Первой приехала «скорая», сквозь маленькое окошко подсобного помещения охраны было видно, как Максима увозят на носилках. Лицо его было открыто, и на нем была кислородная маска. «Маска – это хорошо», – подумал я, и в этот момент ко мне зашел полицейский.

– Охрана мне все рассказала, и, по всей видимости, вы не виноваты. Но в отделение мы все равно проедем, напишем заявление за хулиганство, и переночуете у нас. Вас в таком виде все равно домой не пустят. «Нет у меня того, кто меня мог бы не пустить домой», – подумал я.

– Человек, которого на «скорой» увезли, как он?

– Друг ваш? Жить будет. Голову зашьют, и через неделю выйдет, – сказал полицейский, и мы вышли.

Он посадил меня на заднее сиденье нового «мерседеса 02», и мы поехали в отделение. Я посмотрел в окно: было светло, и начинался дождь. Капли струями стекали по закрытому окну. Люди разбегались под навесы, даже ночью их было много. Болела грудь и спина, еще болели запястья, наручники как будто постоянно сжимались, пытаясь откусить мне кисти.

Ехать было недалеко, раньше я никогда не был в отделениях полиции. Всегда как-то удавалось избежать такого развития ситуации. «Наверно, и это сделает меня только сильней», – подумал я.

В отделении за стеклом сидел сонный полицейский, напротив него к лавке был пристегнут пьяный человек, он спал. Было видно, как его организм самоотверженно сражался с алкоголем, почему его и вырвало себе на грудь. На это ни человек за стеклом, ни тот, кто меня привез, не реагировали. Меня посадили на лавку рядом.

Через пять минут в комнату вошел еще один полицейский, он был толстый и сонный. Подойдя ко мне, он начал разминать кисти.

– Наркоман? – нагнувшись, спросил он.

– Нет.

– Ну ничего, сейчас узнаем.

Он схватил меня за локоть и втолкнул в ту дверь, откуда только что вышел.

Все то, как представляется комната для допросов: со столом по центру и лампой холодного света в лицо, все это киношный трюк. В жизни это обычный рабочий стол рядового полицейского, с кучей серых папок и еще большей кучей листов, написанных от руки. Все они скреплены в большие тома и навалены друг на друга. Лампы на столе не было.

– Из карманов все достаем и кладем на стол.

Спорить смысла не было, я был пьяный и в наручниках. Старый корпоративный мобильник, который Максим выдал, чтобы я всегда был на связи, и оставшиеся деньги, всего долларов 150. Больше в карманах ничего не было. Увидев деньги, полицейский удивленно поднял брови и прикусил нижнюю губу. Видно, что они его очень заинтересовали, я его больше не волновал.

– Что же вы, гражданин, по городу без денег ходите по ночам? – спросил он.

– Мне до дома надо доехать.

– Этого должно хватить, – сказал полицейский и, оставив мне на такси, убрал деньги в стол.

– Спасибо, – сказал я и спрятал телефон и оставшиеся деньги в карман.

– Ну, на этом ваше дело о хулиганстве можно считать закрытым. До утра посидите у нас. Можно в камеру пройти или на лавочке посидеть со спящим другом.

Сидеть на лавочке ближайшие шесть часов мне не хотелось, но идти в камеру, где была вероятность получить сотрясение, не хотелось еще больше. Я выбрал лавку.

Самое ужасное – это сидеть и понимать, что как бы ты ни хотел выпить, тебе уже не удастся. Будешь сидеть и бороться с неминуемым похмельем, стараясь заснуть и закончить этот день, закончить эту ночь, закончить эту жизнь, полную поступков, которые ведут тебя к разрушению. Сидеть и молча пожирать себя изнутри, потому что ты знаешь, что живешь не своей жизнью, проживаешь чью-ту другую, совершенно чужого человека, потому что ты не такой, ты хороший, жаль, что видишь это только ты сам.

Меня посадили на лавку и пристегнули к подлокотнику. Спящий рядом человек открыл глаза, посмотрел на меня мутным взглядом, медленно сказал «Су-ка» и снова заснул.

Я закрыл глаза и поднял голову: «Когда же я тебя найду? Когда ты придешь за мной? Сколько мне еще быть без тебя? Ты же видишь, что я так больше не могу», – прошептал я и заснул.

