Так и не понял, спал он или нет, но в 9:00 Виктор стоял у дверей Ольги в полной боевой готовности: одет, чисто выбрит, и, самое главное, трезв как стеклышко.

Метро. Она думает, что оно для него в диковинку. Неужели он похож на чистоплюя или женщину так легко ввести в заблуждение? Практически все его предыдущие поездки в Москву связаны с покупкой товара на оптовых складах. Только метро позволяло пробежать эти склады как можно быстрее и вернуться на последнюю электричку, ведь надо было уложиться в один день. Как она прекрасно, хотя и видно, что немного рассеяна после ночи, но и это ей к лицу. «Наверное, я влюбился», – решил про себя Виктор.

– Виктор, вам надо было поехать на работу, вы из-за меня опоздаете.

– Не волнуйтесь, Ольга, я всех предупредил, что задержусь. А что, если мы перейдем на «ты», мы же не так стары, как кажемся.

– Попробуй, – улыбнулась Ольга.

– У тебя получилось. Во сколько ты заканчиваешь работу, я буду ждать тебя у входа в метро?

– Ого, ты делаешь определенные подвиги.

– Разве это кого-то удивляет?

– Прости, я, наверное, делаю и говорю глупости, в 18:00.

– Я не совершаю никаких подвигов, но готов умереть за твою благосклонность.

– Хитрый, знаешь, что мертвый ты пока мне не нужен.

– Ну, слава Богу, а я-то думал, что с юмором у тебя тяжело.

– Моя остановка, тебе чуть дальше.

– Не волнуйся и работай, в 18:00 – я у входа, не перепутай меня с кем-нибудь.

Ольга вышла из вагона с улыбкой на губах, а Виктор продолжал строить ей рожицы, стараясь обращать на себя как можно больше внимания. Вагон тронулся.

Ну, почему он должен куда-то уезжать, а она идти на работу? Есть деньги. Есть они, как казалось Виктору, питающие друг к другу интерес, что еще надо? Точно, он дождется и не успеет насладиться влюбленностью, как его посадят в тюрьму. Надо срочно во всем признаваться, или выдумать, что его переводят в Сочи, а ей лучше последовать за любимым.

Любимым? Так ли это, или это далекое будущее? Такие как она вряд ли делают опрометчивые шаги. А что, если она рассмеется ему в лицо, узнав что он липовый депутат. Теперь Виктора начинали одолевать сомнения в правильности своих начинаний. Размышляя над своим положением, Виктор дошел до Охотного Ряда, дом 1.

В здание он заходил в надежде встретить кого-нибудь из тех, с кем ездил по городам и весям, с кем было выпита бочка водки и съеден пуд соли с тонной мяса. Надо было попробовать отработать набитый дипломат, помочь одному или нескольким.

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Только успел снять дубленку, как сзади его кто-то окликнул по имени-отчеству с пожеланиями доброго утра. Как не хотелось Виктору поворачиваться на голос, который всплывал в его памяти. Видно это судьба, и он обернулся. Перед ним стоял тот, кто едва не закончил его карьеру депутата, тот, кто тоже работал в отделе земля – недра, и тот, кто пытался разоблачить лжедепутата Петрова. К чести самого Петрова, он тогда вышел из положения. А что сейчас? Наглая рожа смотрела на него сквозь очки и улыбалась.

– Не припомню, извините, вашего имени… – Виктор приподнял руку кистью ко лбу, как бы заставляя этим работать свою память.

– Юрий Владимирович Снежко.

– Да, да, Юрий Владимирович, как же, помню. Вы, значит, на работу? Как ваше самочувствие?

– А я вас рассекретил, Виктор Семенович.

Как он смотрел, какое злорадство, сколько вальяжности, что он говорит, он знает про липового депутата? Его надо толкать и бежать отсюда. Вот, урод, мать его.

– Я, конечно, извиняюсь, – продолжил уже в более спокойном ритме Юрий Владимирович, – но не мог же я не сказать сослуживцам, что нас курируют, и не показать вас по ТВ. Теперь мы все вас знаем.

Фу, пронесло, он что дебил или мозги оставляет жене. Стоит и издевается, ан нет, батенька, не позволим.

– А вы отдаете себе отчет в ваших действиях? Вы понимаете, что совершили непоправимую ошибку? Мне придется доложить в президиум Госсовета нашей партии, скажу прямо, самому председателю, о вашем недостойном поведении. Я вам рассказал по секрету, когда мы были с вами в разведке, а вы, значит, предатель?

