Святозар услышал слова Гмура, лицо его побледнело, губы от гнева задрожали, и, шагнув вперед, он яростно выкрикнул:

– Аз нэшко осегэ.. аз сэтко ДажьБога!^*2*2 Ах, ты неблагодарный, – переходя с языка Богов на восурский, продолжил Святозар, и его бледное лицо стало покрываться красными пятнами. – Неблагодарный царь, неблагодарных гомозулей… Ты, забыл, осегэ – прощелыга, кому обязан жизнью, забыл кто спас твою, превратившуюся в черноту, душу.

Святозар сделал еще шаг вперед, его всего трясло от гнева, а на лбу выступила испарина, и, припоминая язык Богов, он не менее громко крикнул:

– Осталькосэ переге ёшла веласовэ!*^*3*3 Перед тобой, я, Святозар, по реклу Достойный, первый правитель Восурии, сын самого ДажьБога! Восур, который когда-то спас тебя и твой народ от гибели, от злобных женоподобных ягынь… Ах, ты наверно забыл это… Конечно, почему бы тебе не забыть доблестный поступок моего народа, их смерть, их страшные раны, ведь то они, а не ты проливали свою кровь! Почему бы тебе не забыть, ведь это я потерял в той битве своих четверых сыновей, своих другов, и сыновей своих другов. Я чуть не потерял своих восуров и свою жизнь.

Наследник вытащил из ножен меч, поднял его вверх и великий Кладенец, меч ДажьБога, засветился желтым сиянием. А Святозар тяжело задышав меж тем громким, взволнованным голосом, молвил:

– Ты помнишь, этот меч Гмур? Помнишь? Этот меч ты ковал для моего отца. Первый и последний меч, который ты ковал по просьбе Перуна. И ковал ты его, чтобы ДажьБог смог в битве с Чернобогом победить его…. А, потом ДажьБог подарил этот меч мне. Этим мечом я отрубил голову царю ягыней Ерку, который уничтожал и поедал твой народ… А, ты и твои дети, которые обязаны мне и моему народу жизнью, называете меня прощелыгой и татем. Все эти дни вы держали меня и потомков моих другов в темнице, забыв все приличия и законы гостеприимства…. Но я стерпел все это, во имя той дружбы, что когда-то питал к тебе, я ждал тебя сдерживая в себе рвущийся наружу гнев и успокаивая словами, что стоит тебе меня увидеть и ты вспомнишь все, что случилось с моим и твоим народом, когда-то давно… Но, вот, я дождался тебя, я пришел к твоему трону, и что же я слышу от тебя?! Ты который клялся мне в вечной дружбе… Ты пошел еще дальше! Тебе мало оскорбить меня, ты еще оскорбляешь и мой язык!.. Язык каковой создал и подарил мне мой отец ДажьБог! Неблагодарный, неблагодарный!.. – Святозар опустил меч вниз уткнув его острие в фиолетовый аметист пола и тихо добавил, – о! Боги мои, видел бы, ты, себя со стороны Гмур… Ты просто противен в своей неблагодарности… Вы, не дети Богов, вы низкое племя, за которое не стоило проливать кровь.

– Наследник, – очень мягко сказал, стоявший позади него Храбр. – Успокойся.

Святозар оглянулся назад, посмотрел на наставника, и звенящим от гнева голосом, произнес:

– Что ж, Храбр, погляди кругом… Погляди, дорогой мой наставник. – Наследник наново поднял меч и устремил его на искусно украшенный камнями рисунок дворца на стене. – Видишь это прекрасное сооружение, этот чудесный дворец, созданный великим и добрым народом гмуров… Так вот знай, это знаменитый дворец царя Гмура некогда находившийся в городе гомозулей Галарионе и стоял он недалече от реки, оную ныне величают восуры малая Яза. Много столетий назад он был разрушен народом солуанцев, до основания, до последнего камушка… Но тогда, когда я появился на земле впервые этот город, прекрасный и величественный, поражал всех своей мощью и красотой, а чудесный дворец царя стоял в центре Галариона и в солнечных лучах на нем сверкали драгоценные камни, и множество маленьких искусно вырезанных золотых башенок переливались в лунном свете. И в этом дворце долгие, долгие дни, я, истерзанный зубами и когтями злобного ягыни Ерку, тяжело страдая от потери своих сыновей, младшему из которых было лишь шестнадцать лет. Долгие, долгие дни выздоравливал…. А, мой дорогой друг, Гмур не отходил от моего ложа ни днем, ни ночью. Он вместе со своими детьми выхаживал меня и раненных, во время этого страшного сражения, восуров.

