Мальчик тотчас смолк и судорожно всхлипнув, содрогнулся всем телом. И та покатая волна дыхания исторгнутая, кажется, из самих глубин естества юноши прокатилась легкой зябью по трепещущей черной материи сакхи Бога, по его смугло-желтоватой коже подсвеченной изнутри золотым сиянием.

– Я скажу о твоем страхе Родителю, когда буду с ним толковать, – благодушно отозвался Велет, узрев, как ярко пыхнуло светом коло позадь головы мальчика, которое и вызвало ту самую зябь его одеяния и кожи. – Я уверен, Родитель не станет тебя огорчать или тревожить поколь отбытием Отца, так как вельми обеспокоен твоим смятением.

Голос Атефа наполненный такой теплотой, будто сплотившись с его дланью, нежно приголубил волосы Ярушки, которые теперь под уходом Кали-Даруги отрасли у него до плеч и вьющейся копной укрывали голову.

Нежданно зыбким волнением пошли, похоже, все четыре зеркальные стены четырехугольной залы и в помещение вступили зараз два Зиждителя. По первому Яробору Живко показалось даже, что вместе с Мором в залу вошел Вежды, ибо этот Бог был такой же крепкий и статный, словно отличающийся особым уходом и заботой. Однако, мгновение спустя мальчик, вглядевшись в лицо Господа, понял, что это хоть и Димург, но не Вежды, а иной ее член. У этого Бога кожа была густо коричневого цвета с присущим всем Зиждителям золотым сиянием, а лицо имело грушевидную форму, где значимо широкой в сравнении со лбом смотрелась линия подбородка и челюсти. Особой длинной и мясистостью отличался нос да выдающиеся вперед надбровные дуги Господа. Толстые губы, поигрывающие золотыми капелями света и чуть выступающие вперед миндалевидные темно-карие глаза (оные порой теряли темный тон и становились почти желтыми) с располагающимися поперек слегка удлиненно-вытянутыми зрачками, придавали лицу Димурга сосредоточенное выражение.

Этот Бог вообще больше напоминал Расов, в частности Небо, своими долгими курчавыми черными волосами до плеч, бородой и усами. Сияние кожи слегка золотило и черные волоски его усов, короткой бороды, кончики каковой были схвачены в небольшие хвосты и скреплены меж собой черными крупными алмазами. Широкая цепь, полностью скрывающая лоб Господа с плотно переплетенными меж собой крупными кольцами ядренисто полыхнула лучистым серебристо-марным отливом, лишь на морг показав на своем гладком полотне зримые тела, морды зверей, рептилий, земноводных и даже насекомых, тем точно поприветствовав мальчика. Обозрев могутную фигуру Господа Яроборка вмале догадался, что пред ним Темряй, прибытия которого ожидали, все Небожители.

– Здравствуй, Ярушка, – густым басом молвил Темряй, желая расположить к себе юношу и как итог прикоснуться к нему и пообщаться с лучицей.

Бог был обряжен в белую рубаху и укороченные белые шаровары. Помимо этого на плечах его покоился тончайший голубой плащ, огибающий рамены с двух сторон и стянутый на груди большой пряжкой в виде массивного черепа медведя. Морда зверя была словно творена из кости, хотя переливалась серебристым светом, а из приоткрытой пасти выглядывали мощные клыки. Казалось, даже в глазницах медведя вращались по коло вихрастым всплеском серебристые пары. Темряй, однако, более не имел прикрас, ни браслетов на руках, ни перстней на перстах, ни цепей на шее, ни серег и проколов в ушах, бровях. Токмо в левой ушной раковине Господа находился крупный платиновый квадрат, уголки коего украшали камушки коричневого янтаря.

– Велел тебе все снять, – недовольно пропыхтел Мор, не снижая своей поступи и направился к пустому креслу, стоящему подле кресла Велета. – Так нет же, ты все время перечишь. – Наверно, Мор начал вычитывать брата еще в галерее маковки и прервался на миг, абы войти в залу. Он словно и не приметил, что Темряй поздоровался с мальчиком, продолжив свои поучения, – ты все время мне противоречишь… Почасту споришь, своевольничаешь, не подчиняясь распоряжениям старших. Разве так допустимо поступать Господу, каковой вскоре станет величаться средним в печище?

