Артур пообещал прийти. Ему уже было не очень смешно.

А через час пришли два паренька из Национальной Гвардии национализировать квартиру. Один был маленький, в облегающей тело куртке муторного желтого цвета. На груди горела эмблема принадлежности к Гвардии - контрастная панда на зеленом фоне. Второй был довольно высоким, в его волосах была повязана тонкая ленточка, на плечах красовались погоны, украшенные вышитыми иероглифами. Рядовой и сержант.

- Собирайте вещи и идите, - хмуро сказал сержант.

- Куда? - спросил Артур, но ответом было молчание. Маленький нервно поглаживал рукоять кинжала, потупив глаза.

- Ребята, ну посудите сами - куда я пойду? Да и какой из меня преступник, в конце концов! Давайте так - я вас не видел, и вы меня не нашли...

Сержант презренно сверкнул очами, будто Артур сморозил о-очень глупую шутку и, повысив тон, произнес: "Китай для китайцев! Собирайте вещи и уходите". И указал облаченным в перчатку повелительным перстом вниз по лестнице. "Туда", - добавил снисходительно.

- Ясно, - буркнул Артур, хотя ничего ясно не было. Но он махнул рукой, окончательно решив не дурить, ведь не сегодня-завтра ему все равно бы уезжать. Только теперь вариант "Завтра" отпадает.

Он зашел в квартиру, потом высунулся назад.

- Парни! Зайдите, посидите, наверное устали.

Молодчики разом отвернулись в сторону. Артур засунулся обратно. Как это можно людей - людей! - выгнать на улицы, подумал он, не понимаю. По всей стране это тысячи... Глупцы! Недолго же они продержаться у власти, если начинают с подобных указов... Проклятый дуумвират. Доконают они меня скоро!"

Он сел в кресло, раскурил длинную тонкую ароматическую "Хараду" и стал освежать в памяти места явок. Они были, например, в Ронгджаге и Шанхае, но туда он не поедет. Нужен Бэйкон и нужны Близнецы, а это в Столице. Зато там работает Мартен. Отлично. Пятьсот, нет, даже шестьсот километров до туда, выполнение задачи и скорее домой. Надоело уже, ну ее к черту эту секретную работу. Копаешься в шелухе, в грязи, кругом радиация, мутанты, изуродованные страшилища, с укором смотрящие тебе в глаза тут и там, будто именно ты виновник их несчастья, будто именно ты забрал у них здоровье, веру в справедливость, надежду на достойную жизнь и бесстыдно присвоил себе. И никуда не денешься от этого укора, от этих безнадежно отчаявшихся глаз карих, черных и серых, иногда кроваво-бордовых, иногда бесцветных, прозрачных как лед, с проступающими жилками каппиляров...

Он сидел и курил. Сизый ручеек дыма лениво подбирался к потолку и таял, идти никуда не хотелось. Наконец, он вскочил, желчно бросил окурок на пол и растоптал движением ботинка. Все, еду на глайдере! И надо будет зайти к Вэн Юаню и его сестре попрощаться. Добрые люди как привычная вещь - ощущаешь только ее отсутствие.

Гвардейцы стояли "вольно" и перебрасывались редкими фразами. Артур им виновато улыбнулся, что, мол, извините за задержку и отдал ключи. Те сразу же принялись исполнять свое дело. Наглухо заперли дверь, на щель приклеили полоску с проставленными печатями. Артур отвернулся и медленно стал спускаться по ступенькам. Этажом выше истерично закричала женщина.

Когда он вышел на улицу, разом пахнуло пылью, задымленностью и жесткой радиацией. Ветра не было и спертый, загазованный воздух смогом слоился над самой поверхностью земли. Лицо мгновенно покрылось сетью мельчайших капелек. Не улица, а парилка. Он пересек двор, миновал арку, прикрывавшуюся чугунными воротами и очутился на площади. Глайдеров не было видно ни на стоянке, ни в небе. Тут и там стояли люди с сумками, узлами, чемоданами: кто ругался, кто плакал и причитал, кто молчаливо расхаживал взад-вперед. Меж ними сновали хитроглазые скупщики с тачками и за бесценок скупали тряпье и пожитки.

А сверху, над площадью, над городом, над всеми этими людскими трагедиями, над всем безрассудством и обезьянством висели низкие тревожные тучи с резко очерченными краями, готовые прорваться ливнем на эту грешную землю, вначале освежить, оросить ее, а потом пометить длинными лужами, грязью и непроходимыми топями с радужным налетом. Солнце почти не пробивалось через этот нависший темно-серый, набухший водой, кисель, а те лучи, которым удавалось это сделать, освещали унылую бурлящую площадь, мчащихся велосипедистов, импровизированный базарчик с вечными ломаными ящиками, с вечными замотанными зазывалами-продавцами, выставляющими свой незатейливый товар, освещали растрескавшийся асфальт, который уже давно следовало заменить.

Он направился прямо, совсем не зная куда идет. В киоске купил ньюс-диск, задержался у табло, показывавшем 218 микрорентген в час. Фон ниже среднего. Прямо перед носом ловко притормозил молоденький рикша веломобиля, еще совсем пацан.

- Садитесь, подвезу, сэр!

Артур, подумав, забрался внутрь. Крыша с солнечными батареями с легким скрипом опустилась и щелкнули затворы.

- Знаешь... давай на проспект Жертв Технического Прогресса.

- Он уже не так называется, сэр.

- В каком смысле?

- Переименовали в проспект Благоденствия.

Взмокший на полуденной жаре мальчуган поправил на носу очки, завертел педали, а когда набралась высокая скорость, откинулся на спинку грубого пластикового кресла.

- Как тебя величать, братка? - спросил Артур.

- Камил, сэр.

Пассажир замолчал. Переднего стекла не было и фронт горячего воздуха бил в лицо, трепал волосы, залезал под воротник вместе с назойливой пылью. Навстречу неслись такие же веломобили, большей частью обшарпанные, скрипящие и ухающие на каждой рытвине дороги.

- Сегодня все хотят ехать! Если б с недельку продержался такой спрос, я бы новое колесо на этот драндулет купил. Задние совсем стерлись.

"Будет тебе спрос", - подумал Артур, а вслух спросил:

- Что люди говорят сейчас?

- О чем?

- Ну там... о жизни, о правительстве - все такое.

- Ха, мне отец каждый день об этом твердит: "Ты смотри, Камил, в оба, если спросит тебя кто о политике, отвечай: "Не знаю, я человек маленький, а об этом только человеки большие могут говорить!" Но я с ним не согласен, о, нет! Сами посудите, какой же я маленький: тринадцать лет стукнуло, мобиль имею в собственности, счет открыт в партийном банке. А он все говорит, что маленький. А сейчас вот, куплю заднее колесо, потом, может, другое заднее, и начну настоящие Вещи покупать. Вещи сейчас - самое надежное. Вещи делают тебя сильным: имеешь Вещь - человек, а нет - ты никто... Есть, правда, еще Здоровье - оно важно, это верно, никому не хочется умирать, - но, в конечном счете, само Здоровье твое зависит от количества и качества Вещей, у тебя имеющихся... - Камил придержал поток слов. - А то ехал тут один, еще до вас, сэр.