Ленька молча кивнул.
- Тогда сразу и позвоним туда. И... - Андрей поглядел на часы, - можем и прогуляться немедленно, у меня часа два ещё есть. Если нас все устроит, то запишем тебя в теннисную секцию, а себе я куплю недельный абонемент. Если нам что-то не понравится - будем искать дальше.
Андрей сделал эту оговорку на случай, если после расспросов ему станет ясно: Богомол никогда и ни при каких обстоятельствах не могла заниматься в "Тимуровце".
- Это будет просто класс! - заявил Ленька.
- Тогда звоним...
Они прошли к телефону.
- Здравствуйте, "Агат"? - сказал Хованцев в трубку. - Будьте добры, я хотел бы узнать, сохранились ли у вас детские секции - я хочу записать племянника на занятия теннисом? Отлично! И, будьте добры, вы не подскажете, какой тренер у вас считается лучшим? Да, хотелось бы определить его к толковому специалисту, с хорошим стажем, который был бы ещё из той, старой советской школы... Семыгин Иннокентий Александрович? Да, я это вполне понимаю, но как раз этот вопрос для нас не проблема. Скажите, если мы подъедем сейчас, мы сможем застать Иннокентия Александровича? Просто замечательно. Да, конечно, предупредите его, чтобы он нас встретил... Где-то через полчаса. Меня зовут Андрей Хованцев, а моего племянника Леонид Жилин. Да, всего доброго, спасибо вам! - Андрей положил трубку и повернулся к Леньке. - Поехали!
- Они намекнули тебе, что этот Семыгин стоит дорого, а ты ответил, что для нас это не проблема? - спросил Ленька. - И они сразу засуетились и сказали, что Семыгин будет встречать нас при входе?
- Вот именно.
- Зря вы его так балуете, - укоризненно покачала головой тетя Таня, молча слушавшая весь разговор.
- Это не баловство, а необходимость, - возразил Андрей. - Закалка на всю дальнейшую жизнь.
Тетя Таня только рукой махнула - было видно, что вообще-то она очень довольна, но ей неудобно вводить племянника в расход.
И через пять минут Андрей и Ленька шли к автобусной остановке. Для Леньки это было путешествие в будущее. Для Андрея - путешествие в прошлое, во время которого из-за единственного неосмотрительного шага можно сорваться в ад.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
"И... И вижу, значит... Ну, вас, в общем вижу..."
(Голос Федора. Говорите обо мне в третьем лице. Нам важен ваш рассказ, по порядку.)
"Хорошо. В общем, вижу я здоровенного мужика, просто гору, а не мужика, и этот мужик усмехается.
- Не бойся, дед. Лучше в квартиру впусти. Чтобы поговорить поспокойней.
- О чем мне с тобой говорить? - спрашиваю.
- О том, чтобы ты других глупостей не наделал. Не на лестнице же нам с тобой обсуждать, как ты за Сизовыми охотился, - говорит, понизив голос, чтобы, видно, кто из соседей через дверь случайно не расслышал.
У меня прямо колени подкосились. Ни слова не говоря, отпираю дверь, впускаю незваного гостя, тот оглядывается.
- Слышал я от майора Наумкина, что ты квартиру в достойный порядок привел, после погрома. Все успеваешь!
- Да уж, стараемся, - говорю. - А вы, значит, майора знаете? Выходит, тоже милиция?
- Допустим.
- И в штатском... Значит, по особо важным делам и в немалом чине, раз форму не носите.
- Сообразительный, дед! - говорит. - Но ты зови меня просто Федором, старательный ты наш. Своими стараниями ты нам так напортил, что хоть за голову держись!
- Это как это так? - осторожненько спрашиваю.
- А вот так. После того, как ты Олега Сизова подстрелил, Сергей Сизов в бега подался, а Антон сидит, сдавшись по достаточно мелкому делу, и фига с два теперь насчет других дел колоться станет.
- Ничего себе "мелкое дело"! - говорю. - Жизнь семьи загублена... Но с чего вы взяли, - спохватываюсь, - что это я Олега Сизова убил?
- А больше некому, - улыбится этот здоровяк. - Так что не виляй, дед. Я ж все о тебе знаю. Как узнал, что Пигарев был отставным военным, так, думаю, дай-ка пошукаю насчет его окружения. И узнаю я, что в его квартире некий Михаил Григорьевич Соловьев живет, и что этот Соловьев - гений!
- Это я-то гений? - недоверчиво интересуюсь. - Пенсионер без штанов?
