Да, говорит прокуратура, виновата, потому что отвечает за все, что происходит в её ведомстве. Закон есть закон.

Хорошо, Мишкины родители заявления писать не стали – понимают же, что их сыну никто руки-то не ломал, дети есть дети. Несчастный случай. Легко Нина Ивановна отделалась – строгий выговор да штраф в размере десяти зарплат.

В общем-то, решение суда – казне убыток, потому что зарплата-то у Нины Ивановны такая, что стыдно вслух цифру произнести.

А министр неподсуден, только свидетель. Как так? Он что, может не отвечать за то, что происходит в его ведомстве?

Или он уже не российский гражданин?

Наверное, их детсад в стратегическом плане важнее обороны государства, если на Нине Ивановне лежит ответственность, а на министре – нет. Тогда пусть ей и платят больше, чем ему, безответственному и ни за что не отвечающему.

Много вопросов задала бы баба Маня приезжающим кандидатам в депутаты и даже самому Президенту, да толку-то? Опять все врать будут – насобачились в этом деле.

В общем, не любит политиков баба Маня. Грязь от них одна – пол на два раза мыть приходится после таких кандидатов в болтуны. На второй раз – с хлоркой, для дезинфекции, чтобы враньё и вороватость не распространялись. Детский сад-таки.

Правда, после выборов хорошо – никто из них сюда даже глаз не кажет. Забывают и про «песни» свои, и про «сказки».

***

Нет, Александр Сергеевич, Русью на Руси давно уже не пахнет…

Чтобы земелька урожаем одарила, ей всё лето кланяться надобно…

Баба Маня подкопала картофельный куст и начала выбирать клубни, кряхтя от ноющей боли в спине и в ногах. Вот прямо выкручивает все суставы, а впереди – уборочная пора. Ох, как некстати она, боль эта окаянная, ох, совсем не вовремя! А собственно, когда это боль была кстати и вовремя?

«Мелковатая ещё, – сокрушалась баба Маня, складывая клубни в пластмассовое ведёрко. – Но под кустом много. Да и то сказать, дождей-то с середины июля ни капли не выпало, целый месяц, почитай, пекло земельку-то жарким солнцем. Даже Ильина неделя сухой простояла. Но, даст Бог, к началу уборки нальётся картошечка. Дождичка вот только бы, дождичка…»

Раньше у них был совхоз. Засевали поля, выращивали не только зерновые, но и овощи: картофель, огурцы, капусту и прочее. Имелась и ферма. В общем, люди без работы не сидели. Пусть заработки были не ахти какие, но кто работал, тот не бедствовал – умели ведь люди как-то и малым довольствоваться. Все держали своё подсобное хозяйство, за роскошью не гнались, семьи свои обеспечивали, воспитывали детей в уважении к труду и в почитании старших. Жили без зависти нонешней, без злобы этой непонятной, без отчуждения. И хоть всякое случалось, но всё равно дружно жили.

А потом в одночасье привычная жизнь полетела в тартарары. Перестройка. Приватизация. Раздел и передел собственности.

Конечно, в их селе это проходило не так, как в том бандитском Петербурге или в криминальном мире Москвы. Авторитетов, слава Богу, у них не было. Быков – тоже, кроме того производителя, что на ферме стоял, цепью к столбу намертво прикованный.

Братки, правда, имелись. Целых два. Причём, родные. Директор совхоза и главный инженер. Так они вообще никаким авторитетом никогда ни у кого и не пользовались.

Вот эти-то братки на своей семейной сходке часть сельхозтехники между собой мирно разделили, приватизировали, а из остатков начали создавать сельскохозяйственные общества и называть их тремя буквами: сначала какое-то ООО, затем – ЗАО или как-то по-другому. Но как ни меняли одну букву на другую, всё равно получалось чёрт знает что, прости Господи!

