– Да тут сам чёрт голову сломит! – недовольно заметил человек, похожий на попа.

– Вот она! – показала рукой Жива на краешек маленькой горы, едва выглядывающей над крышами киосков.

– Этот бугор? – искренне удивился мужчина невзрачному виду горы, больше похожей на большой холм, – и где же они там собираются?

– Кто они? – не поняла Майя.

– Ведьмы, гори они в геенне огненной!

– Там и собираются, – усмехнулась Жива.

– Как же мне к горе той подойти? – спросил грозный мужчина, теребя бороду.

– Посмотреть на них желаете? – снова съязвила Жива.

– Да… как гореть они будут алым пламенем! – ожесточённо произнёс чернобородый, и в глазах его сверкнули молнии.

Майя и Жива недоумённо переглянулись друг с другом.

– Видите вон там пять вышек, – показала рукой Жива, – идите в ту сторону, там и будет главный вход на Лысую.

(В настоящее время весь периметр автостанции ограждён высоким забором, окрашенным в радужные цвета, но в дальнем углу между бетонными плитами с явным умыслом оставлен узкий проход, будто специально для тех, кому нужно напрямик пройти к северному входу на Лысую.)

– Далековато. А другого пути нет?

– Есть. Но сами вы не найдёте.

– Ага, – призадумался человек, похожий на попа, – а вы там, что, уже бывали?

– И не раз, – улыбнулась Жива.

– И не страшно там?

– Нисколечки, – мотнула она головой.

– Как же? Там ведь, говорят, ведьмы эти так и шастают, пропади они пропадом.

Майя настороженно посмотрела в глаза двоюродной сестре. Жива не смогла сдержаться и с нескрываемой поддёвкой, понизив голос, доверительно прошептала ему:

– А ведь мы и есть ведьмы.

– Вы? – недоверчиво зыркнул чернобородый, – а не врёте?

Он заметил у неё на груди серебряный пентакль на цепочке – ведьмацкий знак – пятиконечную звезду, заключённую в круг, и ему всё сразу стало ясно.

Внезапное замешательство в его глазах, сдвиг, – и… боком-боком он отошёл от них в сторону, торопливо осенил их издали крестным знамением и поспешно, не оглядываясь, удалился восвояси.

Девушки прыснули со смеху. Бросив взгляд на удалявшегося мужчину в чёрном плаще, Майя возмутилась:

– А чего ты сказала ему, что мы ведьмы?

– Да так, – ухмыльнулась Жива, – захотелось его попугать.

– Но ты же ведь… не ведьма? – с сомнением в голосе спросила Майя.

– Ну, какая же я ведьма? – усмехнулась Жива. – Ведьмы поклоняются дьяволу. Наводят порчу, связаны с чёрной магией. Ну, а мы, ведуньи, белые и пушистые. Мы поклоняемся солнцу, земле и воде. Природе, короче. Мы про всё ведаем. Ты ведь хочешь стать, как я, ведуньей? – спросила кузину Жива.

– Хочу, – ответила Майя и с жаром добавила, – очень хочу!

– Ну, если хочешь, значит, станешь.

– А если у меня не получится?

– Получится! С кем поведёшься, от того и наберёшься. Я ведь и сама ещё учусь. Хочу стать видящей. Такой, как Навка. Или вещей, как Веда.

Майя недовольно сморщила носик.

– Фе, какой неприятный запах! Чем это здесь так воняет?

– Известно, чем – фекалиями. Вперемешку с продуктами горения от мусоросжигательного завода.

– А фекалии здесь откуда?

– С Бортнической станции аэрации. Именно сюда канализацией сносятся зловонные стоки со всего Киева. Причём рядом с ней, словно в насмешку, построили огромный жилой массив Позняки.

– Представляю, чем с утра до вечера там дышат тысячи людей, если даже сюда доносятся эти «ароматы».

– Мне кажется, это специально так сделали, – прикрывая ноздри пальцами, сказала Жива.

– Зачем? – удивилась Майя.

– Чтобы затваривать людей.

– Затваривать? – не поняла Майя.

– Ну да, есть такая технология по затвариванию людей, то есть превращению их в нелюдей.

