Иногда, особенно в летние ночи, когда на небе не было облаков, луна казалась очень близкой. Казалось, она спустилась почти к самому нашему дому и заглядывает в наше окно. В такие ночи мне очень хотелось как-нибудь залезть на неё и посмотреть на всё оттуда, с самого неба. Думаю, если её вежливо попросить, она бы согласилась покатать меня на загривке. Я спрашивал об этом у Цветка, но он отвечал, что луна очень далеко от нас и если её попросить, то она не услышит, поэтому залезть на неё никак нельзя.

Иногда лил дождь. Он стучал по карнизу с другой стороны окна, совсем рядом с нами. А зимой шёл снег. Снежинки медленно кружились и падали в свете одинокого фонаря, и мы с Цветком всегда любовались ими. Особенно красиво было, если это был первый снег. Вы знали, что первый снег обычно выпадает ночью? То-то же. Мы всегда были очень ему рады. Представьте, что вы вдруг встретили хорошего друга, с которым давно не виделись. Так же радовались и мы тогда. На наш дворик, усыпанный жёлтыми листьями, на серую дорогу, всю в замёрзших лужах, на голые деревья медленно опускались снежинки. И всё: кусочек двора, который мы видели, крыша магазинчика и машины, – всё постепенно становилось белым-белым. Казалось, этот дворик за нашим окном ждал снега. Мне и сейчас так кажется. Так мы с моим другом проводили ночи.

А иногда ночью я просто оставался сидеть на своей полке. Тут тоже можно было узнать много всего интересного. Замечу, что шкаф, в котором я жил, был книжным шкафом, и на всех его полках стояло множество книг. Может быть, я открою вам секрет, но книги страшно болтливы. Когда наступает ночь, они очень любят поговорить. Точнее, они не говорят, а только шепчут то, что в них написано. Их язык очень тихий, и понять его нелегко. Особенно когда они говорят всё сразу и перебивают друг друга. Но если прислушаться хорошенько, то и их вполне можно разобрать.

Большую половину моей полки занимали книги какой-то Алгебры, а остальную часть, неизвестно почему, заполняли девять книг из собрания детских сказок. Не знаю, что за писательница была эта Алгебра, но её книги говорили так запутанно, да ещё такими словами, что я, как ни старался, никак не мог разобрать, о чём они мне шепчут.

Зато со сказками всё было по-другому. Слушать их было очень интересно. Когда я придвигался к ним поближе, все они начинали наперебой шептать мне разные удивительные истории. Я выбирал какую-нибудь одну из них и прислушивался, и мог сидеть так до самого утра. В шкафу было ещё полно книг, и многие из них я переслушал. У Стеклянной Кошки, что жила подо мной, вся полка была заставлена разными словарями и справочниками. Все они были большими и толстыми. Некоторые даже толще меня. А ведь это меня звали Толстяком. В них было много-много всего, и казалось, если дать им волю, они могли бы шептать всё время, не отдыхая даже днём. Конечно, Кошка, за то время, пока там жила, успела переслушать их все. Наверно поэтому она была такая умная, редко разговаривала с кем-нибудь и держалась с таким достоинством. Казалось, она знает какой-то очень важный секрет и не спешит делиться им с другими. Из всех этих её энциклопедий я тоже узнал немало о мире людей, но всё равно они быстро наскучивали мне.

Была ещё третья полка – та, что помещалась надо мной. Там никто не жил и книги стояли самые разные, без всякого порядка. Там можно было услышать плач бедной Танечки, уронившей в речку свой мячик, и совсем рядом боевой клич какого-то индейского племени, идущего в атаку на полчища бледнолицых. Пожалуй, эта полка была самой интересной из трёх, но сказки так и остались моими любимыми.

