Электропоезд с ревом ворвался в темный, тоннель. Костя открыл глаза, но сообразив в чем дело, снова сомкнул их, погрузившись в дремоту. Сергей неотрывно смотрел сквозь стекло в непроницаемую тьму тоннеля. Сейчас, два года спустя, он с ностальгической тоской вспоминал тот безумный фантастический месяц его творческой страсти. Он знал, что теперь у него уже не хватит ни дерзновения, ни отваги, ни безрассудства, ни даже отчаяния на подобный повторный порыв.

Поезд вырвался из мрака тоннеля и мчался среди просторных, скошенных полей. На неубранных прошлогодних стогах сена сидели грачи. Вдали, поближе к лесу, теснились скопления дачных домиков. Оцинкованная крыша одного из них, тускло блестела в неярких лучах апрельского солнца.

Чтобы унять одолевавшую его тоску по прошлому и несбывшейся мечте, Сергей стал думать о житейском, будничном, малоприятном, что всегда вытравливало в нем творческие порывы, «приземляло» его. Он отвел взгляд от окна и поглядел на часы. Половина четвертого. «Надо бы забежать в магазин, купить рыбы коту». Кот был единственным живым существом, которое проживало у Сергея и ждало его. Он представил, как кот встретит его у порога, будет урчать, мяукать, тереться возле его ног, проситься на руки. Сергей улыбнулся. Мысли о коте его успокоили, прогнали меланхолию, вернули прежнее бодрое настроение.

Артем Борисович Штайнер в восьмидесятые годы удачливый «цеховик» и «теневик», а в начале девяностых видный представитель «белой» мафии, солидный бизнесмен, президент торговой компании «Кассандра», весьма процветающей, торговавшей от бижутерии до бензина, жил хоть и роскошно, но как на вулкане. В феврале девяносто первого он получил контракт на бензозаправочные станции города. Артем Борисович уже потирал руки, предвкушая барыши от этой золотоносной жилы. Но не тут-то было. На него «наехали» местные информированные «корлеоне», решив поумерить его аппетит. Штайнеру предложили поделиться – он повел себя скупо. Ему пригрозили – он нанял четырех охранников. У него угнали машину – он погоревал и заявил куда следует. Наконец, на него «наехали» в жестком варианте. Штайнера подкараулили и средь бела дня ударили прутом по голове. К счастью обошлось без трепанации черепа и тяжелых последствий. На больничной койке Артем Борисович отлежался, пришел в себя, поумнел, стал рассудительней и сговорчивей. Он отстегнул «оголтелым» пару АЗС в престижном районе города под смехотворным предлогом нерентабельности, а взамен ему вернули машину, его взяли под «крышу», он заручился поддержкой влиятельных мира сего. А главное, его оставили в покое. Раздумывая над превратностями судьбы, Штайнер считал, что ему еще крупно повезло. Он оставался доволен жизнью, да и жить умел красиво.

Ограда пригородного дома Артема была отделана молочно-белым декоративным камнем и своей невинностью и белизной приятно выделялась на фоне соседских построек выложенных красным кирпичом. На территории дома раскинулся сад с теплицами и беседкой-перголой, увитой в летнее время обильной зеленью. Асфальтированная дорожка вела к двухэтажному каменному дому, фасад которого явно не был лишен определенных изысков. В декоре нижнего этажа все так и дышало рафинированной устарелой элегантностью прежних веков. Внушительные белые колонны поддерживали фронтон здания, а огромная стеклянная входная дверь напоминала арочный свод. Все это свидетельствовало о том, что хозяин особняка не лишен вкуса и любитель старины. Добрую половину первого этажа занимал просторный холл. Винтовая деревянная лестница с балюстрадой вела из холла на второй уровень, где располагалась спальня, кабинет и круговая терраса. Наиболее шикарным местечком в доме была спальня. Ее интерьер хозяин дома присмотрел в одном из зарубежных люксов и почти в точности воспроизвел у себя на вилле. Одна кровать чего стоила! Эта кровать из массива латуни огромных габаритов, застеленная постельным бельем из египетского хлопка, не кровать, а трон, словно была предназначена для тонких ценителей сновидческих изысков и ночных оргий. Предпочтение все же отдавалось оргиям. Об этом свидетельствовал красно-желтый цвет спальни. Слегка возбуждающий, с некоторым согревающим эффектом. Огромное дугообразное окно с видом на сад шло от самого пола и напоминало гигантский иллюминатор. Мысли о корабле и подводной фауне наводил и громадный трехтонный аквариум с морской водой, экзотичными водорослями, живыми кораллами, актиниями, морскими ежами, звездами и двумя чудовищами – метровыми черноморскими катранами. Близкое присутствие этих свирепых существ, питавшихся исключительно сырым мясом, повышало адреналин в крови Артема, вгоняло в трепет гостей спальни и щекотало их нервишки. Пару лет назад, Артем Борисович выстроил этот роскошный дворец. Первое время в нем хозяйничала его теща, женщина простецкая, приехавшая из сельской местности. Она разводила на даче курочек, кроликов и даже нутрий, превратив усадьбу в настоящий зверинец. Зять до поры до времени терпел ее провинциальные выходки, но однажды не выдержал и прикрыл зоопарк. А тещу попросил убраться с усадьбы. На то были и другие причины, более деликатные. Артем, вполне порядочный семьянин, верный муж, заботливый отец, сорвался со всех тормозов, решил наверстать упущенное, предаваясь утехам, протащил через свою широкую постель череду женщин, устраивал сущий Содом, мстя своей стареющей сварливой жене за долгую ей верность, подобную отречению и опостылевшему долгу. Ставший необузданным стареющий развратник брал реванш у жизни за свою бесцветную, протекшую в заботе о близких, непогрешимую молодость. Имя каждой особы, побывавшей в его постели по легкомыслию, по глупости, за деньги или, что почти не бывало – по любви, он заносил в блокнот, пополняя свой внушительный «список Шиндлера» любовных побед, чтобы на склоне лет, а быть может на смертном одре, листая блокнот, – вспомнить все, распустить нюни сентиментальности, предаваясь сладчайшим воспоминаниям о не напрасно прожитых годах. Постепенно, однако ж, он угомонился, пресытился, почувствовал стыд, близкий к раскаянию, да и распутство убивает удовольствие. Не то чтобы старевший кобель стал праведным, но теперь жизнь вел уже куда более умеренную: заботясь о семье, в достатке ее, содержа и пылая искренними страстными чувствами к любовнице. Эта красотка, ворвавшаяся в его жизнь, обладала южным темпераментом и в постели устраивала бурю страстей. Словом, жизнь бурлила, плоть играла, под кожей пылал жар, и все вокруг плыло, кружилось, уносилось в момент соития двух тел.