Проходя мимо табачного и пивного киосков, возле которых толпился народ, Жива пренебрежительно отозвалась:

– Вот, например, из той же серии – пункты дозаправки одержимых.

Одержимые, не отходя от киосков, привычно вскрывали зажигалкой пробку от бутылки и, отпив враз треть пойла, тут же трясущимися руками нервно совали в рот вожделенную сигарету.

За киосками следовала уличная раскладка фруктов и овощей. На прилавке среди привычного великолепия субтропических бананов, лимонов и апельсинов, а также дышащих искусственной свежестью парниковых огурцов и помидоров была выложена первая доморощенная весенняя зелень – пучки свежевымытой петрушки и мелкой, невзрачной на вид, редиски.

– Какие красивые огурчики! – воскликнула Майя. – Один в один. Так и хочется съесть их.

– А вот есть их сейчас, как раз, и нельзя, – предостерегла её Жива. – Настоящие ещё не поспели, а в этих одни нитраты.

– А помидорчики… Они ведь, как живые!

– Именно, как живые. Ведь они совсем не портятся.

Майя расстроилась:

– А что же тогда есть?

– Только то, что поспевает в свой срок – вот эту невзрачную редиску. Только то, что портится, что едят жучки. Жуки, в отличие от людей, химию есть не станут. Если видишь что-то красивое, значит оно, скорей всего, ненатуральное.

– Ты на что намекаешь? – коснулась своих волос Майя. – Что я тоже… ненатуральная?

Жива усмехнулась:

– Натуральной ты станешь тогда, когда перестанешь краситься.

– Какая ты нудная, – скривилась Майя.

Они подошли к бакалейному киоску, и Жива наклонила голову к окошку.

– Пожалуйста, пачку печенья, пакетик орешков и бутылку живой водички, – сказала она внутрь.

– Какой? – недоумённо спросили из окошка.

– Минеральной.

– Может, лучше возьмём кока-колу и чипсов? – пробурчала рядом Майя.

– Ты чего, издеваешься?

Расплатившись, Жива забрала с прилавка печенье, орешки и бутылку.

– Повернись, – сказала она двоюродной сестре.

– Почему издеваюсь? – недоумённо произнесла Майя, поворачиваясь к ней спиной. – Я, например, обожаю колу и чипсы.

– Может, ты обожаешь ещё и гамбургеры, а также пиво с сухариками?

– М-м, – облизнулась Майя, – и как ты догадалась.

– С ума сошла? Это ж всё – мёртвая вода и мёртвая еда.

– А для чего ж тогда это продают?

– Для того и продают, чтобы люди травились, – ответила Жива, пряча покупку в рюкзачок Майи. – Более того, я тебе скажу, что даже обычную воду из водопровода уже пить нельзя. А всё… ну почти всё, что продаётся в киосках и супермаркетах – это самая настоящая отрава. И пиво, и сигареты, и чипсы, и прочая жвачка.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – усмехнулась Жива. – Во всех этих бутылках и упаковках нет ничего живого, всё напичкано антибиотиками, красителями и загустителями. В колбасе нет мяса, в молоке нет молока, а пиво делается из порошка. Короче, всё сейчас – сплошная химия. Включая зубную пасту с ядовитым фтором, которым ты чистишь зубы каждый день. При этом во все продукты питания, лекарства и вакцины сейчас добавляется глютено-калликреиновая смесь, которая замешана на экскрементах, мертвечине, кишечной палочке и чуждой людям ДНК. Одни ба-ал-бесы производят это дерьмо, а другие его продают.

– Баал-бесы1? – усмехнулась Майя. – Для чего же они это делают? – с детской непосредственностью удивилась она. – Ведь они ж себя тоже этим травят. Разве нельзя производить для людей нормальные натуральные продукты?

– Натуральные продукты производят сейчас только ведуньи у себя на огороде, а воду берут из глубокой скважины.

– Язык до Киева доведёт, а если это ведьмин язык, то он доведёт вас до самой Лысой Горы, – рассказывал, тем временем, босоногий гид обступившим его экскурсантам. – Попасть на неё с юга можно по Лысогорской улице, которая довольно скоро превращается в опасное для одиноких путников место. Да и не каждый найдёт эту улицу в той глуши.