– Почему это?

– А то ты сама не знаешь, – Хвальковска покусала нижнюю губу. – Ладно, я была резка с твоим напарником. Непрофессионально получилось.

– Майло и сам напрасно цеплялся к тебе, – ответила я, – Ты же знаешь, он обычно молчаливый. Что-то не то с ним происходит.

***

– Я не могу вам сказать, почему так вышло. Температура внутри помещений стабильна по этажам, а в приборах разная, – шеф еще раз бегло просмотрел распечатку и положил в стопку бумаг на краю стола. – Я передам рапорт в Центральный Краковский Комитет, а они уже будут решать, что делать дальше.

– Я знаю, что подобные аномалии бывали, – Ингрид выпрямилась на стуле и посмотрела на Пройсса с невероятной тоской. – Но сама с этим не сталкивалась. А теперь…

Пройсс взглянул искоса на меня – я расположилась у шкафа с книгами и надеялась, что всем своим видом выражаю нетерпение.

– А теперь один из классиков современной магической науки скучает на пенсии, – отрезал Пройсс. Ему самому до пенсии оставалось не так много – он был из тех чуть лысеющих и чуть подрасплывшихся, но крепких мужчин, которые способны находить удовлетворение в любом возрасте и на любой работе, и быть главой второстепенного нестоличного Комитета Пройсса вполне устраивало.

– Что притихли? У вас скоро будет объемное задание на выставке, будет информационная работа по антитеррористической безопасности. Скучать не придется, – шеф хмыкнул. – Я уверен: у Андерсена старые счеты с «Ядром», и как только про них стало слышно, этот древний гений заявил и о себе.

– А что про них слышно? – поинтересовалась я. Пройсс достал мобильный, пощелкал по экрану:

– Ничего толком… Как я вас терплю уже сколько – два года, три? Дни слились в бесконечный калейдоскоп с размытым черным пятном, – он кивнул в сторону Ингрид, – И белым, – ткнул пальцем в меня.

Мы с Ингрид переглянулись. Пройсс пожал плечами:

– Впрочем, Пол с Мареком и практиканты достают не меньше. Умоляю вас, успокойтесь и займитесь делом.

– Каким? – обиженно спросила Ингрид.

– Отдыхом! – рявкнул Пройсс. – Все, на сегодня свободны.

Я хотела извиниться перед Майло за Ингрид, но забыла и, отчего-то ужасно расстроенная, отправилась домой.

Адреналин – наверное, один из немногих гормонов, которые можно так явственно ощутить внутри своего тела. Такого уже не было довольно давно, и я забыла, каково это – чувствовать каждую мышцу напряженной, как под электричеством. Отрава разливалась в воздухе, оба ребенка – и девочка, и мальчик – уже лежали на полу без сознания. Майло, тяжело дыша, смотрел на меня исподлобья.

– Не тормози, – одними губами шептала я, – Сделай хоть что-нибудь.

Но, увы, мы оба словно примерзли к полу. Парадокс лиловым глазом сиял возле кухонного стола, отбрасывая веселый неуместный блеск на подсвечник на подоконнике. Еще секунда ступора, и, как ядовитая тропическая лиана, из парадокса полезла петля.

Петля – это финал. Она задушит нас обоих, поглотит все силы. Я судорожно вздохнула и сосредоточилась на одном-единственном движении – чуть разогнула руку, чтобы коснуться кармана джинс. Нащупала зажигалку Ингрид, которую все забывала ей отдать. По лицу градом катился пот – всего лишь щелкнуть колесиком, вызвать неестественно оранжевое пламя, резко бросить вперед, целясь в уже хищно ощерившуюся в сторону Майло петлю…

Казалось, меня с ног до головы облило огнем. Я упала и ударилась о дверной косяк, где-то за миллион километров выругался Майло – и тут же все закончилось.

Лиловый глаз потух, я смогла выпрямиться и кое-как отдышаться. В воздухе почему-то повис острый запах керосина.

Я позвонила шефу, через двадцать минут к детям приехала мать – госпожа Стох – и напоила нас отвратительного вида и запаха чаем.

– Спасибо вам большое, – шептала Стох и массировала виски. – Какая же Ирена умница…

Мы вошли по срочному звонку: испуганный детский голос шептал о «фиолетовом огоньке» на кухне. Часто дети просто балуются. Но в этот раз девочка не соврала.

