Вчера, накануне моего выхода из короткого отпуска, я решила честно исполнить свое намерение избавиться от тех документов, которые могли бы кого-нибудь смутить при прочтении. Я решила освободить свой дом от бумажного хлама.

Выбрасывала почти всё и нещадно. А потом нашла тетрадь, куда вписывала чужие умные мысли и свои размышления. Я человек, склонный приукрашивать действительность. И уж если альбом, куда вписывала мамины рассказы и значимые для семьи события я назвала «Семейные хроники» (или, как их переименовала сестра – «Хроники Акаши от Таши»), то эти записи естественно получили название «Духовная тетрадь». На сотне больших страниц в течение многих лет копились мысли, которые приходили в разное время и из разных источников, поэтому я частенько не указывала, где позаимствовала то или иное высказывание.

Некоторые слова приходят в нужный момент, когда ситуация, ими описываемая, находиться в стадии разрешения. Начинает казаться, что ты читаешь хорошо сформулированные собственные переживания. А иногда приятие каких-то истин происходит иначе – чужое высказывание словно снимает завесу, потому что ты уже думал на заданную тему подсознательно, просто сам не успел озвучить. Каким бы образом это не происходило, но некоторые другими людьми сформулированные мысли так прочно сплавляются с твоим сознанием, что, со временем ты уже не можешь вспомнить, как пришло к тебе знание: изнутри или извне. Ты просто начинаешь всем этим пользоваться, упоминать в разговорах с друзьями, редко называя автора, потому что теперь это твои личные переживания и опыт.

Вот, например, фраза: «Сегодня у тебя есть шанс стать причиной чьего-то отличного настроения. Что может быть лучшей наградой за прожитый день?». Очень просто, до прозрачности ясно, но автора не знаешь. Каждое утро в течение четырех лет, я хожу на работу пешком и встречаю мужчину, который так же проходит все пять остановок, только в обратном направлении. Я называю его «Ангел дня» или «Встреча на удачу». Хотя мы никогда не здороваемся, а только почти улыбаемся друг другу. Это одно из приятных событий в начале дня, примиряющих меня с серой действительностью и мутными снами, так же как кофе, прогулка пешком, а теперь вот чтение по одной страничке своей тетрадки.

Кофе у меня получается чудесный, потому что варю его в турке из хорошего в меру поджаренного маслянистого зерна, с добавлением гвоздики, кардамона, ванилина, корицы и щепотки перца чили. А если положить ещё и половину чайной ложки растворимого какао, то в напитке и вовсе накапливается особая магия. Странно, что стоило мне так подумать, как рисованный черненький комарик с тонкими лапками слетел с кофейной чашки, пока я смотрела боковым зрением, но как только я повернула к нему голову, быстро вернулся на место.

Я открыла последнюю страницу тетрадки, чтобы вспомнить, на чём же я остановилась, когда перестала делать записи. По традиции, автора я не указала, просто выписала текст.

«Индустрия Просветления подарила нам идею некоего жизненного Предназначения. Нас заставили поверить, что, только следуя своему Предназначению, наша жизнь окажется не пустой, а будет иметь ценность. Будто есть что-то важное в каких-то наших внешних действиях, будто мы должны отыскать некий образ жизни или профессию, некую социальную занятость, которая и есть наш духовный Путь. Однако, до тех пор, пока предназначение не найдено и пока нет понимания, что именно человек должен делать в миру, он живет с ощущением, что он духовный неудачник, который не смог найти себя. Оттого человек живет как-то неправильно, неверно, не по-настоящему, и жизнь проходит мимо. Ищущий чувствует себя глубоко несчастным, ничтожным, несостоявшимся и все более отчаявшимся. Идея существования уникального индивидуального Предназначения – одна из самых больших иллюзий и самая тонкая духовная ловушка эпохи «New Age».

Взглянув на часы, которые прокручивали стрелки в ускоренном ритме, я решила, что подумаю об этом позже, в режиме «ой-ой, опаздываю» наскоро навела красоту и заглянула в комнату сына.

– Ты чего шмыгаешь носом? Насморк подхватил?

