Медведь напал на лосиху, когда она кормилась около одного из валов. По следам на сырой земле всё было хорошо «читать». Она металась между этими двумя «противотанковыми» валами с одной стороны дороги на другую, но, видимо, не решалась махнуть через завал. В любом случае она была обречена. Если б она пошла через него, медведь тут же её и задавил, пока она там путалась, а на дороге просто загонял, прижал к обочине и кончил.

Лосиха была крупная, с двумя лосятами в утробе. Они вот-вот должны были родиться – из вымени шло молозиво. Очень жалко её было, да ещё с ней два маленьких погибли. Но медведь – хищник, и этим всё сказано.

Однако рядом с лосефермой такого агрессора оставлять было нельзя. Он мог начать охотиться за домашними, у которых тоже были уже маленькие.

Решили делать лабаз. Однако подходящего, мало-мальски приличного дерева около этого места не было. Стояли только несколько тощих берёзок. Нам бы сделать засидку прямо на земле, но мы даже не подумали об этом. Лабаз, только лабаз!

На высоте примерно двух с половиной метров кое-как привязали к стволикам две жерди для сидения и одну под ноги. Замаскировали сидьбу еловыми ветками. Посмотрели. Вроде бы не очень хорошо, но лучше не сделать.

Вечером мы с Николаем залезли на это ненадёжное приспособление. Солнце ушло за наши спины. И сразу похолодало. Редкие злые весенние комары пытались на нас нападать. С ближнего болота потянуло сырым холодом. Сзади нас, над вершинами берёз, только начавших опушаться листвой, промчались чирки. Трюкнул селезенчик. Беспрерывно токовал бекас, то взлетая, то кидаясь с высоты к земле.

Перед нами была видна вся дорога – подсохшая сверху насыпь, мокрая, в лужах глина по широким обочинам и недалёкий, метрах в двухстах, мостик через разлив ручья. Светлое небо отражалось и блестело в нём. За дорогой громоздились вывороченные пни, стволы сосен, такие же, как и на нашей стороне. За ними – чёрный ельник. Там на вершинках свистят дрозды.

Обычная вечерняя идиллия в лесу весной.

Через некоторое время мы уже продрогли, я стал дрожать, а медведь всё не шёл. Решили выпить кофейку из термоса. И, конечно, именно это время пришёл медведь. Меня вдруг затрясло так, что я чуть было не свалился с нашего насеста. Коля тоже дрожал крупной дрожью.

Медведь подошёл к нам сзади. Повернуться, чтобы стрелять, было нельзя, потому что медведь бы ушёл. Как это мы не сообразили сесть лицом в разные стороны, чтобы можно было стрелять вкруговую! Раззявы! Только скосив глаз вправо и чуть повернув голову, я увидел, как медведь, явно недовольный нашим вторжением, ходил по кустам и очень сердито урчал. Потом он ушёл в кусты подальше, и его не стало слышно. Мы приготовились стрелять, но снова не догадались, чтобы кто-нибудь из нас повернулся к кустам.

Минут через двадцать медведь снова зауркал в кустах позади нас, но на вид не показался. Опять умолк и перестал хрустеть ветками.

И вдруг я увидел, как он выскочил на дорогу метрах в ста от нас. Вот когда я убедился воочию, какой это быстрый зверь! Он вроде бы и не передвигал ногами, но стремительно перекатился, словно огромный шар, через насыпь, нырнул в кусты и вдруг встал над выворотнем, как председатель собрания над столом президиума. Хорошо он нам был виден. Но стоял далековато. Потом посчитали – сто сорок шесть шагов. Больше сотни метров. Стрелять было можно, расстояние позволяло. Но как? Нас он видел лучше, чем мы его. Я потянул карабин с колен. Медленно, медленно! Медведь исчез мгновенно, словно провалился в яму. Всё! Конец! Правду говорят, что русский мужик задним умом крепок – надо было вскинуть карабин, когда медведь мчался через дорогу.

Потеряв всякую надежду, мы всё же просидели всю ночь на своём насесте, регулярно засыпая и просыпаясь от «попыток» свалиться. И всю ночь над нами слышался свист утиных крыльев – было время валового пролёта.

И вот я сижу на новом лабазе, вспоминая, как тот медведь задавил ещё одну лосиху, уже домашнюю, лосефермскую. В неё заложили отраву, медведь больше не появился. Видимо, отравился всё-таки. Искать его бесполезно было. Но вот он и нашелся – через год.

