Мы немного помялись. Я быстренько смекнул, что если даже дядька и гомик, то я в любом случае в безопасности, как самый несмазливый в группе. Миша подумал, что если даже дядька и педик, то Миша успеет плотно пожрать на халяву, перед тем как убежать. Недалёкий Славик согласился, не раздумывая. Хотя с такими, как он, как раз, обычно ничего и не случается.

В ресторан мужик нас повёз на своём припаркованном около перехода «мерседесе». Заставив стол снедью от икры и шампанского, до коньяков и шашлыков, новый знакомец принялся слезливо пересказывать свою жизнь. Оказалось, что в молодости он тоже увлекался музыкой и играл в группе, а сейчас у него жена, дети, любовница (на этом месте мы подуспокоились), но ему это не мило, и он мечтал бы бросить всё и играть в группе. В доказательство своей музыкальности он хрипло пропел под гитару пару куплетов из Битлз прямо за столом. К нашему удивлению официанты лишь почтительно слушали его, не делая попыток вмешаться.

В завершение вечера наш знакомый протянул нам свои визитки и представился.

– Руководитель УВД по КавМинВодам, полковник Сандуллаев. Меня здесь каждая собака знает! Если будут проблемы с милицией или блатными – просто покажите мою визитку!

С тех пор мы использовали волшебную визитку раза три, и каждый раз были осыпаны униженными извинениями любителей лёгкой наживы.

В переходе играть было непыльно и денежно, но аппетиты наши росли, и мы решили попробовать свои силы на Горячеводском рынке, где народ ходил толпами.

Играть там после шикарной акустики перехода было ужасно. Наши голоса и жалкое позвякивание гитары тонули в гуле и шарканьи ног толпы. Деньги кидали реже, и работать в такой атмосфере было уж очень тягостно

Мы уже хотели сворачиваться, но в этот момент к нам обратился маленький пожилой таец. (Тайцы занимали целый район рынка и были представлены здесь довольно большим числом). Он вложил в руку Славика пятидесятирублевую купюру и жестом показал следовать за ним. Начало было многообещающим. Мы воспряли духом и направились за неожиданным клиентом.

Через пару минут мы были в середине тайских трикотажных рядов. Азиаты с внимательным и настороженным выражением лиц обступили нас плотным кольцом. Специального тайского репертуара у нас не было, и мы затянули «Нельзя быть красивой такой». Пока мы не доиграли до конца, на лице тайцев не дрогнул ни один мускул.

После этого пожилой азиат сунул нам ещё один полтинник, и слушатели опять застыли в напряженном ожидании. Мы были немного смущены. Судя по лицам заморских гостей, наше выступление вызывало у них отвращение и неприятие, но с другой стороны зачем-то они нас позвали.

Полностью сбитые с толку, мы нестройно затянули «Ой, то не вечер». Реакция тайских торгашей была абсолютно неадекватной – они принялись хохотать, время от времени приседая, хлопая себя по ляжкам и показывая на нас пальцами.

Я покосился на соратников по группе. Посиневший от холода Миша с текущим носом, жалостно дующий в губную гармошку, угловатый Славик в склеенных скотчем очках и с нелепой рисовой банкой – всё, это, конечно, представляло вид довольно жалкий, и, возможно, отчасти забавный, но, тем не менее, было недостаточно для такого безудержного веселья. Как по мановению руки, тайцы перестали веселиться и посуровели, как только последний аккорд фолкового хита затих.

– Исчо такой! – заявил наш таец, скармливая Славику очередной полтинник.

Обезьянничанье узкоплёночных действовало на нервы, но полтинники продолжали перекочёвывать в наш карман, и, пожав плечами, мы продолжили.

Со стороны картина отдавала сюрреализмом. Три худые длинные фигуры в чёрных куртках и джинсах, мерно раскачиваясь, выводили грустную народную мелодию на три голоса, а вокруг во все горло хохотали маленькие, пестро одетые тайцы.

После того, как мы в третий раз поведали собравшимся о догадливости есаула, тайцы наконец успокоились, выдали нам окончательный полтинник и, дружелюбно похлопывая по плечам и пожимая руки, распрощались.

