«А-ба-са-бле-ни-е-аб-ста-йа-тельст-в, – подумал я, – А-ба-са… бли-и-и-ин…»

Володя зачем-то хихикнул, и я понял, что урок будет нелегким.

Исполненный уважения к этим самым обстоятельствам я взялся за ручку и начал писать диктант. Старушка диктовала нам отрывок из книги Островского «Как закалялась сталь». Там есть эпизод, когда главный герой Павка Корчагин приходит домой к девушке Тоне из богатой семьи. А по ходу романа, если кто не читал, Павка показан этаким библиофилом из народа, что в неудержимой тяге к знаниям измусолил все три книжки, до которых дорвались его мозолистые пролетарские руки, и теперь хочет ещё. И в данном конкретном отрывке он приходит к Тоне домой на чай и видит, что у них дома книгами забиты целые шкафы.

– Павка окинул взглядом длинные ряды книг и удивился, – продиктовала наша мумиеобразная репетиторша, ритмично клацая вставными челюстями.

Написав это предложение, я по привычке пробежал его глазами ещё раз и замер. То, что я написал, показалось мне жутко забавным. Я глубоко вздохнул, надул щёки, покраснел и опустил голову, пытаясь подавить непреодолимый взрыв смеха, который рвался у меня из груди.

– Что случилось, Павел? Вы не пишете? – старушка удивлённо воззрилась на мои метаморфозы.

На беду ими также заинтересовался накуренный Володя. Он с любопытством заглянул в мою тетрадь, прочитал, написанное мною, вздрогнул и, сделав судорожный вздох, резко отвернулся и затрясся в попытке подавить нездоровое веселье.

– Молодые люди, вы устали? – Изольда Ивановна явно была в недоумении.

Наступила пауза. Пару минут мы тряслись от беззвучного хохота. Наконец, не поднимая головы, я помотал ею.

– Мы можем продолжать?

Опять минутная пауза. Усилием воли я поднял на неё полные слёз глаза и опять, молча, кивнул. Я сделал ещё несколько глубоких вздохов, и постепенно взял себя в руки. Казалось, потенциальный конфуз был позади, но тут я, перевел взгляд на Володю, и увидел его красное, трясущееся и кривящееся лицо, перекошенное судорогами сдерживаемого смеха. Нас рвануло одновременно.

Мы не засмеялись, и даже не захохотали. Звук, который вырвался из наших глоток, был похож на предсмертное ржание умирающих мустангов. Мы ревели, хрипели и гоготали, стуча лбами по деревянному столу, выпучив глаза и надувшись венами на шее. Мы выли и задыхались, но не могли остановиться. Наши, управляемые каннабиноидами мозги бились в припадке наркотического веселья.

Старушка явно потеряла самообладание и не знала, что делать. Оживленно потряхивая, остатками прически она испуганно переводила взгляд с меня на Вову и молчала.

– Что у… вас там смешного? Ну-ка, дайте-ка? – она потащила к себе мою тетрадь и начала читать вслух.

– Павка окинул взглядом длинные ряды книг и удавился, – произнесла она. Окончание фразы потонуло в нашем хохоте.

– Ааа… у вас же тут ошибка. Вы вместо «удИвился», написали «удАвился», – я поднял мокрое от слез лицо и закивал.

Ещё минут пять после этого ушло на воспоминания Изольды Ивановны о том, какие они тоже были смешливые в юности «смеялись над любой… ерундой». Учитывая, что наша чрезмерная весёлость имела совсем иную природу и объяснялась мощным воздействием отборной краснодарской [удалено цензурой], эти воспоминания поставили нас опять на грань приступа, но постепенно мы взяли себя в руки, и диктант продолжился.

Испытывая стыд от своего непотребного поведения, диктант мы дописывали в полной сосредоточенности, пытаясь не выпускать эмоции из-под контроля.

Минуты текли медленно. Вперив глаза в свои тетради, под монотонное бубнение старушки и тиканье настенных часов, мы старательно выводили предложение за предложением, не забывая обосабливать обстоятельства. Неожиданно речь старушки приобрела некоторую невнятность.

– Жыгроыхклхлюп, – сказала вдруг она.

Не отрывая глаза от тетради, я замер, навострив уши.

