- Да что вы! - смущается она. - Я ж не из принцесс, простая девушка, и все тут...

- Кто вам сказал, что не из принцесс? - говорит Букин. - Может, вам на роду написано принцессой стать? Дайте мне вашу руку, я по рукам хорошо гадаю.

Она ему руку подает, он в её руку вцепился, поглаживает, держит так, как будто отпустить больше не в силах, будто приклеили его к ней.

- Вот, - начинает ей показывать, пальцем по её ладошке туда-сюда водя. - Видите, как эта линия богатства вдруг глубокой и четкой становится?..

Больше он ничего сказать не успел, потому что заходит здоровый детина, со свитой из четырех человек, и эти четверо у дверей и окон встают, скрестив руки. Я весь похолодел - понял, что облом какой-то у нас произошел.

- Что такое? - растерянно говорит Букин. - Я ж просил мне не мешать, пока я с гостями сижу!

- Ага, не мешать тебе! - рявкает детина. - Ты кого привел, козел вонючий?!..

- Да что... - начинает Букин, но тут эта прожженная Ирочка в дверь всовывается.

- А то, - говорит, - что ты на её ручку погляди. У неё на ногтях лак "Кристиан Диор", тот, что по семьдесят долларов за флакончик стоит, я уж в оттенках разбираюсь! Интересно, откуда у "бедной девушки" такой лак, который даже я не могу себе позволить купить?

Да, вот уж влипли мы, так влипли! Углядела эта стерва завистливым глазом! А Людмила тоже хороша - как же не догадалась лак смыть? Весь маскарад исполнила, а на такой мелочи прокололась! Ну, с дурью девка, я ведь говорил!

- И добавь к этому, - говорит бугай, - что все на ушах стоят, красивую блондинку ищут, которая вчера вечером адвоката Задавако сделала. Милиция на Монахову грешит, только ни один нормальный человек не верит, будто Монахова на такое могла оказаться способна!

- И еще, - добавляет эта гадина Ирочка, - уж больно старательно она рвалась заблудиться на пути в туалет и не в ту сторону пойти!

Букин руку Людмилы выпустил, отшатнулся и весь побледнел. А потом на меня напустился:

- Что ж ты, тварь этакая, меня заложил?

Людмила вдруг выпрямляется и говорит спокойным и трезвым голосом, с равнодушинкой своей, от которой у разумного человека мороз должен по коже пробежать:

- Не шуми на него. Много ли надо старика запугать? Если ты думаешь, что он по своей воле меня согласился "племянницей" называть, то ошибаешься.

- Кто ты и откуда? - бугай спрашивает.

- Все расскажу, когда старика отпустите. Он здесь ни при чем.

- Выпусти старика, - говорит бугай одному из своих "шестерок".

И при этом, вижу, ему незаметно подмигивает: мол, хлопни старпера, но подальше отсюда, не у неё на глазах.

- Ступайте, Михаил Григорьевич, - говорит она.

Я встаю, иду к выходу, понуро так. А Людмила небрежным жестом к себе сумочку пододвигает.

- Брось сумочку! - орет бугай.

Он, конечно, вообразил, будто в сумочке пистолет. А она медлит, колеблется вроде.

Он вытаскивает пистолет, на неё наводит.

- Давай сюда, а то хуже будет! Бросай мне в руки!

Она ему сумку в руки швырнула, и, пока он её ловил в воздухе, выхватывает пистолет, и я тоже. Мы по два раза выстрелили, четверо "шестерок" лежат. Ни в одном выстреле не сбились. Бугаю бы хоть в кого из нас пальнуть, но он замешкал, от растерянности, и Людмила как в воздух взлетела, будто пружиной подброшенная, так у него пистолет из рук выбила, и он ещё за запястье схватился, перекосясь от боли - видно, здорово она ему врезала, таким ударом можно и запястье сломать.

Букин, как вся эта заварушка началась, так и сидит в кресле, будто статуя, слова вымолвить не может. Пронырливей всех эта Ирочка оказалась. Кинулась по коридору, кричит:

- На помощь! Скорее, все сюда!

Людмила пистолет к виску бугая приставила и говорит:

- Пойдешь перед нами, и велишь своим, чтобы в нас стрелять не смели и заложников выдали. Лишнее движение - череп разнесу! А ты, дед, с этим разберись, - кивает на Букина.

- А чего с ним разбираться? - говорю. - Запереть его где-нибудь пока что, чтоб под ногами не путался, а там видно будет.

