Но тут все оказалось еще более неожиданно. В тот день был церковный праздник – Троица. По деревне, где была «дача» Игната, ходили в меру чумазые дети с березовой веткой, украшенной лентами и пели какие-то подблюдные песни, а хозяин дома одаривал их мелочью и конфетами (мелочь, скорее всего, тут же тратилась ими на курево). И, судя по иконам в доме, был православным. К религиозным людям Марина относилась еще более настороженно, чем к эмоциональным. В раннем детстве она своими глазами видела, как ее бабушка с дедушкой, наверняка бывшие когда-то комсомольцами, дрались табуретками из-за разницы в толковании Символа веры. А Игнат-то коньяк гостям подливает, а сам спрашивает:
– Марина, а вы в церковь ходите?
– Я радуюсь жизни и стараюсь радовать других, я учу молодежь ценить жизнь во всех ее ипостасях, я создаю красивые вещи из всякой чепухи и кормлю бездомных собак – и это моя религия. Не старайтесь убедить меня, что христианство лучше. Жизнь слишком ценная, чтобы посвящать ее всю целиком чему-то одному. Если Богу было угодно сделать ее столь разнообразной, то мы должны познать ее во всем разнообразии.
«А христиан во всяком обличьи за то и не люблю, что они это отрицают. О сакральном говорят шарлатаны, чтобы запутать, ибо существование Бога – очевидно, а не сакрально. Сакральное – это когда некто заявляет, что с ним вчера говорил Господь, велел передать то-то и то-то», – додумала Марина, но промолчала.
Игнат поджал губы. Доцент Марина давно знала, что женский ум выставлять не надо – он отвлекает внимание от фигуры, а ее фигура лучше всего видна в движении, и потому тут же вручила Игнату ракетку и повела на лужайку играть. Хозяин скинул рубашку и оказался, выражаясь языком «Илиады», косматовласатый, загорелый, с бицепсами, как голливудский герой. Лужайка была за забором, и на ней паслись козы, а весь участок был засажен картошкой и капустой. Вот если бы тот солнечный квадрат засеять канадской травкой, отличный вышел бы газончик…
В общем, испытание Игнат прошел.
– Анна Иоанновна, племянница Петра Первого, носила венец безбрачия. Ее прокляла обиженная на весь свет старушка. Супруг царевны скончался через месяц после свадьбы и нового не предвиделось. Но она была большая любительница разных заговоров и сумела на всю жизнь привязать к себе Бирона.
– Как я могу быть уверена, что смогу жить с ним всю жизнь? Может, он заставит меня хиджаб носить и посты соблюдать?!
– Ну и пособлюдаешь, не рассыплешься! Вот, смотри. – Татьяна дала подруге замочек для чемодана, размером с ноготь, – На порог положишь, ковриком прикроешь, а когда он перешагнет – ну, вон, в комнату пройдет, – ты замок запри. А ключик вечерком в канал брось. Вот, слова выучи, которые нашептать надо, а замок потом хранить при себе.
– Таня, кто тебя этой ереси научил? Ты же технический вуз окончила!
– Дура! Доцент, а такая дура! Это же работает. Если мы не знаем секрета ДНК, это не значит, что этой фигни не существует. Так же и с магией. Я не знаю, как это работает, но работает. Я и моему негодяю замок клала на порог – двадцать лет в браке.
– И тебе никогда не хотелось его убить за эти двадцать лет?
– Ты что, у нас же дети!
– Как сказал Гомер Симпсон, семья – это гроб, а дети – гвозди в его крышку. Тань, а если ключик не выбрасывать? Убрать, к примеру, на антресоли, а когда понадобится, вынуть…
– Почему я тебя терплю?! – Таня закатила глаза.
Свадьба была негромкой, домашней, а свадебное путешествие – на дачу, с теннисными ракетками под мышкой. Марина легко уговорила Игната весной картошку не сажать, а на участке сделать корт.
– В хорошую погоду играть будем, а в плохую в музеи ходить, по Золотому Кольцу путешествовать и в ММДМ концерты слушать! – восторженно щебетала обретшая свое долгожданное счастье Марина, а Игнат соглашался и находил ее инициативы правильными:
– А то что же, так пашешь-пашешь, и вся жизнь пройдет.
Идиллия была полной. Весь год.
После годовщины свадьбы, которую отмечали на даче с Татьяной, ее непьющим мужем и шашлыками, Игнат попросил куриного супчика и овсяной кашки.
– У меня желудок слабый. Мне пиццу нельзя. И вообще, надо бы капусту посадить, свеклу, морковь, зеленушечки. Нет ничего лучше овощей со своего огорода.
