– Возможно! – вернул меня назад голос девицы. – Поначалу так оно и было. Желание, чтобы тебя кто-то любил. Просто так. И мы тешились первое время этой иллюзией. Я нежилась в мысли о том, что любима тобой, ты отдыхал в мысли о том, что любим мной. Мы оба были любимы просто так: такими, какими были, без всяких претензий. Но потом оказалось, что способности постоянно любить один другого нет ни у меня, ни у тебя. Ведь для того, что каждый из двоих был всегда любим просто так, необходимо, чтобы каждый ВСЕГДА ЛЮБИЛ просто так!
В моей памяти стало что-то всплывать.
– Для того, чтобы по-настоящему любить друг друга, – на ощупь попробовал угадать продолжение мысли я, – нужно быть полностью независимыми друг от друга!
– Да, мы пришли к такому заключению. Нужно иметь в себе вечный источник любви, независимый ни от чего на этом свете. Тем более, друг от друга. Но в нас…
– …нет такого источника! Мы можем давать друг другу, лишь забирая что-то взамен! Иначе, – батарейка кончится!
– На этом и сдохла идея о возвышенной самоотверженной любви. Нет в нас силы к постоянному самоотречению, которого требует такая любовь. Есть дурацкая фантазия о такой любви, которая морочит головы людям. Но она скопытилась! И туда ей и дорога, блин!
Дама с треском затушила сигарету о дно пепельницы.
– И мы… – боялся догадываться я.
– И мы поняли, что единственный доступный людям вид любви, если отбросить всякую сентиментальную требуху, это наглая эксплуатация друг друга. И мы пустились во все тяжкие! Мы стали откровенными любовниками и попрали все нормы морали!
Девица цинично и скабрезно рассмеялась.
– Чего мы с тобой только не испробовали, любимый! И нам было хорошо вместе. Помнишь?
Я вдруг все вспомнил. Ясно, как день. Вернее, как ночь! Вспомнил, как жил на каком-то болезненном надрыве души. Такой надрыв необходим, чтобы ощутить, – ты живешь! Вспомнил какой-то дикий карнавал впечатлений, яркое, красочное и мрачное безумие. Бурная жизнь страстей изматывает и не удовлетворяет. Нужно было все время себя заводить, накачивать, заставлять, опьянять, искать новой пищи для эмоций. Обманывать себя, и – убегать от пустоты, которая настигает и ревет в затылок: «Все бессмысленно! Все обман! Ты – МОЙ!»
Я вынырнул из воспоминаний. Девица тревожно смотрела на меня.
– Ты останешься… со мной? – осторожно спросила она, словно почуяв что-то недоброе. Бокал с коктейлем в ее руке мелко дрожал.
Я смотрел на нее и ощущал свою раздвоенность. Вернее, даже рас-троенность. Слева во мне присоседилось сладострастие. Справа – тошнота, чувство глубокого отвращения. А между ними находилась пустота. Пустота – вот что нас объединяло с моей соседкой по столику. Мою бывшую жену связывала со мной пропасть. А эту девицу и меня связывала пустота. Или я опять фантазирую, желая чтобы нас хоть что-то связывало? Чтобы меня хоть что-то хоть с чем-то или с кем-то хоть когда-то связывало по-настоящему?!!!
Я начал вставать одновременно со стуком костяшек на счетах. Опять этот ненормальный бухгалтер! Что он тут носится?!
Девица с упреком смотрела на меня, даже не пытаясь жеманиться. Ой, только не надо так смотреть, мадам! Я не останусь. Сладострастие, смачно чмокнув, оторвалось от меня и всосалось в мою визави. Вальяжная босанова прервалась на полустоне саксофона. Ага! Выходит, не пустота, а сладострастие нас объединяло! А сосущая безнадежная пустота вместе с чувством глубокого тошнотворного отвращения, (в память о сладострастии) останется со мной?! Что ж, за все нужно платить!
– Прощайте, мадам. Мы выпили друг друга до дна. Еще один день вместе – это самоубийство. А я почему-то хочу жить, хотя мне абсолютно непонятно – зачем?! Но, наверно, это понятно тому, кто меня поместил в этот сценарий.
Девица уже не обращала на меня внимания. Она положила длинные ноги на стул, где я только что сидел, и прихлебывала коктейль, выбросив соломинку. Я все-таки сделал прощальный кивок головой и двинулся налево через булыжную мостовую. Похоже, к новой встрече.