Снежко изменился в лице, ноги стали у него ватными, и Виктору пришлось поддержать его, иначе он бы упал в обморок.

– Вы хотели выглядеть перед коллегами в хорошем свете всезнайки? – продолжал отчитывать его Виктор.

У Юрия Владимировича затрясся подбородок.

– Держите себя в руках. Натворили бед. Давайте отойдем, на нас могут смотреть. Идите же вы, ну, раз, два. Не бойтесь, я вам помогу исправить ваш промах.

Виктор подробно рассказал Юрию Владимировичу, что ему надо сделать. Виктор не стал сильно нажимать на ничтожество, стоящее перед ним, но дела армянина, кладбища и еще пару дел все-таки поручил. На все-про все у Снежко было два дня.

Виктор пояснил, что контроль над их отделом будет еще три дня, и по недоумству Снежко, он не может участвовать открыто, потому будет выполнять работу в гостинице. Юрию Владимировичу требовалось кроме решения поставленных перед ним задач, решить и еще одну: сдать Виктору со всеми потрохами неугодных отделу или лично Юрию Владимировичу Снежко. Виктор делает свое дело, Снежко – свое, и все довольны, в своем отчете Виктор отразит самоотверженный труд депутата Снежко и в агитационном походе и в Госдуме.

– Да, уважаемый. Не забывайте, что сегодня все, кто так или иначе связываются с вашим отделом, могут быть контролерами из нашей группы. Я не могу вам выдать наших людей, но если вы будете консультироваться со мной хотя бы по телефону, то я вам лично помогу. Вам все понятно?

Снежко закивал, так и не обретя дара речи. У Виктора зазвонил телефон.

– Алло, Ольга! Это ты, какая радость, но я работаю и пока не могу разговаривать. У меня люди. Я перезвоню, извини.

Закрыв потихонечку телефон, Виктор посмотрел Снежко в его очки.

– Идите и выполняйте. Из-за вас я не могу помириться с собственной женой, а он, – Виктор многозначительно показал на карман, – пытается…

Юрий Владимирович понимающе закивал, записал номер телефона, и, согнувшись, убежал внутрь пустого здания. Интересно, он сделает хоть что-то, или я просто выиграл время и надо уносить отсюда ноги.

Еще минуту назад он отдал дубленку в раздевалку и уже просил ее обратно, держа трубку телефона у уха. Он говорил, что не успел зайти в отдел, а они его вызывают, так нельзя работать. Как понимала его гардеробщица, отдавая его дубленку, ну нет человеку времени даже на кофе. В принципе, как успел отметить Виктор, все было пристойно, и его приход, и беседа с сослуживцем, звонок и разочаровывающий путь в обратном направлении, но надо, так надо. Кому охота уходить в зимнюю пургу с Охотного ряда, дом 1.

После почти пяти часов бесцельного блуждания по Москве по кафешкам и магазинам, к шести вечера он стоял с букетом у входа в метро.

Они разговаривали по телефону даже тогда, когда уже увидели друг друга.

– Оля, может, сходим в кино?

– С удовольствием, только куда и на какой фильм?

Наверное, в их положении, начинающих влюбляться, нет возможности что-то выбирать, они не видят куда идут, или что происходит вокруг. Нет ничего романтичнее этой начинающей влюбленности, как бы это не происходило и в какой бы раз. Ухаживать за тем человеком, который отвечает тебе взаимностью, легко и приятно. Столько много хочется, столько делаешь, полностью отдавая себя в руки любящего тебя человека, что жизнь кажется переполненной чашей.

Если вьюга зимой, то это декабрь, тут к шаману ходить не надо. Если в стране горячие споры на кухнях, в банях, в очереди, то это выборы. В это время у народа сильно чешутся языки и кулаки. Споры начинаются с самого утра, и продолжаться могут весь день и всю ночь.

Одним так надоело слушать бредовые обещания мямлящих и ахающих кандидатов, что они готовы лезть буквально в драку, доказывая свою правоту. Другие хотят больше надбавок, дотации и льгот. Но в основном, все сходятся в одном, власть отдаляется от народа семимильными шагами. На смену старым добрым «пора начать», пришли слова из далекого будущего, несопоставимого с настоящим. А эти приставки «а» так раздражающе действуют, как красная тряпка на быка. Нельзя понять, «а» – это вопрос, или заглушка непроизносимого ругательства.