Святозар тихо зашептал заговор, и в тот же миг из меча вылетел яркий желтый луч, и ударился об стену, покрыв своим светом синие и розовые ограненные алмазы украшающие дворец царя. Свет словно впитался в рисунок, и стены нарисованного дворца мгновенно раскрылись, показав внутренность его, с широкими лестницами, огромным тронным и пиршественным залом, да красиво украшенные опочивальни. Внутри дворца, где-то в его глубине, распахнулась дверь, живописуя лазурного цвета опочивальню, где на широком деревянном ложе, усыпанном жемчугами, лежал окровавленный Святозар, а рядом на высоком золотом сиденье со спинкой сидел рыжеволосый царь Гмур.

– Ты, забыл, забыл Гмур, как просил о помощи Перуна и его народ дамианцев, – сказывал Святозар, уже вновь обращаясь к царю гомозулей. – Как отказали тебе дамианцы, не решаясь вступить в бой со злобными ягынями, которые потеряли свой истинный вид волшебного народа, превратившись в диких зверей поедающих плоти людей. Ты, забыл, как просил о помощи ДажьБога, но тот не желая гибели своего еще молодого и неопытного народа, отказал тебе… Ты, забыл, как нарушил я повеление моего отца, и поднял своих людей и привел их на бой с ягынями, чтобы спасти тебя, и твоих детей… гомозуль, которые никогда не держали в руках меч и не могли защищаться. – Наследник порывчато потряс мечом, и добавил, – этим мечом, имя которому Кладенец, я отрубил нечистую голову Ерку и уничтожил обросшую злобой и кровью его черную душу.

Святозар смолк, муторно переводя дух, и глядя в голубые глаза Гмура, он вложил меч в ножны и закрыв лицо ладонями, замер на месте.

Царь сидел все это время молча на троне, прикрыв дланью себе рот, и не в силах, что-либо вымолвить, но когда Святозар застыл, он торопливо поднялся с трона, и, спустившись по трем широким ступеням остановился в двух шагах от него. Гмур с трудом, будто она отяжелела от гнета, вздел свою голову, посмотрел на наследника глазами полными слез, и, протянув к нему руки, прошептал:

– Святозар, правитель славной Восурии, по реклу Достойный Бога! Ты, не справедлив ко мне, называя меня отцом неблагодарного племени потому, как я не забыл… Слышишь, Достойный Бога, я не забыл твой доблестный поступок, и той крови, что ты и твой народ пролил за моих детей.

– Что? – отрывая ладони от лица и устремляя взгляд на Гмура, гневно выкликнул Святозар. – Не забыл? Ты назвал меня прощелыгой… а мой язык оянэсевай! Я, конечно, всегда плохо знал язык Богов, но понять, что значит осегэ и оянэсевай не трудно…

– Я не узнал тебя, – негромко проронил Гмур, все еще продолжая держать протянутые к наследнику руки. – Не узнал. Ведь ты, давно умер. Я сам был на твоем погребении… Я помню это и помню, как плакал тогда, как плакал… Ох, нет, друг мой, я не забыл твоей жертвы, не забыл тебя… Но я знал, что тебя нет больше в Яви. И как же, я мог догадаться, что ты вновь возродился.

– Ну, ты мог меня выслушать, – уже менее гневно ответил Святозар. – Ты должен был меня выслушать. А твои дети должны были проявить уважение, к потомкам восуров, предки которых проливали за них свою кровь, тебе не кажется.

– Да, да, да, – вздыхая, заметил Гмур. – Ты, прав мой дорогой друг, но и я, и мои дети за века стали другими, Достойный Бога.

– Не называй меня так, Гмур, – сказал наследник и утер со лба испарину. – В этой жизни я наследник Святозар, сын правителя Ярила, по реклу Щедрый, и живу я в моей любимой Восурии, в престольном Славграде.

– Хорошо, хорошо, Святозар, как пожелаешь, – очень мягко протянул царь. Он сызнова сделал шаг вперед и протягивая к наследнику руки, спросил, – ты, позволишь мне обнять тебя, мой светлый спаситель? Позволишь, мой дорогой и любезный друг?

Святозар какое-то мгновение колебался, но глянув в наполненные слезами глаза царя, шагнул навстречу старому другу и раскрыл объятья. Гмур тут же, радостно вскрикнув, кинулся к наследнику и крепко его обнял, чуть слышно молвив: