Первое время, может, буду писать, чтобы немного заглушить тоску.

Прощайте, мои роднулечки! Очень вас люблю!

Крепко целую. Ваш папа Витя».

У Любы к горлу подступили рыдания. «Витя! Витенька! Родной ты мой! Что же ты наделал?! А я – то? Я?! Сама ведь виновата. Брала эти побрякушки и верила. Вот дура-то! На кой чёрт они мне теперь?» – причитала она, рыдая, упав на кровать, обхватив руками и прижимая к груди подушку мужа, в которой, казалось, хранилось тепло его рук и запах любимого лица, волос…

И потекли унылые дни. Всё пришлось испытать: и стыд, и позор, и жалость к мужу. Люба твёрдо решила, что будет ждать. «Каждый может оступиться, – думала она. – А он ведь из-за меня пострадал». И ждала. Все шесть лет писала письма, отправляла посылки. Виктор писал редко, и всё уговаривал забыть. Всё думал, с какой совестью он явится в дом, к жене, которой причинил столько горя, страданий и боли.

Последнее письмо его было таким: «Родные мои, Любушка и Наталка! Очень соскучился и по-прежнему люблю. Поэтому твёрдо решил не возвращаться. Не хочу вас, милые мои жемчужинки, позорить.

Любашка! Ты у меня красавица, и найдёшь себе отличного мужа: красивого, доброго, умного. Будешь гордиться им, не то что мной… Только такого найди, чтобы Наташку любил, как родную. Я верю в тебя. И знаю, что сейчас у тебя нет отбоя от мужчин. Они всегда обращали на тебя внимание.

Любушка! Ты любишь и помнишь меня прежнего. А за эти годы я сильно изменился: постарел, сдал в здоровье, подурнел характером. В общем, никак тебе не подхожу. А материально я всегда буду вам помогать.

Адрес я тебе свой давать не буду. Да я и сам пока его не знаю. Так что, будьте счастливы, дорогие мои!

Любочка, всю жизнь буду тебе благодарен за то, что «ожиданием своим ты спасла меня»!

Целую вас с дочуркой крепко и нежно-нежно обнимаю.

Прощайте! Виктор».

Получив и прочитав это письмо, Любе хотелось заголосить, словно над похоронкой. Всё внутри похолодело, застыло ледяной болью. Она сидела вся окаменевшая, чувствуя себя не то вдовой, не то брошенной женой. Душа стала совсем пустой. Только теплилась маленькая надежда: «Может, не вытерпит, приедет? Разве можно так обрубить всё разом? Все ниточки их родства? А Наташка? Так и будет расти сиротой при живом отце?»

Слёз уже не было. Все выплакала за прошедшие шесть лет. И вот оно – вознаграждение… За что? Почему судьба так жестоко обошлась с ней? Ведь она так сильно и верно умела любить! Всю свою жизнь с Виктором Люба помнила до мельчайших подробностей. И все годы разлуки жила им, часто разговаривала мысленно с мужем, рассказывая, как прошёл день. Ни разу не изменила ему, хоть возможность была и не раз. Как же теперь жить?! За что, за что муж так жестоко поступил с ней?

Виктор так и не появился: ни через год, ни через два… Надежды на его возвращение не было никакой. А Любе уже было тридцать. Красота слегка начала увядать, больше от одиночества, но по-прежнему заглядывались на неё мужчины. А женщины на работе не унимались, всё «учили её жизни»:

– Любаша! Хватит уже «вдовой» ходить! Сколько можно! Лучшие твои годы пропадают зря. Твой, небось, женился и живёт припеваючи! Мужик есть мужик. А ты всё панихиды по нему справляешь! Не теряйся, пока мужчинам нравишься, выходи замуж. Что ж, всю жизнь теперь одинокой будешь? Ведь только жить начала!

И Люба сдалась. Решила напрочь забыть своего капитана. Вспомнила свою молодость. Боевой и озорной росла. Была первой общественницей в школе, играла в театре, моды демонстрировала. Пошла в клуб. Решила начать новую жизнь.