Ровно в 8 утра на смене персонала новые и свежие полицейские разбудили меня и, молча отстегнув, вывели на улицу.

– Ведите себе хорошо, – сказал молодой сержант и зашел обратно в отделение.

– Буду стараться, – ответил я закрывающейся двери.

Выходя из двора, я увидел, как в арке лежит вчерашний мой сосед, было понятно, что его снова рвало и он снова спал.

«Если вчера от „Мода“ мы ехали минут десять, значит, до дома вполне можно было добраться пешком», – подумал я.

Отделение оказалось недалеко от Площади Восстания. Если я сейчас выйду на Невский, то по прямой за 30 минут как раз доберусь домой.

Зазвонил телефон.

– Катя, привет, ты знаешь, с Максимом беда случилась?

– Я знаю, – она перебила меня. – У него был набран мой номер последним, мне из больницы звонили узнать, как его зовут, я сразу поехала, сейчас до сих пор тут. С ним все в порядке, сказали, был бы трезвый, умер бы. А так наложили швы, на днях уже можно будет домой забрать.

– Хочешь, я приеду?

– Нет, не надо, иди домой, я к обеду в офис постараюсь приехать. Вечером можно будет к Максиму съездить, если хочешь.

– Конечно, хочу, а где он?

– Все, давай, на работе расскажу. Ты как?

– Кать, я плохо, но это пройдет.

– Хорошо, до встречи.

«Хорошо, что мне плохо, или хорошо, что пройдет?», – подумал я и положил трубку.

Как бы ты ни относился по-скотски к людям, как бы ты их ни использовал, как бы ни предавал, всегда найдутся те, кто тебе все это простит и будет любить несмотря ни на что. Катя знала, что Максим никогда не будет с ней, что никогда не оставит семью, но это не мешало ей любить его и быть всегда рядом. Где-то глубоко внутри она надеялась, что однажды он предложит ей съехаться и жить вместе. Она надеялась, что когда-нибудь их вещи будут стираться вместе, и эта мысль давала ей силы терпеть его безразличие.

Я зашел купить сигареты. В магазине продавец ставил пиво из ящика в холодильник.

– У нас до 12 дня два любых пива по цене одного, – сказал он и зашел за прилавок.

– Спасибо, не надо, только сигареты.

Я вышел и сел на остановку покурить. Солнце уверенно поднималось, люди наполняли общественный транспорт и ехали по своим делам, у меня дел не было. Еще у меня не было денег, а вчера чуть не потерялась работа вместе с руководителем.

Рядом со мной остановилась тонированная иномарка. Из нее играла громко электронная музыка. Когда вышел Артем, я не удивился. Только он из моих знакомых до сих пор ездит в темных машинах и каждый месяц покупает себе аудиосистему большей мощности, чтобы вместе с ним музыку слушали все вокруг.

– Ты чего так хреново выглядишь? – спросил Артем и сел рядом.

Мы пожали руки.

– Ночь была сложной, подрались в клубе, забрали в участок, – ответил я и почувствовал, что поговорить с кем-то сейчас – именно то, что сделает это утро светлее.

Артем приехал в Петербург лет пять назад откуда-то из глубокой провинции, но это тщательно скрывает. Поэтому всем своим видом показывает себя как жителя северной столицы, молодого, дерзкого и очень модного.

Артем любил легкие деньги, легкие сигареты и легких на подъем женщин. Поэтому года два назад каким-то образом устроился порноактером и сейчас прекрасно себя чувствует. Каждый раз, когда мы встречаемся, он рассказывает смешные случаи со съемок. Историй у него много, и чем больше я их узнаю, тем меньше я хочу узнавать новые. Их порностудия славится тем, что работает исключительно на американский рынок по заказу. На сайте есть фотографии девушек, которые у них работают. Заказчики заходят, читают анкеты и заказывают с конкретными людьми конкретные действия. Артем говорит, что от заказа до производства фильма редко проходит больше двух дней. Поэтому работы у него много. Фильм – это ролик в 22 минуты, который снимается 22 минуты. За день таких роликов у Артема бывает по три, за каждый ему платят по 150 долларов. Помимо съемок он еще любит девушек в клубах и барах.