Что ж, перекусываем. И колбаской хорошей зажевываем, и ветчинкой - все у этого гада имеется. А рассказал он мне много, намного больше, чем сам воображает. Ведь надо совсем слепым, глухим и слабоумным быть, чтобы не разглядеть, что за его историей скрывается, верно?
Тут ведь вот какое рассуждение получается. Когда Букину надо, охрана у него имеется первоклассная. Так почему он не мог этих своих громил "профсоюзных" попросить и на заводе дежурить, если ему все это постоянное разворовывание как кость поперек горла стоит? Даже если б им платить побольше пришлось, все равно выгодней получалось бы, чем каждый день убытки терпеть, разве не так? Ан нет, он к ним не обращается, а Васильича на помощь зовет. Вот и делайте свои выводы.
Ну, и все остальное - вполне очевидное, по-моему, как Букин ни пытается замаскировать.
А он себя по лбу хлопает и вскрикивает:
- Да, чуть не забыл!
И достает ещё один конвертик, протягивает мне.
- Что это? - спрашиваю.
- Три тысячи. Ваша зарплата за первый месяц.
Ох, не хотелось мне эти деньги брать, но не взять - это себя разоблачить и всю игру порушить. Поэтому я говорю только:
- Что-то рано вы меня вознаграждаете. Только вчера контракт заключили...
- И уже наш контракт работать начал! - весело отвечает он. - Так что берите, не стесняйтесь, это ваше по праву.
Ну, убираю я деньги в карман, где паспорт уже лежит, допиваю, дожевываю, и Шипов меня домой везет. Как приехали, я сразу в милицию звоню и спрашиваю майора Наумкина.
- Да? - отзывается он. - Это вы, Михаил Григорьич? Что там у вас?
- Паспорт нашелся, - отвечаю.
- Да ну? Где и как?
И я выдаю ему директорскую версию слово в слово, ничего от себя не добавляю, а повторяю все услышанное, вплоть до того, что Букин боится напрямую с милицией сотрудничать, чтобы ему дом не подпалили.
- А что? Вполне могут и подпалить, - говорит майор. - У нас ведь поджог - один из самых частых методов сведения счетов. Или когда надо следы схоронить... Вы никуда выходить не собираетесь? Я к вам человека за паспортом пришлю.
- Я сижу и не двигаюсь, - отвечаю. - Вот-вот Максимка приедет, так мне его дожидаться надо.
- Максимка?.. Ах, да, сын Анастасии Петровны! Минут через пятнадцать к вам заедут.
- Хорошо, жду.
Милиционер даже быстрее, чем через пятнадцать минут, приехал. Я ему паспорт отдал, он умчался, а я отдохнуть прилег. Все время отдыхать тянуло, как никогда раньше. Ну, и дни суматошные и напряженные, и выпивать приходилось как давно не выпивал, каждый день, получается, грамм по двести через себя пропускал, в общей сумме, а то и поболее. Лежу, подремываю, продумываю, что мне дальше делать.
Очень меня эта пуговица волнует. Ведь чую, что верный след взял. Но как по нему пройти? Это товарищу полковнику сообщить надобно, он разберется. И ещё надо придумать, как заводскую публику прощупать. Мне самому напрямую туда соваться нельзя, Букин сразу узнает, и очень будет удивляться, что я там такое творю. Да и товарищу полковнику я обещал от резких действий пока воздержаться.
Кое-какие мысли у меня созрели, но додумать я их не успел, потому что Максимка приехал. Входит, подтянутый такой, молодцеватый, и форма на нем отменно сидит, вот только лицо осунувшееся.
- Здравствуйте, дядя Миша! - говорит, ставя чемоданчик. - Вот, прилетел как мог быстро.
- Здравствуй, орел! - отвечаю. И обнимаемся мы с ним.
Сел он чаю с дороги выпить, а я ему в двух словах рассказываю, что и как. Он слушает, совсем бледнеет.
- Найду, - говорит, - сволочей - убью!
- Их без тебя найдут, это я тебе гарантирую, - говорю я. - Твое дело мать и сестру поддержать, чтоб они на тебя опереться могли. Если ты в разборки влезешь и голову сложишь или, хуже того, сядешь за убийство, у них вообще никого не останется... Да, кстати. Вот тут мне деньги передали, которые Васильич получить не успел, так ты ими распорядись. Как раз должно на похороны хватить, - и отдаю ему букинские три тысячи.