А знаете, какая из них нравилась мне больше всего? Это была история про одного деревянного мальчика. Что? Скажете, мальчики не бывают деревянными? А я вам отвечу, что этот мальчик был особенный. Он был кукла, совсем как я, только с длинным носом и ростом с обыкновенного человеческого мальчика. И ещё он мог говорить с людьми и не сидеть днём на одном месте. Но что меня в нём удивляло, так это множество странных поступков, которые он совершил. Зачем, например, он сбежал из дома от своего отца? Ведь, кажется, тот был очень добрым. Я бы никогда не променял свою полку с книгами ни на что другое. Ведь тут мне было хорошо: мама почти каждую неделю вытирала у меня пыль. У меня был друг, и к тому же днём я мог смотреть телевизор. Но самое главное, чего я никак не мог понять, это то, что тот мальчик всё время хотел стать человеком. Да-да, вы не ослышались, обыкновенным человеческим мальчиком. Но ведь жизнь людей так сложна! Им постоянно надо есть и пить, и ещё спать. И вообще – они так много всего хотят, что путаются и не знают, чего же им хочется больше. Но самое главное, что они даже не успевают посмотреть на ночное небо, часто не замечают первый снег, насколько я знаю, не мечтают забраться на Луну или просто не видят, как красивы цветы, что стоят у них на окне. Поэтому иногда мне бывает их жаль.

Конечно, вы можете не согласиться со мной, потому что, честно говоря, я встречал не так уж много людей и знаю о них только из книг или телевизора. Но одно могу сказать точно: они мне нравятся.

Однажды у нас в комнате завёлся Свый. В той самой, большой комнате, где я жил. Никто из нас его никогда не видел, и никто не знал, кто он такой.

В ту ночь, когда он появился, я сидел на своей полке и слушал свои любимые сказки. Сын спал на диване в другом углу комнаты. Было темно, только луна слегка освещала всё вокруг. По потолку пробегал свет от фар проезжающих машин. Они ехали где-то там, внизу, под окном, и ползли по нашему двору медленно-медленно, как-будто наощупь. Хотя по телевизору я видел, что они могут ездить довольно быстро. Думаю, они привыкли ездить днём, когда светло, и просто плохо видят в темноте.

Я подумал, что хорошо бы слазить на подоконник и спросить у Цветка, ведь ему должно быть лучше известно. И только я это подумал, как услышал какой-то странный звук. Он был чем-то похож на звук машины, но потом я услышал, что кто-то скребётся. Сначала мне показалось, что это моя соседка Стеклянная Кошка прогуливается по своей полке. Я наклонился, свесил голову и посмотрел вниз. Стеклянная Кошка лежала, растянувшись и прищурив глаза.

«Но кто же тогда это может быть?» – подумал я и не на шутку испугался.

Мальчик заворочался на диване и проснулся. Он тоже не понимал, откуда идёт этот звук. Он долго оглядывался по сторонам и, наконец, расплакался. И тогда я понял: этот звук был под диваном. Казалось, что там кто-то ползает и ему там тесно. И тогда я подумал: «Раз ему тесно под диваном, должно быть, он большой».

Когда на плач мальчика пришли мама и папа и зажгли в комнате свет, звук прекратился. Похоже, тот, кто ползал под диваном, всё-таки испугался папу и предпочитал не связываться с ним. Потому что папа был самый большой, даже больше мамы. Мальчик плакал. Он показывал вниз, под диван, и всхлипывал. Он говорил, что там сидит Свый. Так он дал имя тому, кто был под диваном.

Папа покачал головой и сказал, что завтра они все вместе отодвинут диван и посмотрят, что там. Сын всё ещё плакал. Тогда мама обняла его и сказала, что всё хорошо, что это всё ему просто приснилось и никто больше не будет его пугать. Она гладила сына по голове, и скоро слёзы у него перестали течь, он уткнулся в мамино плечо и только тихо шмыгал носом. Мальчик лёг в постель и накрылся одеялом, а мама взяла его за руку и сказала, что ему приснится добрый карибу, который будет играть на гитаре и петь песни. Кто такой этот карибу, я и до сих пор не знаю. Думаю, что сын тоже не знал. Но он смеялся. Потом просто улыбался. Постепенно слёзы на его щеках высохли, а глаза медленно начали закрываться. Он засыпал. Казалось, он уже не помнил ни Свыя, ни своего страха. Но когда мама ушла, оставив спящего сына, мне всё ещё было тревожно. Я боялся, что этот Свый выпрыгнет из-под дивана и съест нас с мальчиком, а потом, может быть, и маму с папой. Но той ночью Свый больше не рычал. Наверно, он тоже захотел спать.