– Ыыычхлиип-клац, – продолжила через секунду Изольда Ивановна. Я поднял на неё глаза и в ужасе увидел, как вставные зубы заслуженного преподавателя Российской Федерации вываливаются изо рта. Пытаясь предотвратить скоропостижную разлуку с жевательным аппаратом, старушка сделала пару судорожных хватательных движений челюстями, но зубы, покинув владелицу, с глухим стуком упали на тетрадку, лежавшую перед ней.

На миг воцарилось молчание. Мы с Володей в отчаянии посмотрели друг на друга и рухнули на стол в истерическом пароксизме.

Я понимал, что смеяться над уважаемой преподавательницей и по совместительству древней бабушкой, было верхом неприличия. Но неприличность ситуации смешила меня ещё больше. Было невероятно смешно, и я ничего не мог с этим поделать.

Сконфуженные и красные от смеха и стыда мы кое-как досидели до конца занятий и вывалились на улицу.

– Это был абзац, – резюмировал Вова, когда мы стояли и давились беляшами у ларька, пробитые на хавчик немилосердной [удалено цензурой]. Я его мнение разделял полностью.

Памятное для меня, наполненное разнообразными событиями лето 1994-го подходило к середине. И вот настал час «Икс», или час «Э». Я про вступительные экзамены. Многие люди не любят сдавать тесты и экзамены. Мне же всегда это нравилось, потому что подспудно я всегда воспринимал их как шанс показать себя с лучшей стороны.

Как я уже писал здесь ранее, именно во время вступительных экзаменов со мной случилась первая любовь. Я уже успешно сдал на отлично два экзамена из трёх – историю и английский язык, третьим и последним было написание сочинения, и оно должно было решить, поступлю ли я или отправлюсь ловить «вспышку справа» и ходить в наряды.

Однако натасканный Изольдой Ивановной на деепричастные обороты и сложные суффиксы я был спокоен и почти не сомневался в успехе.

С легким превосходством и интересом я поглядывал на других абитуриентов. Молодые люди и девушки в основном обладали прогрессивной внешностью и резко отличались от привычных моему глазу обитателей рабочих кварталов города Нальчика. Многие парни носили длинные прически, и имели вид неформальный и местами даже богемный. А девушки были раскованы, дружелюбны и, как на подбор красивы, или хотя бы миловидны. В основном это была молодёжь из русскоязычных городов юга России – Ставрополь, Ростов, Волгодонск, Зеленокумск, Новороссийск, Кисловодск и т. д.

Несмотря на всю уверенность в себе, я немного робел перед ними. Они казались мне более продвинутыми, модными и раскованными.

– Привет! – я обернулся и увидел рядом с собой неземной красоты девушку. Её стройные ноги по последней моде облегали белые лосины, вырез ярко-красного пиджака с золотыми пуговицами демонстрировал высокую грудь, под белой шёлковой блузкой. Она что-то говорила мне, но я не слышал. Не в силах отвести взгляд я стоял и пялился, расплывшись в глупой улыбке.

Это была пресловутая любовь с первого взгляда. Если вы можете представить себе семнадцатилетнюю голубоглазую, русоволосую Вайнону Райдер, то вы можете понять, как выглядит бледное подобие моей первой любви. Она была так красива и стояла так близко, что я превратился в библейский соляной столб. Очарованный, вдыхал её аромат молодости, лета и апельсиновых духов, начиная потихоньку осознавать, что ангел перестал улыбаться и приобрел вид несколько озадаченный.

– Эээ… чего? – брякнул я, благодаря природу за то, что она лишила моё лицо способности краснеть, какое бы смущение я ни испытывал.

– Ты тоже сочинение сдаёшь? – повторила девушка.

– Ага… я… это… сдаю, да…

– Слу-ушай, помоги, пожалуйста, будь другом, – голос девушки приобрел просительные интонации. – Я шпаргалки не успела написать, не поделишься, если у нас темы будут разными?

Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, и она прогрохотала по моему пересохшему горлу, как гиря, выброшенная в мусоропровод в три часа ночи.

– Конечно, не вопрос. (Кто бы смог отказать на моем месте! Посмотрел бы я на такого!)

– Ой, спасибо тебе большое! – ангел вновь озарился чудесной улыбкой. – Тогда сядем вместе?