– Какие-то долбанутые они, – раздраженно заметил Славик, когда мы подошли к остановке.

– Не то слово, – согласился я.

Миша пошмыгал носом и промолчал – в глазах его уже отражались жареные курочки, сосиски и пельмени со сметаной.

Третий курс института закончился. За ним пришла моральная усталость и тревожное чувство грядущих перемен. Вечеринки начали приедаться. Осознание ответственности за свою жизнь потихоньку наползало на нас, как наползает чёрная грозовая туча на весёлый пикник в солнечный день. Встаете ли вы сразу и не спеша начнёте собирать вещи или упорно пытаетесь игнорировать приближающуюся непогоду, пока холодные капли не забарабанят по вашему телу. Неважно. В любом случае ощущение беззаботности уже утрачено.

Мы перестали довольствоваться тем, что мы не хуже других, и нас принимает общество себе подобных. Близилось время одиночного плавания. Каждый готовился к нему по-своему.

Одни умудрились найти какие-то приработки или даже организовать «бизнес». Кто-то бойко торговал привезёнными из Турции кожаными куртками, кто-то рьяно вовлекал друзей и подруг в сети сетевого маркетинга. Все вокруг суетились и предпринимали. И только мы с друзьями уныло хлестали винище, обсуждая планы на лето.

– Вот ещё, стану я тапками торговать, – корчил презрительную мину Толик. – Пусть на базаре торгаши стоят.

– А я бы и постоял, да кто ж мне даст, – вздыхал Рома. – У отчима огромный участок, посреди участка огромный хлев полный коровьего говна и лопата с тачкой – ждут Рому.

– Ну, а я, как всегда – стены штробить и светильники вешать, – внес я свою лепту в общее уныние.

Однако в своих прогнозах я ошибся.

Лихие 90-ые стали расцветом мелкого бизнеса, в том числе «челночного». Народишко хотел выживать, а зарплату обанкротившиеся госпредприятия платить не желали. Вот и мои родители вступили в ряды новых «коммерсантов», закупая самодельный трикотаж у различных сельских кооперативов, и переплавляя его в Красноярск, где уже брат продавал его на знаменитом вещевом рынке КрасТЭЦ. Специализировались родители на «тельняшках с начёсом», которые пользовались хорошим спросом в условиях сурового сибирского климата.

Дела шли хорошо, и Дима предложил матери прикомандировать меня в Красноярск для помощи в торговле. Идея понравилась всем кроме отца. Он уже договорился о трёх месяцах электромонтажного рабства на стройке для меня, и не был склонен отменять приговор.

В результате конфронтация перешла в настоящий семейный конфликт. Дима выслал мне деньги на билет, но отец со своей стороны проявил непоколебимость и отказался спонсировать дорожные расходы.

Кого-то перспектива четырёхдневного путешествия поездом без копейки в кармане могла бы остановить, но точно не меня.

Ничтоже сумняшеса, я погрузился на поезд Кисловодск-Красноярск и понёсся навстречу приключениям. Мой багаж состоял из пары свежих помидоров и огурцов, двух пластиковых бутылок с минеральной водой и булки серого хлеба. Для развлечений у меня была пара газет с кроссвордами и пачка сигарет «Пётр I», а для обороны нож-«бабочка».

Первые полдня есть мне практически не хотелось. Я лежал на верхней полке, разгадывал кроссворды или смотрел в окно на пролетающие мимо пейзажи российской глубинки. Мысли мои были заняты мечтами о том, как я скоро заработаю денег на крутой белый спортивный костюм, и на подарки для Светки.

Несмотря на экономию и физическое бездействие, мои продовольственные запасы пришли к концу уже на вторые сутки. Я, как утка из городского пруда, тоскливо пощипывал провонявший нагретым от солнца пластиком батон и запивал его тёплой выдохшейся минералкой.

На третьи сутки путешествия ночью я украл у соседей помидор, который они оставили на столе, накрыв газеткой.

Очень… очень вкусный помидор.

На четвёртые сутки выкурил последнюю сигарету, высыпал в рот крошки из пластикового пакета и запил последними глотками минералки. Пустой желудок злобно урчал, поглощая сам себя. Жрущие соседи вызывали приступы раздражения и ненависти.