– Я сейчас дома, Вадик. Приезжай скорее. Мы тут уже извелись.
– А что у тебя с голосом? Ты пьян?
– Боже мой, конечно же нет! Устал я чертовски. Впервые за двое суток уснул, а тут твой звонок.
– Ясно! Извини, что не вовремя…
– Глупости! Потом высплюсь. Давай, жми ко мне!
Смирнов немного помолчал, потом сказал:
– Давай, Лёша, так поступим: я подъеду к тебе через часок, а ты пока вздремни. Иначе никакого толку от нашего разговора не будет. По твоему голосу понятно, что ты на пределе.
Закончив разговор, Туманов вышел в гостиную.
– Валя! – окликнул он жену. – Только что звонил Смирнов.
Валентина встрепенулась:
– Вадик?!
Впервые в её глазах мелькнула надежда.
– Что он сказал?
– Хочет помочь нам найти Катю. Будет здесь через час.
– О, боже! – воскликнула Валентина. Из её глаз ручьями побежали слёзы. – Он поможет! Я уверена – поможет!
Обхватив себя руками за плечи, она стала нервно ходить по комнате. Туманову стало легче, оттого что удалось вывести жену из состояния ступора. Но он валился с ног от усталости.
– Валюша, ты меня разбуди, когда Вадим приедет.
Сказав это, Алексей Игоревич, ушёл в спальню и с ходу рухнул на кровать.
* * *
Блузка была порвана по шву. Катя быстро привела её в порядок. Любаха с интересом наблюдала, как ловко девочка орудует иглой. Потом спросила:
– Что ты ещё умеешь делать?
Катя пожала плечами.
– Много чего. Умею готовить. Могу вещи постирать и погладить, сделать дома уборку.
– И кто тебя всему этому научил? Тоже папаша?
– Ну да.
– А почему не мамаша? У тебя же есть мать – я точно знаю.
– Ну … – Катя замялась. – Мама считает, что мне всё это не пригодится в жизни. По этому поводу они с папой часто спорят, даже ссорятся.
– Слушай, а чего это ты вся такая пушистая? – вдруг спросила Люба с привычной злостью. – Ситуация вынуждает быть паинькой? В обычной жизни, небось, гонор через край хлещет. Знаю я вашу братию. На простых людей смотрите с верблюжьим высокомерием. В другой обстановке ты бы в мою сторону и головы бы не повернула.
– Нет, Люба! – робко возразила Катя. – Клянусь, что это не так! Я никогда ни с кем не бываю высокомерной. Папа говорит: кто не уважает других, тот не уважает себя.
– «Папа говорит…», – вновь повторила за ней Любаха, но уже без сарказма и злости, а, скорее, с горечью. – Похоже, твой отец – мужик что надо. Повезло тебе с отцом. А мой папаша изнасиловал меня, когда мне было двенадцать.
Катя опешила. То, что она сейчас услышала, было недоступно её пониманию.
– Как это? – чуть слышно выдохнула она.
У Любы лицо скривилось как от боли.
– Молча, – процедила она сквозь зубы.
– Но ведь за это… – неуверенно сказала девочка. – Его посадили?
Любаха усмехнулась.
– Нет, золотко. Это не Америка. Что творится в семьях алкашей наше долбаное государство не интересует.
Она умолкла, неподвижно глядя в одну точку. На скулах играли желваки. Тяжкое воспоминание детства, как видно, вновь всколыхнулось в душе острой болью. Катя с жалостью смотрела на свою надзирательницу, не решаясь прервать её молчание, хотя множество вопросов беспокоило девочку. Через пару минут Люба сама заговорила:
– Я тогда поклялась себе, что убью эту тварь, когда вырасту.
– И что? – спросила Катя, вновь замерев от страха. Она боялась услышать страшную правду. В том, что Люба способна выполнить свою клятву, можно было не сомневаться. Её решительные действия во время недавнего инцидента с насильником красноречиво подтверждали эту способность. Люба ответила не сразу. После долгих раздумий она с тяжёлым вздохом сказала:
– Не успела. Сам сдох. Сгорел по пьяни. Уснул с зажжённой сигаретой, – она вдруг резко тряхнула головой. – Ладно, хватит чесать об этом. Тема закрыта. Давай лучше поговорим о твоём отце. Судя по твоим словам, он и в самом деле мужик неплохой. У меня к нему даже какая-то симпатия появилась.
