– Никогда не верь хиппи! – Андрей наклонился ко мне, дыша перегаром, сжимая в одной руке стакан с водкой, а в другой вилку со шпротой. После пары стаканов лицо его становилось совсем красным, что вкупе с белёсыми бровями придавало ему совсем уже иноземный, а может быть даже и потусторонний вид. – Они все лентяи, нытики и попрошайки!

– А как же свободная любовь, – робко спросил я, волнуясь за романтический образ «детей лета».

– Брехня! У них там за свободную любовь только страшные девочки всякие, на которых так никто не смотрит, – в голосе Андрея послышалась обида.

– Я так и знал! – мой стакан поднялся в воздух. – За хиппи!

Основательно подкрепившись золотистыми эстонскими шпротами, мы вышли на улицу.

– Э-эх! Погодка отличная! – поддавшись приливу бодрости, Андрей импульсивно всплеснул руками, и шитая-перезашитая тряпица, неопределённого цвета, служившая ему верхней одеждой, с громким треском развалилась на лоскуты.

– Мне нужна куртка, – облек в слова очевидный факт Андрей.

В первом попавшемся одёжном магазине мы наткнулись на красивые шерстяные ветровки на меху с капюшоном в огромную бело-голубую и бело красную клетку. Изделия элитных китайских мастеров стоили как раз половину повышенной стипендии. Бело-красно-клетчатая куртка Андрея так хорошо на нём смотрелась, что я купил себе бело-синюю, и пара новоиспеченных финских рыбаков с бутылкой земляничного литературного вина (не помню, откуда оно взялось) двинулись вниз по улице, отхлебывая из горлышка, и пугая прохожих громкими репликами о том, что «дуализм Фромма, однако, пожирней экзистенциализма Ясперса».

Объект «Галс» оказался банальной пивной, хоть и располагавшейся в примечательном старинном купеческом особняке, с фундамента до крыши увешанном табличками а-ля «Здесь в годы Гражданской войны была зверски замучена басмачами революционерка Краснофлагова».

Заведение облюбовала пресловутая пятигорская студенческо-богемная тусовка, которую мы и обнаружили смакующей разбавленное пятигорское пиво с сухариками. Богема представляла собой зрелище. Несколько вызывающе одетых девушек с волосами нарядных цветов (парочка из них показалась мне весьма привлекательными), два свободных художника какой-то внешности, и несколько мрачного вида музыкантов. Последних я опознал по косухам и длинным волосам.

Все эти люди знали и, по всей видимости, уважали Андрюху. Девочки сразу полезли к нему целоваться, а парни радушно трясли его руку и предлагали пиво. На мой короткостриженный череп представители богемы смотрели с недоверием. Не спасала даже куртка финского рыбака. Но после того как я заказал на стол пару бутылок водки и пару кувшинов пива, недоверие сменилось признанием.

– Ой-вэй! – хотелось крикнуть мне, но я не был уверен в уместности и происхождении лозунга, поэтому только кивал и улыбался.

Через пару-тройку часов обсуждений музыки, живописи и литературы, а также хоровода сменяющихся на столе бутылок, зловещие рокеры начали солидно покачиваться под бодрячок из «Русского Радио», а я обнаружил себя целующимся с миловидной красноволосой девушкой в черной кожаной куртке. Она сидела у меня на коленях и говорила: «Бэйби, смешай мне ещё одного «ерша!».

Остальной вечер остался в памяти отрывками.

Вот Андрюха демонстрирует свою страсть к альпинизму и, раскинув руки, идёт по сколькому от дождя карнизу на высоте восьми этажей.

Вот я демонстрирую боязнь высоты и ползу за ним и красноволосой девушкой по карнизу на четвереньках, стараясь не смотреть вниз и не пролить водку

Вот я танцую с двумя девушками на дискотеке факультета французского языка под песню Таниты Тикарам, а какой-то бледный молодой человек пытается выколоть мне глаза немытыми пальцами.

Вот я бросаю молодого человека в пианино, и охрана выкидывает нас на улицу.

Окончание вечера я запомнил отлично. Долго шатаясь по кривым улочкам ночного Пятигорска, мы с Андрюхой оказались у какого-то увеселительного заведения с неоновой надписью «Кафе-бар «Единорог» над дверью.

– Глоточек виски, сэр? – пафосным жестом я пригласил его внутрь. – Я угощаю

– Нет, – староста группы выставил в небо бледный перст. – Только водка!

