Этот старый философ в майке-алкоголичке и трениках с вытянутыми коленками действительно кое-что соображал в жизни. Глядя на него, Карл был вынужден признать, что тот живет так, как хочет – и даже его сомнительная манера одеваться соответствовала его представлению о внутреннем комфорте.

– А ты? Что мешает тебе оставаться самим собой?

– Да я вроде такой, как есть, – Дубинин провел рукой изящную линию вдоль собственного тела: мол, любуйся мной полностью. – Что тебя во мне не устраивает? Работой обеспечен, жилплощадью – тоже. Или ты забыл, как вы загнали свою квартиру и переехали ко мне? Как ты тогда сказал? Пока не подвернется что-нибудь подходящее, так вроде? Не напомнишь, сколько лет назад это было?

– Я вообще не понимаю, в кого ты такой. Не мужчина, а тряпка. Тьфу, – плюнул отец и с раздраженным видом вышел из комнаты, избежав, таким образом, неудобной для себя темы разговора.

Карл улыбнулся, смакуя эту свою маленькую победу – прежде ему никогда не удавалось вывести старика из себя. Впрочем, несмотря на все это, он прекрасно понимал, что его неудачи на любовном фронте никак не связаны ни с родителями, ни с маленькой зарплатой. Все дело было в нем самом. Женщины чувствовали сильных мужчин и тянулись к ним. С ним все было иначе. Он просто никогда не умел быть гарантом чего бы то ни было – даже для себя.

– Извините, – девушка-подросток, уткнувшись в электронный девайс, налетела на него сзади так неожиданно, что он едва не потерял равновесие и не рухнул прямо под колеса проезжающего мимо такси. – Вы в порядке?

– Хм… – Карл оглядел себя с ног до головы, словно желая убедиться в том, что все его части на месте, и улыбнулся. – Да, кажется, все в порядке. Пожалуйста, будьте осторожнее.

– Конечно, – весело кивнула та. – Успехов!

Девушка уже давно скрылась из виду, а Дубинин все смотрел ей вслед: странно, но столкновение с этим беспощадно жизнерадостным существом повлияло на него так, что вдруг и его жизнь стала казаться не такой уж бессмысленной и скучной. Прищурившись и прикрывая глаза ладонью, журналист посмотрел на небо, ожидая увидеть там то, что в детстве наполняло его счастьем, но нет – городской воздух успешно заменял голубой цвет серым, и солнце даже не пыталось это исправить.

Очередной приступ меланхолии, который уже готов был завладеть им полностью, прервал внезапно заверещавший мобильник. С недовольным видом достав его из кармана, Карл нахмурился: номер был ему совершенно не знакомым. Тем не менее, вспомнив, что его рабочий день еще не закончился, он нажал на кнопку ответа:

– Слушаю.

– Мсье Дебо? – в трубке раздался дребезжащий старушечий голос.

– Дубинин, – поправил он раздраженно, поскольку не любил, когда кто-либо коверкал его и без того не самую серьезную фамилию. – Карл Дубинин. Чем могу помочь вам?

– О, простите, – в голосе послышалось такое искреннее сожаление, что журналист почему-то сразу почувствовал себя виноватым. – Мне ваш телефон дали в редакции и посоветовали связаться с вами лично, если вы не позвоните мне в течение двух часов. Я честно подождала сто двадцать минут и вот – я вам звоню. Меня зовут Мария Степановна Мартынова. Наверное, вам говорили обо мне.

Говорить-то говорили, подумал Карл, но что с того? Мартынова – интересная фамилия, убийственно знаковая. Карл любил знаки и всегда следовал им. Старуха еще что-то рассказывала, но журналист уже мысленно согласился встретиться с ней, хотя раньше планировал ограничиться разговором по телефону.

– Да, да, конечно, я обязательно подъеду, – Карл быстро достал записную книжку и маленький карандаш, который всегда держал под рукой, и записал адрес. – Прекрасно! Буду у вас в течение часа. До свидания.

Отключившись, он снова взглянул на небо, и оно показалось ему не таким уж и грязным. И если птицы, сидевшие на проводах, еще несколько минут назад не вызывали в нем ничего, кроме тоски и раздражения, то теперь они выглядели даже немного милыми.