- А кто ж еще? Мне так в Москве и сказали, где я о тебе справки наводил. "Таких гениев стрельбы, каким был Соловьев, больше нет и не будет. Он оружие нутром чувствовал! Дашь ему новый пистолет на испытание - он в руке взвесит и с первого выстрела в десяточку кладет. Такое чудо раз в сто лет рождается! Сейчас-то, - говорят, - ему лет семьдесят, так что он, наверно, одряхлел и уже не тот..." Нет, думаю, дудки! Старый вол борозды не испортит! Есть бандюга, убитый великолепным выстрелом, и есть чудо-стрелок, у которого прямой повод за друга мстить. Как не сложить два и два?
- Но если вы знаете, то и майор, выходит, тоже? - спрашиваю.
- Во-первых, говори мне "ты"! - басит он. - Во-вторых, майор ничего о тебе знать не может, потому что сведения на тебя до сих пор засекречены и мне в Москве твою папочку открыли по дружбе и из уважения к моему положению. А мне, дед, никакого резона нету тебя Наумкину сдавать, или кому бы то ни было. Может, я и не прав, но готов я с миром тебя отпустить. Такое восхищение ты во мне вызвал, что очень не хочется, чтобы тебе под конец жизни срок намотали за какого-то поганца.
- А от меня в ответ что надо? - сразу же любопытствую.
- Рассказать мне все от и до. И прекратить самодеятельность. Без моего разрешения шагу не ступать!.. Да, я вот тут прихватил, давай-ка нальем, чтобы тебе веселее рассказывать было.
И достает бутылку водки.
- Надо же, какие дни! - говорю. - Все меня "беленькой" потчуют! Скоро сопьюсь совсем!
- Со мной, дед, пить легко и приятно, как правду говорить, ухмыляется этот, значит... ну, товарищ полковник, как я потом о тебе узнал. - Где у тебя тут посуда?
Что ж, сели мы, налили по первой, я и говорю.
- Так вот, в предуведомление. Никуда второй Сизов не сбегал, я его тоже пристрелил. А почему третий Сизов и его подельщики решили тело спрятать, вместо того, чтобы в милицию о преступлении заявить, я без понятия. Так-то! А теперь дернем по первой - и я все изложу по порядку.
"Дернули" мы, и я рассказ свой начал. Товарищ полковник слушает внимательней некуда, иногда вопросы задает, во всякую мелочь вникает. Раза два, пока я повесть свою вел, освежались мы по маленькой, а как я закончил, полковник и говорит:
- Да, дед, совсем интересно получается! Похоже, ты и впрямь по ложному следу пустился, не было Сизовым никакого резона погром устраивать!.. Почему тело спрятали - я понимаю. Понимаю, почему Букин со страху паспорт Пигарева решил спрятать и никому не показывать...
- Как это так! - изумляюсь. - Ведь...
- Вот так! - отвечает. - Если бы ты чуть хитрее разговор повел, то Букин выдал бы тебе паспорт, как миленький выдал бы, ничего не заподозрив! Он Пигарева на штатную единицу в охрану завода оформлял - а уж какие там обязанности твой друг на самом деле должен был исполнять, это вопрос... Хотя есть у меня догадки, почему твой друг согласился втихую с Букиным сотрудничать, почему не волновался, что паспорт так долго не возвращают, и какое дело Букин намеревался ему поручить... Но делиться с тобой этими догадками не буду, потому что горяч ты, дед, очень, и опять можешь дров наломать... А суть в том, что Букин спокойненько держит паспорт у себя в сейфе - может, в том самом, в который при тебе заглядывал - и ничего он о суматохе вокруг паспорта не ведал, и, я так понимаю, собирался отдать его тебе, но услышав, что этот паспорт в Москве по уголовному делу всплыл, решил сделать вид, будто паспорта у него нет и не было - от греха подальше. Он-то ведь знает, что паспорт он выпускал из рук денька на три, и не в Москву его отправлял, а в Самару, с Шиповым, чтобы Шипов там с этим паспортом кой-какие нотариальные бумаги подготовил. Значит, в Москве паспорт мог оказаться лишь с подачи Шипова... А Букину закладывать своего шофера не след, пока он сам не разберется, что произошло и в какой криминал этот Шипов вляпался. Хотя головомойку ему устроит хорошую - за то, что хозяина чуть не подставил! А если Шипов ему проговорится, что это за криминал... А я бы на месте Шипова и специально все выложил, чтобы Букина припугнуть: мол, будешь шуметь, хозяин, с нами в одной связке пойдешь, тебе от наших дел не отвертеться, потому как паспорт ты сам, лично мне давал, и никто не поверит, что ты был в стороне и ничего не подозревал!..