С этими словами, распахнув ногой хлипкую дверь, мы провалились в бездонное чрево сомнительного заведения.

В баре было темно и лишь на дансполе несколько ядовитого цвета лучей освещало группу подвыпивших девушек, колыхающихся под рёв техно. Трогательности зрелищу добавляло полнейшее отсутствие мужских тел.

Очарованные увиденным, мы ринулись навстречу музыке, чувствуя себя обязанными продемонстрировать настоящее танцевальное кунг-фу финских рыбаков. Девушки с любопытством образовали круг, уступив место в свете софитов, и польщённые мы принялись дружелюбно отплясывать в меру своей испорченности.

Я не мог насладиться великолепием своего танца со стороны, но точно помню, что Андрюха был неотразим. Представьте себе лысеющего худого альбиноса ростом под два метра, одетого в пушистый клетчатый лапсердак, виртуозно выделывающего коронные па Майкла Джексона на дансполе полупустой дискотеки. Рядом с ним изгибался и неуправляемо раскидывал конечности по периметру коротко стриженный финский рыбак пониже ростом.

Сюрреализма хореографическому безумию добавляли наши невозмутимо-отрешённые лица с лёгким налётом пьяной дебильности.

Увлёкшись танцем, мы не заметили, как остались на танцполе одни. Девушки, очевидно, не вынесли накала эротизма и упорхнули снимать стресс мохитами в баре

Вместо них на границе света и тьмы зыбко замаячила тёмная фигура. Приземистая и бесформенная она рождала мысли о перворожденном Зле.

Вяло шаркая, первобытное зло пересекло данспол и оформилось в огромного армянского парубка, заросшего чёрным паласом подбородочной щетины.

– А-ха-йиеей! – вдруг взвякнул детина, подпрыгнул высоко в воздух, и с глухим шлепком плюхнувшись на шпагат, упруго подскочил вновь и мелко затанцевал рядом с нами что-то национальное.

Я изобразил на лице сдержанное восхищение его танцевальными успехами, а «лунные походки» Андрея приобрели некоторую скованность. Пару раз обернувшись вокруг своей оси, подвыпивший армянин остановился, обрушил массивные лапы нам на плечи и прорычал: «Пайдём к нам за стол!»

Андрюха ещё больше остекленел глазами и ответил в духе ситуации: «Айм сорри, ай донт спик рашн».

– Он щито нэ русский? – удивлённо спросил меня армянин. Я был удивлён не меньше и предательски воззрился на Андрея.

– Ай донт спик рашн, бикоз ай кейм фром Америка. Энд ю ар май транзлейтор, – медленно и внятно отчеканил староста нашей группы, глядя мне в зрачки.

– Аааа… Эээ! Окей! Я эта… переводчик… А он эта… финн, типа! То есть это… американец из Финляндии – вот куртки! – туманно объяснил я завсегдатаю «Единорога».

– Ваах! Американец! Пайдэм пусть выпьет с нами! – с этими словами мы были скомканы в охапку и влекомы в тёмный угол, в котором клубился дым, и посверкивало около двадцати сигаретных огоньков. Стало ясно, что девушки были не одни, а с кавалерами, и, по всей видимости, наши танцы с их феминами спровоцировали кровожадные инстинкты племени. Мысленно я приготовился к драматической развязке, но ситуацию спасла свежая находка финно-американца Андрюхи.

– Хухры-мухры, ара ты чо э! Это жи гост из-за рубэжа! – остановил эскалацию насилия наш проводник, установив Андрюху перед компанией таких же упитанных соплеменников.

Вид у гостя из-за рубежа был затравленный и диковатый. Всколоченные белёсые волосы, красное лицо и остановившийся взгляд больше приличествовали жертве автомобильного наезда, чем представителю развитого капитализма. Однако странный вид «американца» только убедил компанию в его неместности.

– Хай! Ай лайк ёр кантри! Водка, матрёшка, пьерьестройка! – отчеканил «американец» и оскалился в леденящей душу улыбке.

– Ээээ! Вааааах! Арамэриканэц э! Гаварит, как настаящий, ара, да! – сомнения в происхождении Андрюхи отпали. Дальше новые друзья повели себя не логично, но радушно. Простив нам ухлёстывания за их дамами, они усадили нас за стол и начали потчевать коньяком и закусками.