– Если бы она еще и родственницей того самого Мартынова оказалась, то было бы совсем хорошо, подумал Карл, но тут же усмехнулся и пожал плечами: надеяться на такое совпадение было глупо. Решив, что прогулка пойдет ему на пользу, он зашагал в сторону спальных районов, где, судя по адресу, обитала тема его будущей статьи.

Здание было обшарпанным снаружи и скрипучим внутри – Дубинин удивился тому, что еще где-то сохранились деревянные лестницы с резными перилами, покрытыми таким бессмысленным количеством слоев краски, что угадать под ними первоначальный узор не представлялось никакой возможности.

Карл, устав ждать, пока дверь откроется, огляделся и вдруг заметил участок, свободный от краски – вероятно, она отвалилась, не выдержав собственного веса. С интересом рассматривая чудесную резьбу, он не заметил, как щелкнул замок и дверном проеме показался силуэт женской фигуры, принадлежавший, скорее всего, хозяйке квартиры. Наконец, он выпрямился и, поздоровавшись, закашлялся, чтобы скрыть улыбку – сложно было предположить, что под одной крышей могли сохраниться две подобные древности. Да, Мария Степановна была очень стара, однако Дубинин, еще находясь в неприлично согнутом состоянии, сразу отметил ее гордую осанку и то, как она держала себя – с достоинством и какой-то архаичной высокомерностью, которая, впрочем, шла ей.

– То, что вы сейчас рассматриваете, когда-то являлось частью целого калейдоскопа герметической символики, – Карл уловил в надтреснутом голосе как сожаление, так и нотки гордости.

– Вы как-то причастны к его созданию? – оценив возраст хозяйки как «старая, как бивень мамонта», журналист постарался говорить громче.

– Молодой человек, вам совсем не обязательно кричать – я, может быть, и стара, но не настолько, – женщина жестом пригласила гостя войти, и, пока он разувался, ответила на его вопрос. – Нет, конечно, он появился задолго до того, как я сюда въехала. Возможно, его привезли откуда-то, поскольку мне сложно представить, чтобы кто-нибудь из местных мастеров обладал такими глубокими познаниями в этой науке. Даже я не успела расшифровать все символы, изображенные здесь, а ведь кое-какими знаниями я все же обладаю. Но это уже не имеет смысла. Вы сами видели, в каком плачевном состоянии здесь все находится.

– А как же коммунальные службы? – Дубинин спросил скорее автоматически, поскольку внешний вид квартиры Марии Степановны заинтересовал его гораздо больше каких бы то ни было псевдонаучных знаков.

– А кто это сделал, как вы считаете? – хрипло рассмеялась старуха. – Это же вредители чистейшей воды. Правда, на них и обижаться-то бессмысленно хотя бы потому, что они на самом деле стараются. Вот уж правду говорят: заставь дурака богу молиться…

Кивая и периодически вставляя какие-то сочувствующие реплики, Карл тем временем рассматривал место, в которое попал. Все помещение было заставлено антиквариатом – то, что это именно антиквариат, а не барахло, было понятно с первого взгляда – Дубинин, имевший определенное представление об этом замкнутом мирке коллекционеров, мысленно присвистнул от удивления, увидев на стене мастерски выполненный профиль пожилого мужчины.

– Я вижу, вы увлекаетесь живописью? – старуха встала рядом с журналистом и принялась рассматривать портрет. – Можете предположить, чьей кисти он принадлежит?

– Ну, увлекаюсь – это очень сильно сказано, – Карл не любил выставлять напоказ свои познания и теперь чувствовал, что начинает нервничать, однако Мария Степановна ждала его ответа, и отступать было некуда. – Я никогда не был знатоком офортов, поэтому не могу утверждать наверняка. Рембрандт, может быть?

– Ну, что вы, – у Дубинина возникло стойкое ощущение, что он снова вернулся в школу и теперь сдавал экзамены преподавателю, который снисходительно качал головой, выслушивая очередную чушь от нерадивого ученика. – Хотя понять вашу ошибку можно. Это Ван Дейк.

– Ну, почти угадал. А чья копия? – Карл любил выстраивать в голове план материала перед тем, как приступать к его написанию, и теперь раздумывал над тем, куда бы втиснуть информацию о понравившемся ему портрете.