***
Ну и где же еще одно кафе? Десять шагов я уже прошел! Мутно-синяя даль все отступала и отступала. Наконец, слева послышались какие-то звуки. Вроде бы, крики. Шум толпы. Бравурная музыка. Похоже, меня ждет не кофейный уют, а какая-то демонстрация.
Из утекающей синевы дали выявились какие-то фигуры. Люди с флагами и транспарантами. Толпа человек в тридцать. Стоит на улице, на тротуаре перед пешеходным переходом. Машет лозунгами и что-то скандирует. «Свободу! Свободу! Долой тиранию!»
Похоже, середина осени. Пронзительно красивая листва на деревьях. Яркая – желтая, красная, оранжевая. И солнце светит вовсю, хотя и не жарко. Прохладно, но не холодно. Бодро! И весело. Даже – празднично! И воздух какой-то особенный. Какой-то…
– Эй, ну ты где ходишь?!
На меня смотрят, повернувшись, три демонстранта. Снова эти взгляды, словно мы давно знакомы. Парням лет по тридцать. Значит, и мне примерно столько же в этом новом кадре.
– Ничего себе прикид! – восхищаются ребята, здороваясь со мной. – Ты словно с выставки мод сбежал.
– Пришлось сбежать, – нахожу уместным пошутить я. – Устал от гламура. А что тут у нас?
– Как что? Ну ты даешь! Вот же, сбываются наши мечты!
Мечты?! Я мечтал о демонстрациях протеста? Занялся революциями?!
– Мы, наконец, вышли, чтобы высказать свое мнение публично! Понимаешь? Столько говорили об этом, столько шушукались по углам, и вот – вышли! Вышли!!!
Парни трясли меня, как грушу, радостно щерились и хохотали в чистейшее голубое небо.
– Вышли! Понимаешь! Свобода! Мы – свободны!!!
Глаза ребят, – да и остальных присутствующих, – были какими-то безумными. На лицах всех был шальной восторг. Словно все были изрядно подшофе.
И вдруг я понял, чем пах воздух. Он пах свободой! Дышалось удивительно легко. Какое-то залихватское раздолье было в каждом вздохе. Воздух был каким-то хрустально-колким, искристым, пьянящим, поющим. Я почувствовал, что мои глаза тоже загораются. СВОБОДА! Какое замечательное ощущение! Беспредельность! Всемогущество! Полет!!! Всем своим нутром я в этот миг понял, насколько нуждаюсь в свободе! Конечно! Как же жить без нее???! СВОБОДА!!!
– Свобода и честь наш лозунг! – провозгласили мои новые-старые друзья, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. – Свобода и справедливость!
Да! ДА! Свобода и справедливость! Ей-богу! Ради этого стоит жить! А что делает возле демонстрантов огромный мусорный контейнер, доверху заваленный какими-то отходами? Он как-то неуместно тут стоит.
Толпа стала скандировать: «Свобода! Свобода! Долой тиранию!» Я подключился к общим крикам. Какое замечательное чувство единства! Все – вместе! Все – за правду! Все – свободны! Какая мощь в правде, подхваченной множеством свободомыслящих людей!!!
Я кричал в упоении: «Свободу! Свободу! Свободу пешеходу!» «Свободу! Свободу! Свободу пешеходу!»
Пешеходу???! Какому пешеходу?
– Какому пешеходу? – сорвалось у меня с губ.
Человек десять оглянулись на меня с недоумевающими лицами.
– Как какому?! – изумились мои друзья. – Мы собрались здесь сегодня для того, чтобы демонстративно не переходить на красный свет!
– Пора положить конец этому беспределу городских властей, – вмешался какой-то дядька с бурым цветом лица. – Сколько можно заставлять нас ходить на красный светофор?
– Это форменное безобразие! – поддержала его дама, похожая на старуху Шапокляк. – Годы! Целые годы издевательства над народом!
– Возмутительно, не так ли? – обратился солидный мужчина в пенсне к прыщавому пареньку лет восемнадцати, меланхолично ковырявшемуся в носу. – Рад лицезреть молодежь, так сказать, на баррикадах!
Палец замер в ноздре. Парень на секунду задумался и ответил, не вынимая пальца из носа.
– Да я, вообще-то, просто так тут стою. Пацаны скоро должны подойти. Собрались сегодня против зеленых светофоров протестовать.