Пытаясь разобраться в своих чувствах, Артем не мог понять, то ли он впервые в жизни познал настоящую любовь, пусть и запоздавшую, то ли реанимировал подобное, давно забытое чувство двадцатипятилетней давности. Как бы там ни было, Артем чувствовал себя счастливым, насколько счастливым может быть мужчина содержащий жену и любовницу, баловень судьбы, герой-любовник, Дон Жуан, объект зависти других мужчин, изворотливый, изощрённый, изолгавшийся конспиратор, умеющий тайком срывать удовольствия, измученный двуличностью, а в сущности – жалкий. Артему нравилось в своей подруге то, что она вела себя не в пример прежним любовницам. Не чувствовала себя ущемленной и обиженной от пребывания на вторых ролях, не хныкала, что ее с кем-то делят, не требовала от него бросить жену и сойтись с ней, а лишь колко надсмехалась над его затруднительным, в некотором смысле, семейном положением. Девица была дерзка, кокетлива как демон, заносчива, вспыльчива и порой непочтительна к Артему. Тем она возможно и стала ему желанней.

Артем лежал на своей роскошной кровати, прикрывшись простынью, и следил взглядом за девушкой, дамой его сердца и помощницей, секретарем-делопроизводителем его торговой компании, которая в данный момент лениво раздевалась, снимая с себя остатки своего белоснежного кружевного белья. Он похотливо глядел на ее гладкое загорелое ухоженное тело, испытывая какую-то противоречивую терзающую его смесь чувств: приятное волнующее возбуждение; легкий мандраж от ее ослепительной головокружительной наготы; томление по ее телу; сожаление, что он старше ее на двадцать с лишним лет; и дикое желание ее придушить. К этим чувствам примешивалось еще одно – грусть. Законная жена Артема знала о похождениях муженька «налево», долго, мучительно терпела и недавно заявила: «выбирай: или – или». С чуткостью понимающей женщины, хранительницы семейного очага, она дала неверному супругу срок – одну неделю, для принятия окончательного решения. Неделя подходила к концу, отсрочка истекала. Артем грустил. В глубине души он понимал, что сделает сентиментальный выбор в пользу семьи, оставит девушку. Пытаясь прогнать мучительную тоску, навеянную этой невеселой мыслью, он решил завести себя, разозлить, стал думать о девушке плохо, преувеличивая все ее недостатки, чтобы хоть как-то оправдать свой предстоящий выбор. «Моя дочь моложе ее, – думал он, – мается от лишнего веса. Ходит на аэробику, сидит на диетах, лакает какие-то таблетки от похудания. И при моих-то средствах я не могу купить ей идеальную фигуру! А у этой сучки тело хоть куда. Гладкое как бумага, упругое как резина и никакие диеты ей не нужны. Жрет все подряд. Куда в нее только влазит? Вдобавок такую стерву еще поискать». Ему вспомнилась ее привычка часами разгуливать по его дому голой, таская телефонный аппарат, трепаться по нему, не обращая внимания на домработницу, не стыдясь охранника, а может даже нарочно, чтобы подразнить его, да к тому же еще умудряться ему делать замечания. «Нет, другой такой уникальной стервы не сыщешь», – думал Артем, восторженно, с лихорадочным блеском в глазах, глядя на нагую девушку, которая, стоя перед зеркалом, лениво поправляла волосы, словно нарочно дразнила любовника, оттягивала желанные минуты блаженства, испытывала его терпение.