Эра феминизма
Дмитрий Куликовский
© Дмитрий Куликовский, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава I
Пробуждение
Жужжание, напоминавшее шум работы электробритвы, настойчиво вторгалось в мою голову уже не в первый раз. Как не силился, я не мог понять истинного источника этого звука. Открыть глаза я тоже не мог, как не мог и пошевелить руками и ногами. Ощущение, что в теле присутствовала какая – то тяжесть, а в глазах темнота, а еще ощущение сильно стянутой головы, словно ее сдавили тисками, от чего виски пульсировали в бешеном ритме.
– Ну что, проснулся? – услышал я незнакомый голос мужчины, обращавшийся видимо ко мне, поскольку вслед за этим услышал, – Да, да, к тебе обращаюсь! Какой день смотрю на тебя и удивляюсь, вокруг столько народу и шуму, а ты хоть бы что! Врачи говорят, что ты настоящий уникум, вот взять и прийти в себя после десятилетней комы.
– Ты кто? – ответил я, по – прежнему не понимая, почему я ничего не вижу и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Я твой сосед, Вася, – ответил мужчина, голос которого был какой – то странный, словно он говорил в нос и заглатывал слова.
– А что с голосом? – спросил я без особой охоты, поскольку меня больше интересовал вопрос, где я нахожусь и что со мной такое случилось, что я пробыл в многолетней коме.
– Да так, внимания не обращай, нос сломали, вот и голос странноватый, – ответил также неохотно мой новый знакомый.
– Вась, а где я нахожусь и что ты там о коме говорил? – спросил я, пытаясь вспомнить, что именно со мной произошло.
– Ну, ты того, как говорят врачи, попал в аварию. Твоя машина всмятку, жена, извини, что я тебе первым это сообщаю, погибла, а ты повредил башку и загремел в больничку, эээ, номер сто пятнадцать, город Москва, если тебе интересно, – ответил Вася.
– И долго я в больнице? – спросил я голосом, несколько подрагивающим от мысли, что моей жены больше нет.
– Я же говорил, десять лет, – ответил Вася, и тут же добавил, – несколько дней назад ты подал первые признаки жизни, пошевелил пальцем, а на приборе, не знаю, как он называется, ну что показывает ритмику сердца, твое сердце стало более активным.
– Хорошо, Вася, тогда скажи, почему я ничего не вижу и не могу шевельнуться? – спросил я уже более ровным голосом.
– Как говорят врачи, тебя собирали по кусочкам, всего перебинтовали, видеть не можешь из – за перевязки на голове, а шевелиться из – за долгого пребывания в бездвижном состоянии, видел бы ты себя со стороны, – ответил Вася отстраненным голосом, словно не желая более вести разговор. Вслед за этим я услышал посторонние голоса, судя по всему принадлежавшие врачам, пришедшим в палату для осмотра пациентов.
– Слышь, когда придешь в себя окончательно, будь начеку, за тебя возьмутся очень быстро. Таблеток не принимай, то есть притворись, что принимаешь, но на деле не принимай, это говорю тебе как друг, – сказал Вася после ухода врачей, в голосе которого звучали тревожные нотки, после чего он уснул и не просыпался до следующего утра.
Проснувшись следующим утром, я понял, что вчерашний разговор с Васей не был моим бредом, и, судя по тому, что говорили врачи насчет состояния моего здоровья, оно было не аховым. В голову лезли всякие мысли, вроде того, а на фига я вообще пришел в себя! Лучше бы я не приходил в сознание, нежели жить и знать, что моей жены нет, а мои перспективы не очень радужные. Или лучше бы умер, это даже лучший вариант, нежели пребывать в состоянии овоща. Но, то ли кто – то из родственников подсуетился, то ли наша медицина постаралась, что мне не дали умереть, дав шанс на жизнь, от чего я даже допустил мысль, что наша медицина по истине гуманная. Как потом окажется, это было преждевременное умозаключение. Тем не менее, от этих мыслей я не хотел просыпаться, как ни хотел просыпаться по утрам в годы счастливой семейной жизни, которые всплыли в моей памяти настолько ясно, что я предался воспоминаниям, пока мой сосед еще спал.