– Как же так вышло, дамочка? – привычно развязным тоном, словно полицейский на допросе, спросил мамашу Майло. Та теребила дешевый клетчатый платок:

– Это все мой бывший муж. Он практиковал кое-какие техники…

– Оккультные маги, – поморщилась я. Конечно, последние годы стало очень модно изучать разную ерунду, связанную с магией, которая даровала практикующему некие особые знания и чуть ли не просветление. Все это, разумеется, полный бред. Магия – это такая же наука, как физика или химия. Она не сделает тебя ближе ни к ангелам, ни к чертям.

– Он очень ревнив, решил, что я ему изменила, и бросил нас, – давясь слезами, сказала женщина, – И пообещал, что отомстит. И даже не подумал о собственных детях, повесив тут эту гадость.

– Парадокс – не гадость, это всего лишь неконтролируемый сгусток энергии, – покачала головой я и покосилась на Майло. Тот сыто икнул и вытер рот кулаком. Нет, я никогда не смогу перебороть чувство стыда за него.

– Почему он активизировался только сейчас? – госпожа Стох промокнула слезы, поджала губы и сразу стала напоминать мне мою бабушку.

Я уставилась в давно не мытое окошко:

– Парадоксы, как и любые другие остаточные следы магических действий, абсолютно неконтролируемы. Невозможно отследить, как и почему они возникают; неизвестно, когда они проявятся. Хорошо, что ваша дочь заметила странный огонек на кухне. Я вижу, что в вашей квартире довольно сложный энергетический фон, жилье надо взять под контроль. Я сообщу начальству. Да и с мужем вашим связаться было бы нелишне – лучше в точности разузнать о его занятиях.

Стох часто закивала. Я достала блокнот и пометила: «Квартира 15: дети, сложный фон, написать Пройссу».

Жалко детей. Мало им конфликта между родителями, так еще и всякие магические ужасы…

Мы вышли на улицу и с размаху одновременно плюхнулись на скамейку.

– И как ты додумалась до этого прикола с зажигалкой, – покачал головой Майло.

– Первородные стихии иногда недурно срабатывают. Изначальная магия, знаешь ли, – вздохнула я. До боли знакомый двор был залит мерным вечерним светом. – Вообще, этот способ мне показал один знакомый.

– Тот, о ком нельзя вспоминать, значит, – ухмыльнулся Майло.

– Один из, – парировала я. – Все же, видать, у Ингрид слишком длинный язык.

Что говорить, это действительно был секрет Веслава Вежбы – моего друга из колледжа.

А запомнился этот способ мне только благодаря очень серьезной переделке, в которую попала наша такая еще дружная компания во времена практики в колледже. Видите ли, Ингрид очень захотелось поискать приключений, и она отправилась раскрывать обосновавшуюся неподалеку от Велички секту. А мы с Веславом, Полом Крайчеком и еще парой товарищей отправились ее выручать. В той заброшенной больнице, где секта скрывалась, все было по классическому сценарию: ловушки, мешки на голову. Я так перепугалась, что от шока впоследствии потеряла голос на пару недель. Если бы не Веслав с его знанием факультативного курса по мехамагии, мы бы не спаслись. В колледже нас чуть не выпотрошили за всю эту историю, хорошо хоть, что секту раскрыли и всех маньяков из нее распределили по тюрьмам.

– Вспоминаешь сектантскую историю про Ингрид? – спросил Майло. – Не хочешь по рогалику?

Конечно, я хотела. Я хотела чего угодно – лишь бы отдохнуть, отвлечься, не задумываться обо всей этой череде странных встреч, о парадоксах, ливне воспоминаний и ассоциаций и о том, что говорило мое предчувствие: будущее стремительно меняется.

Мы отправились на трамвае в центр. Я устало всматривалась в вечерний город, который поверх остроконечных крыш стремительно заливало фиолетово-красным закатом – черт возьми, солнце стало совсем рано садиться – и привычно играла сама с собой в любимую игру: чем бы я могла заняться в жизни, кроме этой скучной и банальной контролерской работы. Я тасовала эти вероятности, профессии и случаи, как колоду карт. Только грусть была в том, что колода эта знакома и тосклива так же, как и работа контролера.