Темряй медленно перевел взгляд с лица юноши на брата и зыркнул прямо тому в затылок, словно стараясь таким толчком сомкнуть его рот и вельми по- ребячески отозвался:

– Вскоре, мой дорогой брат. Стану вскоре, а днесь поколь младший Господь… Так, что уймись Мор, хватит гневаться, достаточного того, что случилось с Палубой и малецыком Стынем.

Видимо, этого Темряю не следовало говорить, потому как Мор нежданно, так и не достигнув кресла, остановился и стремительно обернувшись, пульнул в младшего брата широкую полосу черного марева, выскочившую в доли секунд из его очей. Полоса достаточно ретиво и мощно вдарила Темряя в грудь сменив цвет его рубахи с белой на крапчато-бурый, при том значимо качнув назад… вперед фигуру Господа.

– Ай! – испуганно вскрикнул Яробор Живко и порывчато дернувшись, ударился о покато-вспученный мышцами бок Велета головой.

– Думай, что говоришь, малецык, – гулко прозвучал высокий, звонкий тенор Мора, наполненный таким негодование, что уже сам звук сотряс тело брата, а с его рубахи вниз осыпались бликами света на пол все бурые пятна.

– Прекратите оба. Вы напугали нашего Ярушку, – теперь весьма досадливо молвил Велет.

И речь Атефа прозвучала столь повелительно, что сразу стало ясным, кто в этой зале есть сейчас старший Бог. Велет нежно приобнял левой рукой, туго задышавшего мальчика за плечи и немедля склонив голову, прикоснулся губами к его макушке.

– А, ты, милый малецык, – отметил Атеф, обращаясь к Темряю. – И впрямь думай, что сказываешь. Ибо не допустимо младшему ерничать в отношении старшего.

– Не хотел задеть, – дюже миролюбиво протянул Темряй, и, перестав раскачиваться, сойдя с места, медленно направился к креслу Велета, на ходу бросив уже воссевшему Мору. – Не хотел задеть, брат.

– Ничего, мой любезный, со всеми бывает, – на удивление достаточно мягко после выплеснутой досады отозвался Мор, и голос его, понизившись до песенной погудки, постарался успокоить младшего брата.

Темряй меж тем подошел к креслу Велета, и, склонившись к нему, поцеловал в край ушной раковины, предоставив возможность Атефу облобызать свои очи, виски и даже кончик носа. Затем Димург неторопко опустился на корточки пред сидящим в кресле мальчиком и широко улыбнулся, отчего всколыхнувшееся золотое сияние густо окрасило в яркие тона волоски усов и бороды над губами.

– Чем Мор в тебя стрельнул? – чуть слышно вопросил Яробор Живко, успокоенный любовью Велета и улыбкой Темряя.

– Досадой, – также тихо ответил тот.

Мальчик медленно протянул руку в направлении лица Бога и провел перстами по его подбородку, увитому негустой бородой, не менее трепетно сказав:

– Почему ты отличаешься от Першего, Мора и Вежды? И имеешь бороду и усы как Расы?

– Потому как я иной, – ответствовал Темряй и незамедлительно вздев руку, указательным перстом провел по подбородку мальчика, где едва зримо проступал белый пушок, свидетельствующий, что последний не будет иметь бороду и скорее всего усов.

– Как и я, – удрученно проронил юноша, словно вновь ощутив смурь единожды по Першему и Земле.

– Ты не иной, – бас Темряя наполнился таким трепетом. Он зазвучал… запел своей густотой, обволакивая не только мальчика, но и его старших Богов братьев.

И вдобавок, точно дернул со свода залы полотнища облаков, мгновенно свернув их в спирали. Темряй внезапно стремительно вскинул вверх руку, и малозаметно дрыгнул перстами. И тотчас облачно-серая спираль закружилась в вышине свода, плюхая в разные стороны небольшими пятнами, кои принялись оборачиваться и вовсе в крошечных, голубых бабочек. Насекомые торопливо взметнули своими крылышками и запорхали почитай подле самых облаков в своде залы.

– Ты наш… наш мальчик, наш малецык, – полюбовно протянул Темряй, не сводя нежного взора с лица юноши и речью своей, лаская не только его, но и более близкую ему лучицу. – Самый дорогой и бесценный малецык! Наше чудо! – невыразимо мягко дополнил он, и резко щелкнув перстами, в мгновение ока перехватил полет одной из бабочек в воздухе.