В это время приехал к ним в село простоватый на вид, небольшого роста, коренастый, рыжеватый паренёк, которого все звали Колян. Он был весёлым, умел красиво ухаживать за женщинами, пел, танцевал, играл на гитаре. Все девчата были от него без ума. А он проходил мимо них и поглядывал в сторону Любы. «До чего же хороша! И лицо, и фигура, и ноги. Да и ласковая вроде. Вот эта баба – по мне!» – думал он. И, применяя все свои донжуанские хитрости, втирался к Любе в доверие. Не смущала его ни разница в возрасте (он был значительно моложе), ни разница во внешности (в этом он сильно проигрывал), ни то, что у Любы растёт дочь-школьница.

Просто так покорить сердце Любы было непросто. И это подстёгивало самолюбие Коляна: он решился на крайний шаг – жениться на ней. Все его ухаживания и признания были очень театральны и наиграны. Уж, что-что, а играть-то он умел! Недаром ведь в клубе работал режиссёром. А Люба играла у него в спектаклях. На все любовные роли он выдвигал её и свою кандидатуры и старался всенародно, на сцене, хоть во время спектакля поцеловать Любу «в сахарные уста».

Любаше Колян понравился, как мужчина, за его умение обращаться с женщинами. За долгие годы одиночества истосковалась она по мужской ласке. Ей так хотелось прижаться к надёжному мужскому плечу! Колян, чувствуя это, не терялся. Как хитрый кот, смотрел своими светло-голубыми, порой казалось, просто бесцветными туманными глазами в чистые глаза Любушки, стараясь разжечь в ней огонь страсти. И добился-таки этого!

«Ну, что в нём хорошего? – порой начинала анализировать Люба. – Ведь муж мой был гораздо красивее, стройнее, умнее…» И, тем не менее, влекло её почему-то к этому разухабистому, самоуверенному покорителю женских сердец – Коляну. И он был всё настойчивее в своих ухаживаниях. Дарил цветы, провожал домой, красиво прохаживался с Любашей по улице. Всё село только и говорило с восхищением об их любовном романе. Бабы на лавочке с завистью обсуждали:

– Вот это любовь!

– Надо же, какой мужчина! Не смотрит ни на разницу в возрасте, ни на то, что у неё есть ребёнок!

И Колян всё-таки женился на первой красавице Берёзок! Мужчины ревниво смотрели ему вслед. Николай чувствовал себя победителем, ходил перед ними с поднятым носом – гордился, а перед женщинами продолжал «рисоваться» дальше. Давая «интервью» местным сплетницам, он сообщал, что дочь Любы, конечно же, удочерит, и у них будет самая образцовая советская семья.

– Дай-то Бог! – вздыхала Любина мать. Но в душе у неё опять были недобрые предчувствия, которые она, не вытерпев, изливала Любе:

– Не везёт тебе, дочка, с мужьями. Прохвост он, помяни моё слово. Виктор ещё, небось, лучше этого был…

«Виктор! Виктор! Что ж теперь! Нужно ведь его когда-то забывать. Сам виноват – не вернулся», – думала Люба. И ей казалось, что бывший муж уже отошёл у неё в душе на дальний план. Но это только казалось! Память о нём просто временно притаилась и тихо-тихо спала в уголке её доброго и верного сердца. А всею душой начинал в тот момент владеть этот назойливый в любовных ухаживаниях Колька.

Новая семейная жизнь Любы началась красиво. Свадьбу играли в очаровательный тёплый осенний день. Все краски осени в мягко падающей листве, казалось, ложились у ног невесты. Она была в нежно-розовом платье такой же очаровательной, как сама ранняя осень. Но что-то унылое и грустное было в этой до головокружения красивой осенней природе, которая печально прощалась в этот день с прежней Любой.

Колян настаивал на том, чтобы Любаша была в фате. Но она ни в какую не соглашалась: ведь это была реликвия её первой семейной жизни и первой любви.

– Коль, ну какая фата! Это ведь признак невинности. А у меня уже Наташка в школу ходит. Для показухи, что ли?

И хоть старалась Люба забыть своего «Виктора-победителя», но светлый лучик его любви продолжал греть теперь уже и ей самой непонятное женское сердце.

Наташка тихо сидела рядом с мамой за свадебным столом и печально опускала глаза, чувствуя себя покинутой и одинокой. Её любимая мамочка, которая столько лет всю свою любовь отдавала ей, родной доченьке, сидела рядом с каким-то чужим дядей, счастливо улыбалась и прижималась к его плечу… А как же папа?! Ведь они столько лет его ждали вместе. Почти каждый вечер смотрели его фотографии и читали его письма. Значит, он никогда теперь не приедет?