© Андрей Акулов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Напряженная тяжесть, боль, тошнота. Пить, как же хочется пить… Во тьме проступает комната, нет не комната, а грязный подвал: вокруг кирпичные стены, деревянные двери с большими синими цифрами, толстые теплые трубы, укутанные серым утеплителем. При их виде почему-то еще больше хочется пить. Пить!.. Нет, это какой-то завод. Похоже на котельную или что-то в этом роде: огромные задвижки, манометры и трубы, толстые теплые трубы. Пить… Ржавый умывальник, кран – рука поворачивает вентиль – медленно, беззвучно течет вода, словно кисель. Губы припадают к трубе – глоток, глоток, глоток – жажда не отступает. Глоток, еще, еще… Теплая водопроводная вода приятно смачивает рот, но тут же куда-то исчезает. Глоток, глоток, глоток…

Какой путь пришлось проделать этой мертвой жидкости, прежде чем вот так вывалиться из трубы и тут же вновь исчезнуть в канализации? Когда-то давным-давно или совсем недавно глубоко в земных недрах это была кристально чистая вода. Затем она попала под старый грязный фильтр водозабора, и началось долгое путешествие по ржавым трубам, где она постепенно менялась и приобретала всем знакомый привкус. Вот капелька показалась на свет, на мгновение задержалась на краешке трубы и сгинула в стоке, смешалась с человеческими отходами и устремилась в очистительные комплексы. Там приобрела запах хлорки и вновь – в трубу, в вечный круговорот. Но не навсегда она остается мертвой. Иногда ей удается вырваться из тюрьмы, и тогда капелька радостно журчит в весеннем ручейке или летит в небе с белоснежным облаком и, в конце концов, попадает в широкую реку, затем – в море и, наконец, растворяется в бескрайнем океане.

– Васек… Васек, ты спишь? – хриплый голос Сани прорвался в потускневшее сознание, сквозь завесу тяжелого сна.

Вася отмахнулся от мухи, щекочущей брюхо о недельную щетину, с трудом разорвал слипшиеся веки, глянул на серый потолок и снова закрыл глаза. Мучительный сон закончился, сменившись не менее отвратной реальностью. Головная боль тут же напомнила о своем присутствии грубыми толчками в область висков. Вася издал отчаянный стон, перевернулся на бок и попытался подняться, но голова врезалась в шершавую стену – хозяин квартиры обиженно замычал и снова улегся.

Надо было подняться: кости ломило от продавленного матраца, спина ныла, замученная торчащими пружинами, во рту – вязкий клей, в горле – огонь, словно он всю ночь глотал напильники. Промычав еще сильнее и настойчивее, Вася собрался с силами, повернулся на другую сторону и приподнялся на локте, чтобы болезненно выдавить:

– Есть вода?

Весеннее солнце беспрепятственно проникало в небольшую комнату через закопченное окно. Занавесок на нем давно не было, и свет ровным прямоугольником ложился на бетонный пол в самом центре. Да, квартира переживала не самые лучшие годы. Когда-то, лет десять тому-назад, это была вполне приличная, не роскошная, но достаточно уютная жилплощадь. Сейчас же она превратилась в «притон», как выразился участковый, недавно зашедший в гости. Хозяин квартиры, конечно, был категорически против такой формулировки, но участковый остался при своем мнении, что и запротоколировал.

Вася зажмурился от яркого света, потер заросшую щеку и простонал:

– Дай воды.

Послышался шорох и хриплое:

– Нааа…

В руку вложилась наполовину пустая бутылка. Вася скривился, от мерзкого хруста пластика, поднес горлышко к губам и запрокинул голову. Прежде чем прорваться в воспаленный рот, вода полилась по бороде, по шее, оставив неприятное щекочущее чувство. Теплая с привкусом хлорки и канализации жидкость потекла по ссохшемуся горлу, оживляя измученное похмельем тело.