– Игнат, мы можем позволить себе покупать овощи. Зачем же корячиться?
– Марина, ты, конечно, несколькими доводами можешь доказать, что я козел – вас этому в университете специально учили. Но я привык – и мне не в тягость! – работать на своей земле. Старую обезьяну не научишь новым фокусам.
В общем, теннис накрылся. Однако за год Марина к Игнату привыкла, мужем он был образцовым, не пил, не курил, все в дом нес, сделал в ее квартире небольшой ремонт, и придираться к нему из-за слабого желудка было бы неразумно. И поскольку разум Марина считала высшим смыслом существования, то смирилась. Сначала стала помогать мужу на огороде, а после увлеклась цветоводством – такие клумбы развела, что соседи от зависти полопались. Но когда поспела смородина, Игнат предложил пригласить Татьяну:
– Она такое варенье варит – пальчики оближешь?
– Как-то это неудобно, с чего бы это ей для нас варенье варить, выходные тратить?
– Тратить! Эх, Марина, в этом ты вся! Да для нее это удовольствие! И к тому же мы с ней родственники.
Глупый родственник хуже умного врага. Вот именно из-за таких Танек-наседок мужики и думают, что домашнее хозяйство для жены – это одно сплошное удовольствие! Когда преступник сидит в тюрьме, у него есть свет в конце тоннеля: вот выйду и буду жить, как мне хочется. У домохозяйки света в конце тоннеля нет. Пока она младших детей на ноги поставит, ей старшие внуков подкинут, и домашние дела не кончатся никогда. Как всякий совершенный мужчина Игнат совершенно не понимал мотивацию женщины, а уж предположить, что у бабы могут быть какие-то другие интересы помимо дома, и подавно. Короче, Марина не допустила подругу на свою кухню, а, проклиная все на свете, к следующему году сама научилась варить «охренительное» варенье и не только. Однако чтобы снять такой стресс, ей необходима была моральная компенсация. Уже три года она ездила в гости к дочери – стыдно сказать! – чтобы поиграть с котом. Это была для нее наилучшая форма разрядки. И она предложила Игнату взять котенка. Марина прикармливала нескольких возле дачи, и один ей очень приглянулся.
– Давай вот этого рыжего к себе возьмем. Он уже на Ваську откликается.
– Ты что?! У меня же аллергия! Я от их шерсти задыхаюсь, слизистая отекает.
Такой подлянки Марина не ожидала. Ну ладно, огород. Ну ладно, куличи и яйца на Пасху. Варенье, супчики и кашки. Но не иметь возможности завести кота?! Никогда?!
– А ты Люсю попроси, – продолжал Игнат, не видя выражения ее лица, – она тебе внучков народит, будут они к нам на все лето приезжать, а мы будем с ними играть…
Марина уже не слушала, уходя в глубь сада к своим цветникам. Там она отдышалась и привела пульс в норму. Внуков он захотел, кретин! Да одних воспоминаний о детском крике Марине было более чем достаточно. Когда она слышала, как плачет котенок, она тут же оглядывалась, шла на зов и по возможности кормила, помогала, успокаивала. Но когда верещали соседские дети, злоехидные твари, она делала громче радио.
Вообще, свой курс антропологов она учила тому, что в любви к детям разум не участвует – это инстинкт: «Размножение – функция, такая же, как есть, пить и испражняться. Мы же не говорим, что в этом смысл нашей жизни. Потому что смысл там, где отличие человека от животного. Подлинная форма человеческой жизни – сознание. Интеллектуальная жизнь – главная. Без нее человек чахнет, если конечно он не смирился с жизнью скотской, когда создание себе подобных – единственная радость. Семейная жизнь – скотская, нравится вам это или нет. Удовлетворив основные потребности, человек снова недоволен, даже если не понимает, чем именно. Должно быть что-то помимо, чтобы реализоваться как человек, как творец. Если вы пьете, едите, народили детей и тщательно их воспитываете, то вы реализовались только как животное, т.е. послужили на благо своему биологическому виду. Но если бы это было целью эволюции, то она остановилась бы, скажем, на крысах – они тоже отлично размножаются и умеют выживать и приспосабливаться. Выдры – такие педагоги, что вам и не снилось. Если природа дала нам интеллект, то надо им пользоваться, а не то атрофируется!» Здесь студенты обычно ржали. Вспоминая все это, Марина нарвала цветов и уехала в Москву. Обиделась. Неделю они с Игнатом не разговаривали, а потом все снова вошло в свою колею – супчики, кашки, варенье, новости по телевизору.