- Зачем запирать? Шлепни ты его!

- Нет, - говорю, - у меня к нему свой счет. Он мне должен сказать, кто в квартире Васильича погром устроил. Ведь он всю кашу заварил, гад!

- Как ты догадался?.. - вырывается у Букина.

- А сам подумай. Ну, кто это был?

Букин - он теперь как лопнувший пузырь, весь обмяк и сморщился, ни крупицы гонора в нем не осталось.

- Насколько я знаю, Клугин, Ипатов, Воротилов и Левчук... - сообщает услужливо. - Отпусти ты меня, я, честное слово, не хотел...

- Ну, хотел ты или не хотел, потом разберемся. Ступай вон туда! открываю дверцу, в которой ключ торчит, там маленькая темная комната, вроде кладовки. Он как угорь в эту комнату сиганул - понятно, ему лучше в темноте и взаперти сидеть, чем под дулом пистолета. Я дверь запер, ключ в карман положил, а нам из коридора уже кричат:

- Эй, вы, сдавайтесь, и Катера отпустите, иначе заложников убивать начнем!

- Это тебя, что ль, Катером кличут? - спрашивает у Бугая моя "племянница", дулом пистолета его голову толкнув.

- Меня... - неохотно бормочет тот.

- Так объясни ты им, Катер, что мы тебя на заложников обменять хотим. Иначе поедешь ты к матери на отцовом катере!..

- Они меня могут и не послушать... - пытается объяснять Катер.

- Ну, это твои проблемы, - и, держа его перед собой, высовывается в коридор.

- Братва, не стреляйте! - орет Катер.

- Или стреляйте, - спокойненько говорит моя "племянница". - Как раз в него угодите. А я вас все равно положу. Вы сами не понимаете, в какое дело ввязались, а мне вам объяснять недосуг. Так что ведите сюда заложников.

Тут я слышу звон стекла, и оглядываюсь. Это один из бандитов поднялся к окну комнаты - по лесенке или бочки подставил, уж не знаю, мы хоть и на первом этаже, по счету, но этаж очень высокий, почти как в новых домах второй - и рукоятью пистолета стекло разбил, чтобы ему было стрелять удобней. Залезть-то вовнутрь он не может, на всех окнах металлические решетки.

Только не успел он выстрелить. Я его на вскидку убрал, он и исчез с грохотом. Но на окно теперь продолжаю поглядывать. Оно на задний садик при особняке выходит, весь деревьями закрытый, так что могут снова попытаться подлезть. Если б окно на улицу смотрело, то не рискнули бы, конечно, вокруг него пальбу устраивать.

- Молодец, дед! - говорит моя "племянница". И этим кричит. - А ну, без шуток! Если отпустите заложников, то, может, в живых останетесь! - после чего стреляет и точненько укладывает одного из теснящихся в коридоре. А те не стреляют, боятся в своего Катера попасть.

И со всех ног за угол коридора спешат спрятаться, давя друг друга.

Честное слово, меня чуть смех не разобрал при виде того, как они смылись, словно тараканы, хоть положение у нас и не ахти.

А Людмила говорит этому Козырю... То есть, тьфу, Катеру!

- А знаешь, я тебя, пожалуй, отпущу. И знаешь, почему?

- Нет, - отвечает тот, еле губами шевеля.

- Потому что ваш особняк стоит на прослушивании. И те, с кем вы в контрах оказались, будут здесь очень быстро. Вы и заложников не успеете с собой забрать, а если успеете, то далеко с ними не уйдете. Считаю до пяти и кто не спрятался, я не виновата! - Отпускает его, подталкивает для убедительности дулом пистолета, и начинает медленно считать. - Раз... два... три...

Пока она до трех досчитала, этого Катера уже как ветром сдуло. Исчезает за углом коридора и кричит:

- Братва, линяй отсюда быстрее, и плевать на все!

И топот многих ног слышится.

А она честно до конца договаривает:

- Четыре... пять... Я иду искать! - поворачивается ко мне и говорит с улыбкой. - Все, дед, пойдем заложников вызволять.

- Зря ты так, - говорю. - Из дома мы их выкурили, это да...

- Так что тебя смущает?

- А то, что мы сами оказались здесь как в ловушке. Я бы на их месте все выходы из особняка запер и поджег бы его. Тем более, если здесь стоят подслушивающие устройства, которых они так боятся. Я ведь верно тебя понял?