Васе было тридцать пять, но выглядел он на все пятьдесят, а то и старше. Год пьянства в небесной канцелярии считают за два, а Вася пил уже восьмой: с тех самых пор, как его бизнес рухнул в самом зародыше, жена ушла, разменяв квартиру и выселив его в эту малосемейку на одиннадцать квадратов, где и началась новая жизнь. Вначале он пил с горя, после от радости, затем на зло, а сейчас – потому, что привык. Когда-то симпатичные и правильные черты лица приобрели естественный сивушный оттенок, распухли и обвисли, как и его всесезонная куртка «Аляска». Редкие черные волосы стелились по голове, точно повторяя контуры черепа, свисали с ушей и топорщились на макушке. Говорят, нос растет всю жизнь, но судя по Василию, можно было добавить, что от спиртного он растет еще быстрее. Его картофельный нос разросся, заимел несколько горбов и выпустил щетину как дикобраз. Когда-то веселые голубые глаза потускнели, оплыли и превратились в две слезящиеся щелки.

Квартира менялась вместе со своим хозяином: вначале из нее пропали наиболее ценные вещи, после бытовая техника, а затем очередь дошла и до старой мебели. Весь скарб оседал в соседнем доме у знакомой барыги. Прошлой зимой квартира лишилась пола: Санек приволок со стройки старую печку-буржуйку, и они с Васьком постепенно извели пол в ее вечно голодном жерле. Случившийся недавно пожар окончательно изменил облик жилища, а выбитая пожарной командой дверь больше не отделяла ее от окружающего мира и теперь в гости к Ваську заходили все кому не лень, гораздо чаще прежнего и в любое время суток.

– Живой? – протянул Санек.

– Угууу, – прогудел Вася, открыл один глаз.

Саня сидел на полу в куче тряпок, прислонившись к стене. Тело тридцатишестилетнего собутыльника, больше известного в окрестных дворах как Ява, сливалось в единое месиво с хламом, и только серые глаза еле заметно сверкали в свете солнца. Взъерошенные волосы походили на растрепанный моток алюминиевой проволоки. Лицо также оплыло и почернело.

Медленно раскрывая рот, Василий добился ленивой зевоты. Сделав еще несколько глотков воды из когда-то прозрачной, а сейчас покрытой коричневым налетом пластиковой бутылки, он потянулся к довольно большому и явно не принадлежавшему хозяину квартиры окурку. Скрюченный бычок валялся рядом с черным следом тушения и на счастье избежал гибели под шальной ногой. Он вполне подходил для пары утренних затяжек.

– Дай огня.

Вася глянул на Санька, распрямил «маленькую сигарету», как называл окурки Ява и сунул в рот. Наверняка зажигалка или спички были и у него в одном из многочисленных карманов, но искать было лень.

Саня скривился и полез в куртку. Вася равнодушно наблюдал, как его рука двигается в квадратном кармане то в один угол, то в другой. Наконец она что-то ухватила и в Васька полетел старый, измятый коробок спичек. Он ударился в грудь и скатился на пол. Вася проследил за ним и, тяжело вздохнув, поднял. Ткнул большим желтым пальцем в бок слегка отсыревшего в кармане коробка, но тот не открылся. Вася подковырнул толстым черным ногтем край крышки и протолкнул – на свет показались пять грязных спичек. Васек достал одну и, выбрав целое место на исцарапанном боку коробка, чиркнул – головка спички выстрелила искрой и только выпустила тоненькую струйку дыма. Запахло серой. Вася достал следующую. Прижимая серку средним пальцем, он аккуратно чиркнул – спичка зашипела и выпустила большую порцию дыма. Вася хладнокровно полез за новой. Наконец ему удалось добыть огонь, и он пыхнул густым, табачным чадом.

– Осталось че? – прикрывая один глаз от едкого серого дыма, спросил Вася и посмотрел на стол.

На голом, лишенном скатерти столе лежала засаленная газета с остатками вчерашней закуски. Объедки пользовались большой популярностью у домашних насекомых: тараканы, совершенно не стесняясь, пиршествовали прямо на газете, а с воздуха на стол пикировали стаи мух. Большая миска, служившая пепельницей, и три мутных граненых стакана их мало интересовали.

– Неа… А где, б*дь, Танюха? – спросил Санек.