© Алексей А. Шепелёв, 2017

ISBN 978-5-4474-2941-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эту собаку знает, наверное, едва ли не каждый житель городка: её трудно не заметить – в самом центре, на мосту через речушку Кожурновку, бегает вдоль трассы за машинами и лает. И здесь она каждый день в любую погоду, кто-то даже её подкармливает. Я, однако, хоть и ходил каждый день мимо, долго не мог понять незавидной её собачьей участи, да и что мне до собаки какой-то уличной!.. Аня же мне сразу разъяснила: и что псина породистая, и что кидается она, вылетая на полотно, не ко всем машинам, а только на легковушки определённого типа и цвета – тёмно-синие и «такие грязно-баклажановые»… И что сбивали её уже, но всё хромает – хозяина ищет – говорят, уже лет семь.

Подмосковные Бронницы – городок по-своему тихий и уютный, по стремлению властей спортивный. Для пеших и велосипедных кружений – опоясанное асфальтовой дорожкой Бельское озеро, вполне живописное, особенно летом – в цветах и травище, да и зимой тут не так уж уныло: коты, например, скачут – в сугробах и кустах, а то пробираются по льду – к полыньям, что ли, за рыбкой… Я столько тут нарезал кругов на ногах и колёсах – видимо, не совсем физкультурно-спортивно, как местный молодняк, – что знаю здесь каждый куст и каждого кота… Да всё одно и то же, не по-спортивному сонно даже, с остатками местечкового гопарства, зато без столпотворенья, как в далёкой и неправдоподобной отсюда столице – тут, например, не надо даже особо приобочиваться на узкой плохо заасфальтированной дорожке, давая проход мирно гуляющему, ничем не выделяющемуся мэру… И лишь весной однажды всё побережье вкруг было завалено здоровенными, в если не в рост человека, то точно с второклассника или хорошую овчарку, каким-то образом повыпрыгнувшими из подо льда рыбинами… Быстро стали разлагаться на припёке, котам тоже не взять – в общем, недобрая аномалия…

Но это чуть в низине, за домами, а главная улица – как в Тамбове, да, наверно, и многих городах, Советская – прямая магистраль, совпадающая с злосчастной федеральной трассой, ближайшие точки коей – Москва и Рязань. Круглые сутки я вижу из окна поток машин, стёкла трещат от гула, башка трещит даже без похмелья, а сквозь стекло – и кажется, что из зеркала рядом тоже – даже свист какой-то… Зеркало стоит косо в ящике от трельяжа, размером в пол окна, в нём тоже всё гудит, дрожит и мчится – быть может, чуть быстрей, чем на самом деле… С пятницы по воскресенье здесь возникает гигантский затор, летом от гари без преувеличенья мутнеет в глазах, да и смотреть на эту рябь блестящих, супермощных, циклопических, но покамест не летательных, аппаратов, шкурой уже чувствуя, как сидящие в них гуманоиды-Голиафы поминутно давят рывком то одну педаль, то другую, всем существом устремившись куда-то вперёд, в заветные дали, в коттеджи-дачи, к клочку огороженной, не изъеденной дымом природы, где жарятся только купаты на решётке барбекю… А тут катишь на велике – и километр за километром всё эта плавящаяся на солнцепёке, гудящая, бампер к бамперу и бок к боку пробка… Она как-никак движется, а выплеснутые отрицательные эмоции, иной раз кажется, остаются – оседают, как грязь и гарь на подтаявший снег… Как та собака, которую вышвырнули из авто посреди города.

Подтаявший снег – это уже из того дня, на него я словно из любой точки пространства тамошнего и времени сбиваюсь… Центр Бронниц – высоченная колокольня красного кирпича, что называется, доминанта – растущая из земли чуть-чуть набок, как будто современная вокруг асфальтовая накатка грешит против исконного ландшафта. Как проезжает мимо автобус с туристами – всех высаживают у подножья поразмяться, поглазеть – рядом ещё 18-го века храм Архангела Михаила. Вытянутый ввысь собор увенчан пятью большущими куполами – некрашеными, свинцовыми, словно тучи, но для нас с Аней не давяще-тяжёлыми, а больше напоминающими взлёт дирижабля… К собору примыкает вытянутая уже в горизонтали церковь, более поздней постройки, с колоннами. В оградке у собора похоронены Пущин и Фонвизин; кажется, в первый Анин приезд мы, выйдя бродить ночью, что называется, распивали тут из горла шампанское!.. Потом узнал: церковь в честь иконы Иерусалимской Божьей Матери, спасшей город от мора, а Фонвизин – не тот, а его племянник декабрист и сочинитель-утопист, после смерти которого жена его вышла замуж как раз за Пущина.

