что переговоры? – пришёл черёд удивляться Цивилиусу.

Тень, оставшись один, потом долго сидел перед камином и пытался понять, что хотел сказать ему Цивилиус…

За окном показалась набережная. Высокие тонкие пальмы застыли вдоль дороги, слегка помахивая зелёными веерами, словно приветствуя далёких путешественников.

– Давай за город, на мыс, – Тень обратился к водителю.

Тот коротко, не оборачиваясь, кивнул головой. Вскоре показались лачуги окраин.

Люди, люди, – ухватился за ниточку прерванной мысли Тень. – Что объединяет вас и что движет вами? Откуда истоки той реки, что подхватывает вас, словно щепки, и несёт неизвестно куда? Говорят, река сама себе протачивает берега. Но почему же она так причудливо изогнута? Не значит ли это, что она всего лишь ищет себе русло там, где ей это позволено?

Люди так похожи в своих побуждениях и мечтах. И такие разные в своих одеяниях и поклонениях.

Одно течение, разные берега. И общее на всех дно, – мелькнуло в голове.

Он побывал во многих странах и видел много лиц. Видел беспристрастно и несколько иначе, чем остальные. Он не был судьёй поступкам и словам – судья всегда сопричастен, хотя бы тем, что он подвержен тем же чувствам и тайным желаниям. И не был зеркалом. Зеркалу необходим образ, иначе оно не будет отражать. Его просто не было в сценарии, как сказал Цивилиус. Он был свободен, как никто другой на сцене жизни.

Казалось бы чего ещё надо? Озорничай и делай глупости, не ведая последствий. Шути и флиртуй. Наскучило здесь, беги дальше. Тебя не одёрнет строгий режиссёр. А зрители примут как за удачную импровизацию. И наградят сверх всякой меры щедрым Об-роком.

Что же тебе ещё надо, Тень? – спрашивал он сам себя. Он не мог забыть загадку своего появления здесь. Его преследовал шрам, оставшийся в памяти – ожог рождения. И он один из многих, многих тысяч, кто ощущал на себе свежесть сквозняка, иногда залетающего невесть откуда. И так же неожиданно пропадающего, оставляя в воспоминаниях образ чего-то светлого и чистого. Нечто лёгкое и невесомое в нём самом тянулось к сквозняку, как тянется к источнику света земной мотылёк. Тянется, невзирая на опасность сгореть. Видимо, руководствуясь одним девизом: «Лучше мгновенно сгореть в лучах света, чем боязливо метаться и прозябать во тьме».

Лёгкий толчок прервал мысли Тени.

– Приехали.

Он вышел из машины и огляделся. Столица напоминала о себе редкой россыпью утлых домиков душелюбов и новым кварталом, возвышающимся белым утёсом в нескольких километрах отсюда. Прямо перед ним дружелюбно плескалось море. Оно накатывалось широкой волной на песчаный пляж, оставляя после себя быстро высыхающую глянцево мокрую поверхность.

Тень блаженно потянул носом. Куда мы все бежим. Зачем?.. Мы? Странно, раньше я употреблял слово «они». Мы? Выходит, и я ударился в непонятные бега. Неизвестно куда и зачем.

Он шёл по самой кромке, разделяющей сухой и мокрый пляж. На ровном песке осталась неровная цепочка его следов.

Мы?

Тень, пройдясь вдоль берега, быстро вернулся в машину.

– Домой.

Очутившись в полумраке своего красивого и уютного дома, живописно разместившегося в пальмовой роще (говорят, некогда он принадлежал важному сановнику того, свергнутого режима), Тень постоял некоторое время посреди комнаты в нерешительности, затем подошёл к бару.