Большой ребёнок доложил машинально, глядя не на меня, а на монитор компьютера:

– Это не сопли, а сломанный нос – он всегда словно заложен.

– Какой сломанный нос?!

Тут сын всё-таки оторвался от экрана и довольно раздражительно ответил:

– Обыкновенный! Ты не помнишь, что-ли, как я в детстве его ломал? Фингал был ещё на всё лицо.

– ????!!!!!

– Ты реально не помнишь?! У меня даже все друзья знают эту историю.

Мой голос стал ломким и звонким.

– Клянусь, я не знала ничего! Где? Когда?

– Я был у бабушки с ночёвкой, зимой. Мне было лет девять-десять. Убегал от собак, смотрел назад, а когда повернулся, было поздно: вот она, железная перекладина – БАЦ! У меня вся варежка была в крови, я её даже выжимал.

Я постепенно переходила на ультразвук:

– А я-то где была?!!!

– Да откуда я знаю!!! Баба сделала компресс, утром я поехал домой, ты еще волновалась, что синяк под глазом.

– Но я не помню ни про сломанный нос, ни про собак!

– Наверно, я тебе сказал, что просто упал. Видишь горбинка? Эй, ты в порядке, мам? Тебе что, плохо?

На работу я в тот день, конечно же, опоздала.

Утро наступило стремительно: я лишь закрыла глаза на секунду, а, открыв их, увидела вместо звездного неба молочный туман за окном. Михаэль, одетый во фланелевую рубашку и джинсы, ждал меня у большого деревянного стола в гостиной. На столе в стеклянной банке тесно прижались друг к другу круглые багетные сухарики, а в глиняной чашке, придавленные тяжестью ягод черники томились гречневые хлопья. – Ты ешь такое? – Да, обычно с холодным молоком.

– Вот и я с молоком. Чая я тебе заварил с травками, а травки сам собирал и сушил.

– Мне бы чашечку кофе для «сборки».

– Что ещё за «сборка»? – кустистые брови моего напарника встали домиком.

– Кофе центрирует.

– А то, что сердце может застучать, слышала?… Извини, кофе нет. Я газету почитаю, а ты пока меня поразглядывай.

Я наливала молоко в чашку понемногу, чтобы хлопья не размочились все одновременно и не превратились в «кисю-мисю» (так сестра всегда говорила). Михаэль напротив меня шуршал страницами окружной газеты, потягивая бурый пахучий настой из трав. Был он очень высок, а по моим меркам так просто могуч. Сильные руки, широкие ладони, длинные пальцы. Ещё вчера я заметила, что он слегка «косолапит». Лохматый, кудрявый, русоволосый. Глаза большие, зеленые. Хорошо очерченный большой рот – не капризный, просто мягкий. Крупный нос с чуть опущенным кончиком, губы поджаты. Рыжеватая с проседью борода сглаживает резкость подбородка. И не поймешь, то ли добрый по характеру человек, пытающийся выглядеть суровым, то ли жесткий, но хочет быть доброжелательным.

Михаэль внезапно взглянул на меня поверх газеты:

– Ну и как я тебе показался?

– Голос хороший.

– А то! В нашем деле очень важно первое впечатление. Никак не пойму, почему тебя выпустили в Нумераторы. Ну, посмотри на свои детские ручки, послушай голосок – какой из тебя Исчислитель!

– Экзамен сдала, жетон получила, и за завтрак спасибо.

Михаэль усмехнулся в бороду, сложил газету и бросил её куда-то за плечо.

– Ладно, вещи пакуй все, в этот дом ты больше не вернешься. Начнем опрос в другом поселке. Здесь уже ловить нечего – каждая собачонка знает, что ты вчера приехала, а значит, дверь никто не откроет. Будем двигаться от одного посёлка до другого, ночевать в гостиницах. Деньги получила на проживание и питание?

– Сейчас денег не дают, только талоны. Они действительны, когда жетон предъявишь.

– Мудро, хотя кому можно помешать украсть у тебя и жетон и талоны?

– Они ещё фото мое разослали по округу.

– Значит, я не могу украсть твои талоны?