- Дядя Миша, не валяйте дурака! - говорит. - Это ведь, небось, ваши деньги, которые вы невесть сколько времени копили.
- Не мои, на чем хочешь поклянусь, - успокаиваю я его. - Так что расходуй их спокойно, по своему разумению.
Он поглядел на меня недоверчиво, но деньги взял.
- Вы ж ещё побудете здесь? - спрашивает.
- Надо мне домой съездить, - отвечаю. - Уже несколько дней не был, все здесь сидел, тебя ждал и нужными делами занимался. Устал уже.
- Ну, ещё хоть немного побудьте.
- Мы вот как сделаем, - говорю. - Я сегодня к вечеру уеду, а завтра к вечеру вернусь. Ведь послезавтра похороны, вот и помогу тебе.
- Спасибо, дядя Миша, - говорит. - А то бы мне в первые часы совсем неуютно было, в полном одиночестве.
- Да ты этого одиночества и не заметишь! - говорю. - Столько дел и суеты предстоит, что некогда будет куковать.
А сам думаю: днем-то одиночество его не возьмет, это точно, а вот ночью может и одолеть, когда все дела отхлынут и только мысли останутся. Так что, думаю, посмотрим. Может, действительно, на сегодняшнюю ночь останусь, а завтра на денек домой смотаюсь. Ведь надо ж к похоронам пристойный костюм надеть, в затрапезе на них представать негоже...
В общем, попили мы чайку и стали в больницу собираться. Время уже к пяти движется, за окном темнеет, за всеми моими хождениями и ещё один денек почти миновал. Ну, в самый раз в больницу подойдем, в приемные часы.
И тут опять телефон зазвонил. Опять майор Наумкин.
- Скажите, - спрашивает, - вас ведь Шипов туда и обратно к директору возил, когда вас позвали, чтобы паспорт вам отдать?
- Ну да, - говорю, - он самый, кто же еще? Меня на машине прокатили, все точно, со всем уважением.
- Вы не заметили, он нормальный был? Или, может, не в себе, под градусом?
- Вроде, вполне нормальный, - отвечаю. - И трезв как стеклышко. Куда ему пить, с его работой директорского шофера? Букин такого не потерпел бы... А что стряслось?
- Да разбился Шипов, - говорит Наумкин. - На шоссе в Самару, почти сразу за пределами города, километре на пятом.
- Как это разбился? - ошалело спрашиваю я. - Насмерть?
- Насмерть, - подтверждает майор. - И, по первым данным, сильно он был пьян, вот и не справился с управлением. Вы когда с ним расстались?
- Да за две минуты до того, как я вам позвонил.
- Это, значит, приблизительно в три, так?
- Наверно, - говорю.
- А разбился он около двадцати минут пятого... Если считать, что за руль он сел в четыре... Что ж, часу вполне хватило бы, чтобы закосеть.
- Наверно, - повторяю. Хотя мне так не кажется. Шипов - мужик крепкий, ему много надо, чтобы контроль над собой потерять, и уж в два счета не разобрал бы его хмель. Хотя кто знает...
- Спасибо, - говорит майор. - Очень ценные у вас показания. Теперь надо искать, с кем Шипов мог выпивать между четвертью четвертого и четырьмя. Городок маленький, так что, думаю, быстро найдем.
Я трубку кладу, и думаю при этом по-своему: что собутыльников Шипова майор быстро найдет, это да. Может, даже быстрее, чем надеется. Но вот выпивал ли он с ними на самом деле, это останется вопросом. Слишком многим бочкам Шипов оказался затычкой, слишком много прямой уголовщины вокруг него переплелось. Он и Букину мешал - тем, что за горло его взял, это мне после разговора с директором понятно стало, и ещё невесть кому. Может, тем же своим подельникам, которые людей похищали и убивали, а теперь следы заметают.
Ладно, думаю, если со смертью Шипова что-то не то, товарищ полковник разберется. А местную милицию лучше не теребить зря своими подозрениями. У майора своя голова на плечах."
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Андрей взял телефонную трубку.
- Алло? - сказал он.
- Хованцев? - осведомился незнакомый голос.
- Он самый.
- Так вот, слушай, господин-товарищ частный детектив, твой племянник у нас, и дальше все будет зависеть от твоего поведения.