Бывает так, что просыпаясь утром, ты не хочешь расставаться с остатками сна, полного грез и воспоминаний о счастливых моментах семейной жизни. Ты продолжаешь лежать, закутавшись одеялом по самую голову, вспоминая, что тебе снилось. В такие моменты на твоих губах играет улыбка, такая приятная, которой обычно люди улыбаются своим близким или приятным мгновениям жизни. Не подумайте, что я страдаю раздвоением личности, вовсе нет! Я это говорю со слов своей жены, с которой мы прожили много лет, и с которой у нас было полное взаимопонимание. Тоже самое могу сказать и о своей жене, поскольку нечто подобное замечал и за ней, когда наступало утро, и она закутывалась в одеяло, пряча лицо от солнечных лучей, неумолимо проникавших в квартиру сквозь плотно задернутую занавеску. Но, как обычно бывает, нечто приятное, нечто хорошее не может длиться вечно. Реальность, как скоростной поезд, врывается в твою жизнь с первыми лучами солнца. За окном улица быстро заполняется солнечным светом, шум от машин и торопящихся на работу людей все усиливается и усиливается, а будильник на столе истерично трезвонит, возвещая, что пора вставать. И, только поцелуй жены, такой нежный, мягкий, окончательно сбрасывает с тебя остатки сна и ты готов к новому дню, к новым свершениям.
Работал я обычным менеджером, в одной конторе средней руки, занимавшейся продажами холодильного оборудования. Оборудование это мы поставляли в магазины, кафе, рестораны и прочие заведения общепита, которые открывались в нашем городе в большом количестве, чему способствовал быстрый экономический рост города и рост благосостояния местного населения. В общем, ничего экстраординарного в моей работе не было, чего не скажешь о работе моей жены Татьяны, имевшей собственное экскурсионное бюро, в рамках которого занималась организацией экскурсий по культурным объектам и достопримечательностям города и его окрестностям. Работа у нее была интересной, как в плане общения с интересными людьми, так и в плане разнообразия знаний, которыми она должна была обладать, чтобы соответствовать уровню своей профессии. Будучи по профессии педагогом по русскому языку и литературе, она отлично владела английским языком, имела хорошие познания по истории, географии, археологии и изобразительному искусству. Говорить о том, что у нас все в работе ладилось, конечно, не приходилось. Были и у меня проблемы, и у моей жены, ну а как же без этого? Мои проблемы сводились к тому, что клиенты не спешили заключать контракты на длительный срок, надеясь на скидки при большом количестве фирм – поставщиков холодильного оборудования. Мое же начальство считало необходимым периодически напоминать, что, вот, Семен, в этом месяце необходимо показать такие и такие результаты, каждый раз намекая на необходимость долговременных отношений с клиентами. Что до проблем моей жены, то они, наверное, были не менее существенными, чем мои проблемы. Это тебе и конкуренция со стороны турфирм, и большое количество экскурсоводов, и плохие погодные условия, когда, например, кто ни будь из ее экскурсоводов уходила на больничный, то ей приходилось исполнять роль экскурсовода, так сказать, вспомнить былое. Все это было, и это, безусловно, вносило разнообразие в нашу яркую и интересную жизнь, насыщенной периодическими походами в театры, на концерты и на художественные выставки. Одним словом, мы пребывали на одной волне, жили одними интересами, понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. В один прекрасный день, когда сентябрьское солнце одаривало мягким теплом своих лучей, а на улице моросил небольшой дождь, я ехал с женой домой, как на одном из поворотов мою машину внезапно занесло и выбросило прямо на фонарный столб. Последнее, что я вспомнил из событий того трагического дня, так это слова жены о предстоящей киноновинке, но, названия фильма она не успела сказать. Все произошло настолько быстро, что я среагировал на занос с большим опозданием… из того, что я очнулся спустя десять лет в одной из московских больниц, я мог сделать вывод, что после аварии меня перевезли в Москву, где, видимо, было более современное медицинское оборудование, нежели в нашем городе.