Вообще я, как водится, достопримечательности изучал именно таким способом, а по ночам – и в два, и в три – по старой привычке шастал по ларькам за подкреплением по слабо освещённым магистралям и тёмным закоулкам, практически никого не зная, никого не боясь. Иногда я, правда, попадал в некую пространственно-временную лакуну, для меня самого неочевидную: когда меня уже дома ждала Аня, она ждала часа по два, мне же казалось, что я вполне укладываюсь в заявленное «десять минут до магазина, десять обратно», а когда звонила, я отвечал не сразу или отвечал нечто «невообразимо странное»…

В привычных координатах всё прямолинейно. Посмотришь: напрасно растёкшиеся по брусчатке и дальше по асфальтово-квадратной пустоши этой присоборной мини-площади туристы ищут туалетов – их тут нет. Тут есть только неуклюжий параллелепипед с пыльно-стеклянными, как в советских универмагах, витринами – какой-то полузаброшенный дом культуры или творчества, за одним углом коего всё же справляют нужду, а из второго его угла вытарчивает мигающая пальмами вывеска некоего заведения, по нашим догадкам и отзывам местных, действительно злачного… Чуть пройти вперёд – тоже кардинальнейшая, что называется формирующая контекст вывеска: «Бронницкий поссож» – вроде бы торгово-бытовой центр, на деле – никем не посещаемая одноэтажка (работая в газете, я заметил опечатку, на что дизайнер закоренело отмахнулся: «Да хоть поссож напиши – всё равно не заблудишься!»); и тут же, у начала центра, светофорный переход через ту самую главдорогу, чтоб попасть уже на собственно главную площадь у автовокзала, где в тот день мне вечером надо было встретить Аню…

Я дал круга три моциона по озеру (тогда ещё не бегом, но ночные походы по ларькам уже совсем оставил), при отсутствии освещения тут уж стемнело до полного неприличия – настолько, что иногда в движущаяся навстречу паре человек-собака мерещится если не Мальдорор «со своим псом» (как мне), или мефистофелевский пудель – «с хозяином и гигантский» (как Ане), то уж вообще такое, от чего Анютинка, только схватившись за мою руку, физически бьёт меня страхом, как током. (И знаем мы, что помним: что с мешком ужасным за плечами и с головой в руках, что сам в том пуделином облике явился. И забываем, и не знаем!..) Мгновенная передача информации – мгновеннее, наверно, и полнее не бывает! А то в лесу здешнем, вроде и небольшом совсем, когда мы заблудились и что-то мелькнуло в бесконечных зарослях, таким же электрошоком меня хватила, только оголодавшего уже, отчаявшегося и измотанного куда сильнее… Но здесь-то мне плевать, хотя вот один случай потом и меня окоротил…

Но покамест я знаемыми и впотьмах тропами выбрался по набережной к собору. Посмотрел на телефон – девять, как раз ко времени, даже каких-то пять минут лишних… Тут уже фонари светят вдоль трассы, хотя и коричневато-желтоватым еле коптят, да с Нового года висят гирлянды из простых, как встарь, крашеных лампочек, тоже вполнакала и через одну уже потухшие…

Прошёл наискосок, но очень быстро – чтоб шеей особо не вертеть на постройки, высота, мощь и значение которых, мне показалось, и без того чувствуются. Выскочив на пустошный асфальтовый квадрат у ДК, я всё же решил оглянуться – бросить взгляд на классический, всюду тиражируемый вид города. Захотелось даже вернуться – рассмотреть, коль есть минутка, поближе, но тут же поймал себя на мысли, что, вероятно, здесь как-то не принято, как и везде в провинции, расхаживать неспешно и таращиться, задирая голову и фотоаппарат, на всем привычные домины. Я остановился в нерешительности, ещё и ещё раз оглядываясь…