Потом приехал ушлый пройдоха из соседнего района, забил браткам стрелку, купил у них эти три буквы и заменил на три свои: СПК. Теперь бывшие совхозники стали рабочими сельскохозяйственного кооператива. Если разобраться, то разницы между совхозом, ООО и СПК нет никакой. Работа-то прежней осталась: посевная, уборочная, ферма с коровами и навозом. Только вот не хотят люди работать. Не хотят – и баста!

А потому не хотят, что за свой нелёгкий труд получают хлеборобы то, что в народе тоже тремя буквами называется.

Это, во-первых.

Во-вторых, баба Маня считает, что отбили у людей желание трудиться на полях и на фермах. Зачем им вкалывать, если они на биржу встанут и по придуманной безработице будут денежку получать в большем количестве, нежели им тот ушлый пройдоха заплатит за работу на ферме?

Ну, а от работы на своих подворьях люди уже сами отбились…

Конечно, есть ещё семьи, где домочадцы трудятся не покладая рук и в СПК за жалкие гроши, и дома. Только их по пальцам одной руки пересчитать можно.

Молодежь же в основной своей массе вообще работать не хочет – если кто в поля и выходит, так только за коноплей. Огороды при частных подворьях бурьяном зарастают, хозяйство тоже держать нет выгоды. Куда продукцию-то сбывать? Да и по какой цене? Если посчитать, в какую копеечку влетит хозяину корм для кабанчика, получится, что не оправдает себя он, кабанчик тот. Корм-то нынче здорово кусается!

Для себя-то, конечно, худо-бедно, а можно вырастить, для себя-то и баба Маня с дедом одного поросёнка держат. Где картошкой накормят, где – травой. Не колбасой же им с дедом питаться, они не вегетарианцы, чтоб сою заместо мяса есть. Да и не по карману им она, колбаса эта соевая.

Перестала деревня быть кормилицей, не нужна она правителям нашим, ежели они её в очередной раз раскрестьянили, а мужика к потребительству толкнули своими подачками вроде «биржевых», детских пособий да разных субсидий.

Вы дайте ему, мужику-то этому, возможность самому нормально заработать, тогда, глядишь, и воскреснет она, деревня-матушка, кормилица наша, не то и дальше будут плодиться лень с гульбой да нищета с неустроенностью, а «великий русский народ» (не власть, конечно, а именно народ) будет продолжать травиться тем, что заграница на Русь-помойку выбрасывает, благо забор-то наш пограничный совсем завалился, если всякие наркоторговцы с гастарбайтерами туда-сюда шлёндают.

Власть баба Маня не любила, считала её вороватой и бессовестной, но поскольку была человеком справедливым, то, конечно же, не могла во всём том безобразии, что сегодня в селе творится, обвинять одну только её, власть эту непутёвую. Каждый должен отвечать за свой забор и за свою помойку: власть – за государственное, люди – за своё. Президент не приедет наводить порядок на их улице.

Да и при чём тут Президент, если у её соседей, которые слева, часть забора держится только на растущих под окнами дома кустах черёмухи, а там, где этих кустов нет, завалился окончательно? А ведь сосед-то не старик, наоборот, молодой совсем и нигде не работающий. Её дед (это баба Маня своего Егорыча так кличет) подобного безобразия вовек бы не допустил.

Или помойки взять. Разве это Президент виноват, что возле дома Лукашиных бутылки пивные да обрывки пакетов разных с пачками сигаретными горой возвышаются? Он что ли швырял всё это из своего Кремля прямо к их калитке?

Баба Маня мусор на люди не выносит, его она в печке сжигает: зимой – в доме, летом – в бане. А то, что не горит (консервные банки или стекло какое-нибудь) складывает в мешки, чтобы потом вывезти за село, на законную свалку.

Но Лукашины-то хоть через забор перекидывает. А вот наискосок от них живёт семейка из четырёх человек, так те помойку соорудили аккурат возле крыльца, с него и бросают яичную скорлупу, банки, бутылки, окурки, использованные, простите, тряпки – прокладки и прочую гадость. Батюшки, срам-то какой! А смрад? И ничего, живут!