Катя неуверенно пожала плечами.
– А что говорить?
– Ну, например, чем вы с ним ещё занимаетесь?
– Много чем. Правда, у папы редко бывает свободное время. Но зато когда оно есть, так здорово! Мы с ним занимаемся спортом. Устраиваем походы.
– Вдвоём?
– Да.
– А как же мать?
– Маме всё это не очень нравится.
– Что ей не нравится? По-моему твой папаша всё правильно делает.
– Ну, не нравятся ей наши походы. Не любит мама путешествовать. Правда, за границу мы всегда ездим втроём.
– Ну, ещё бы! Что ж она, дура что ли? Я бы тоже не отказалась. Ты-то, поди, уже весь мир объехала.
Катя зажмурилась, и яркие воспоминания унесли её из грязной подвальной комнаты в шикарные номера отелей, на морские побережья, на улицы и площади западных, восточных, южных городов. Она глубоко вздохнула.
– Не весь мир, конечно, но во многих странах довелось побывать.
– А где конкретно была? – допытывалась Любаха.
– В самый первый раз я побывала в Арабских Эмиратах, – стала рассказывать Катя. – Потом мы посетили Францию, Испанию и Монако. Потом был Китай. Прошлым летом мы отдыхали в Сингапуре. А в этом году собираемся поехать в Новую Зеландию, – девочка вдруг сникла и чуть слышным голосом поправила себя: – Собирались поехать.
Захваченная своими мыслями, Люба не заметила перемену в её настроении.
– Да, повезло тебе, – сказала она задумчиво. – Столько стран повидала.
– А ты была за границей? – спросила Катя.
– Была однажды, – мрачно отозвалась Любаха. – В Турции, будь она проклята!
– А что так? Плохо обслуживали?
– Нас там никто не обслуживал. Это мы обслуживали, – Люба опять умолкла на пару минут, потом продолжила рассказ. – Мне в то время совсем хреново было – жизнь подпёрла так, что дышать невмоготу. А тут мне знакомая подкинула информацию о том, что в Турции в ресторанах стали популярны русские официантки, и, вроде как, можно без проблем найти там работу. Я и купилась. Только вот работа оказалась совсем не той, которую обещали.
Катя поняла, о чём шла речь. Эта тема уже неоднократно обсуждалась на телеэкране. Легкомысленные девчонки в погоне за красивой жизнью попадали в страшные условия, где они были совершенно бесправны, а их жизнь не стоила ни гроша.
– Ты попала в сексуальное рабство? – осторожно спросила девочка.
– Вот именно – рабство. С унижениями, побоями, издевательствами. Мне и раньше довелось хлебнуть лиха, но там показалось, что все прежние мои беды – сущий пустяк.
– А в полицию никак нельзя было сообщить об этом?
Люба горько усмехнулась.
– Ты шутишь? Нас держали в укромном месте за высоким забором. Двор охранялся боевиками с овчарками. Да и что толку было сообщать? Там полиция сплошь продажная. Хуже наших ментов.
Катя зябко передёрнула плечами.
– Беспросветность какая-то.
Любаха кивнула, соглашаясь с ней.
– Жуть беспросветная. В аду, поди, и то легче. Некоторые из охранников были ещё более-менее нормальными людьми. Они тоже били нас, но не очень сильно. Зато остальные – настоящие садисты. Придумывали такие зверские наказания за любую провинность, что мне до сих пор тошно вспоминать об этом.
С окаменевшим от тяжёлых воспоминаний лицом Люба стала рассказывать свою страшную историю. Катя слушала и не могла поверить своим ушам. Неужели люди могут быть такими чудовищами? Ей вдруг стало нестерпимо жаль эту несчастную женщину, которая в своей жизни не видела ничего хорошего. Откуда же взяться добру в её душе, если весь её жизненный путь – обиды и унижения? Может ли Катя осуждать её, имеет ли на это право? И почему жизнь так несправедлива? Одним (счастливчикам, вроде неё самой) дарит радости и все блага, а на других обрушивает беды и невзгоды. Слёзы потекли по щекам девочки. Услышав всхлипывания, Люба повернула голову и с недоумением уставилась на неё.
– Ты чего ревёшь?
– Жалко… – ответила Катя, продолжая плакать.
– Кого тебе жалко?