Солнце уже совсем низко. Оно у меня за спиной, и та часть вырубки, что непосредственно передо мной, уже в тени. Солнечные лучи лежат только на дальнем конце этой большой поляны с тёмно-зелёными пирамидками молодых ёлочек. Вот где для Нового года ёлочки-то выбирать! Лёгкий ветерок потянул оттуда и опахнул меня прекрасным запахом смолы, цветущей лесной поляны и влажного мха. Стало не так жарко. Однако ветерок может мне напортить, если нанесёт мой запах на медведя, который, возможно, стоит позади меня в лесу.

Я посмотрел на часы – половина восьмого, пора готовиться к «приёму» зверя. Я натянул носки, сапоги и уселся поудобнее, свесив с лабаза ноги.

Начинался лесной вечер. Звенели комары, справа беспрерывно рюмил зяблик. К непогоде, что ли? В лесу вдруг начали тарахтеть дрозды, словно почуяли какую-то опасность. Не медведь ли идёт? Правда, так они могут всполошиться на любого, кто вторгнется на территорию их гнездовой колонии.

И тут слева и немного сзади хрустнул сломанный сучок – и лесные звуки мгновенно выключились. Сердце у меня заколотилось так, что я напугался.

Я повёл взглядом, не поворачивая головы, влево – на опушке, в двух-трёх десятках шагов стоял медведь, он вышел не весь на поляну – задняя часть тела была скрыта кустами. Он стоял и нюхал воздух, приподняв голову.

Что только я не передумал эти мгновения! Какие чувства! И радость – угадал я всё-таки, что медведь придёт сегодня! И опасение – вот он сейчас учует меня и развернётся обратно, и охотничий азарт – какой зверь вышел к моему лабазу!

Сердце колошматилось прямо в горле, дышать стало трудно. «Ну, давай, давай! Топай!» – шептал я про себя и не сводил глаз с медведя.

И вот он осторожно двинулся к задавленному лосёнку.

Как он шёл! Даже не шёл, а плыл, медленно и плавно плыл, словно не касаясь земли лапами.

Почти подо мной он поднял голову и посмотрел вверх. Он знал, что стреляли в него именно с этого места. Мне показалось, что наши взгляды встретились. Только бы не моргнуть! Но мне повезло – именно с этого места меня закрывала большая пушистая ветка.

Боясь двинуть глазами, я следил за ним каким-то боковым зрением. Шерсть переливалась у него на холке и на лопатках. Когда он шёл мимо меня всего-то в каких-нибудь пяти-шести метрах, я подумал, что он услышит стук моего сердца. Оно и впрямь стучало так сильно, что можно было услышать его и на расстоянии.

И вот он стал проходить мимо меня. Тогда я осторожно поднял карабин, и линия прицела упёрлась в голову медведя. Я моментально успокоился. Удивительно, но в этот момент я подумал, что сделаю дырку в черепе, а такой трофей мне не нужен – испорчен будет пулей. Тогда я перевёл мушку на правую лопатку, но сообразил, что от такого выстрела медведь сразу не ляжет, даже если я попаду в сердце. Бывали случаи, когда медведь уходил на несколько сотен метров с пробитым сердцем.

В это время зверь остановился и немного повернул голову ко мне. Услышал!? Лучшего положения для выстрела быть не могло. Я быстро прицелился ему в шею, туда, где должен быть второй позвонок, и осторожно нажал спуск.

«Ка-тонг!» – хлестнул по вырубке выстрел. Медведь буквально обрушился, словно ему в одно мгновение подсекли все ноги сразу. Он кусает землю, утробно рычит, но не двигается. Стреляю в то же место снова – медведь затихает. Готов! Вот и всё…

Необыкновенная радость захватила всего меня. Неохотники наверняка не поймут, но так оно и было. Мне хотелось орать о своей победе на весь лес, стрелять раз за разом, чтобы и в посёлке услышали и поняли, что я завалил медведя.

Теперь я не торопился, добавил в магазин два патрона, поговорил с уже поверженным медведем и только потом закинул карабин за спину и полез с лабаза.

Вот он, враг маленьких лосят, лежит и не шевелится. Смотрю внимательно на уши – не прижаты ли? Может, только притворяется зверь? Нет, вроде бы наповал уложил его. Беру карабин наизготовку, снимаю с предохранителя и осторожно подхожу к туше. Знаю, что он уже не двинется никогда, но страшновато всё же – а вдруг! Трогаю концом ствола карабина голову за ухом (если зверь дёрнется, сразу стреляю), но голова безвольно качнулась. Действительно готов! Вот когда мной овладел настоящий восторг! Стыдно признаться, но я исполнил тогда вокруг медведя какой-то замысловатый танец. Так, наверное, плясали около поверженного мамонта первобытные люди.