Жили мы всей нашей дружной семьей в одном доме. Это: мои родители – отец Федор Михайлович Бабин, мама Анна Семеновна, в девичестве Сергеева, дедушка Михаил Самойлович Бабин, бабушка Татьяна Андриановна, два моих брата Михаил и Василий, и самый уважаемый член семьи – прапрабабушка Евгения Никитична, которую мы, ребятишки, называли баба Еня. Прапрабабушка родилась в 1870 году. Хорошо помню, как она говорила: «Я родилась в один год с Лениным». Были еще два члена в нашей семье, это маленькая дворовая собака Жучка, которая жила в будке у крыльца, и кошка Муся, но ей было позволено жить в доме. Отец с дедом строили недалеко другой дом, так как в этом было уже тесновато, но нас, маленьких детей, все устраивало. Всегда кто-нибудь в доме покормит, помоет и уложит спать.
Дом, в котором мы жили, стоял на пригорке. Вокруг него справа, слева, и напротив, были примерно такие же одинаковые дома. Со слов деда, а он 1903 года рождения, дом был построен еще в начале века из сосны, диаметр бревен составлял около 60 сантиметров. К нему был сделан прируб, но уже из бревен меньшего диаметра, так называемая – изба. Такие дома из огромных бревен сейчас никто не делает, да и зачем, везде отопление современное. А у нас на кухне стояла русская печь и печь-«голландка» в горнице.
Слева направо (здесь и далее): брат Василий, мама-Анна Семеновна, отец-Федор Михайлович, брат Михаил. Меня в планах еще не было.
Горница – это как сейчас зал в квартире. Красивое название «горница», в ней отдыхали только вечером, днем было запрещено лишний раз в нее заходить. Еще были так называемые сенцы, это тоже прируб к дому, но они зимой не отапливались, летний вариант помещения. Сенцы были разделены на две части. В одной комнате стоял большой сундук и кровать. Летом прабабушка там отдыхала. А вторая половина была сделана под кладовку, для хранения продуктов.
Вечером семья собиралась на кухне, которая была очень просторная, больше по размерам, чем горница. Вечерами в ней происходили удивительные события…
Мы с братьями размещались на печи или на полатях. Полати – это второй ярус на кухне, изготовленный из досок, между русской печью и стеной от входа в дом. Полати были большими, на них могли бы разместиться четыре взрослых человека, ну, а для нас, маленьких ребятишек, это был целый аэродром. Для удобного отдыха полати были застелены дедушкиным овечьим тулупом, это обыкновенная шуба, только большого размера. Здесь же лежали отслужившие свой срок другие носильные вещи. Тулуп был предназначен для зимних поездок в санях.
В то время гужевой транспорт был практически основным, а с тулупом в дороге любой мороз не страшен. Им можно было укрыться сразу двум взрослым пассажирам.
И вот однажды, осенним вечером, на посиделки, или, как у нас еще их называют в деревне, «вечорки», пришли наши родственники: дед Сема Гальцев и его жена баба Ганя. Дед Сема был в деревне лесником, а это значит, как его шутливо называли – «второй человек после Генерального секретаря КПСС». В его власти находился весь лес, а кто им владеет, тот владеет всем миром. «Лесникам деньги не давать, сами себя прокормят», – еще царь Петр Первый триста лет назад говорил о такой профессии.
Дед Сема любил привирать. Жители деревни это знали и делали вид, что верят. У него и кличка была «Сема-верич». Но он был добрым, отзывчивым человеком. В народе про таких людей говорят «рубаха-парень». Он частенько был «навеселе» после удачной продажи леса на «сторону». «Сторону» эту все знали, пользовались ей, всем было выгодно: не нужно оформлять никаких лишних бюрократических бумаг, бутылка спиртного в то время решала все вопросы. Каждый в деревне на крайний случай имел ее в своем «кошельке». Расчет бутылкой распространялся на все виды работ, которые были на тот период в крестьянском хозяйстве.
Как всегда, дед Сема, отец и дедушка Миша разместились на лавках вокруг кухонного стола, а моя бабушка и баба Ганя в «кутье», это часть кухни около русской печи.
Вам, наверное, интересно узнать, почему я использую такие непонятные слова? Да потому, что они были в лексиконе того времени, так общались простые русские люди.
Брат Михаил, дедушка Миша, брат Василий.
Мама, как всегда, была в горнице и вязала носки, а их нужно было связать несколько штук, одни мужики в доме, и каждому потребуются зимой не по одной паре. Поэтому этим занятием она занималась практически каждый вечер.
На улице еще было тепло, так называемое в народе «бабье лето». Дни становились короткими, ночи длинными, поэтому, чтобы скоротать вечер, и были посиделки. Большие летние крестьянские заботы позади, сено коровам накошено, в огородах урожай весь убран, дрова на зиму заготовлены, пришло время отдыха.
Вы, наверное, подумали, был ли у нас телевизор? Отвечу, нет, ведь электричества в доме не было, как и во всей деревне. Вместо светильников в доме были две керосиновые лампы. Когда вечерами их зажигали во всех комнатах, света было, как на современном шоу. Но обходились одной, даже читали книги.
Старший брат Михаил уже учился в школе, ему приходилось делать домашние уроки, поэтому включали вторую лампу в горнице.
На кухне и в горнице были «божницы». Это в углу комнаты небольшие полки, предназначенные для икон, на них лампадки, по церковным праздникам их зажигали. В них наливали подсолнечное масло, а в середине их имелся фитиль, который и использовался вместо горения свечи. Дедушка с бабушкой были людьми верующими, поэтому лампадки по церковным праздникам не гасились и днем. Дедушка окончил школу при нашей деревенской церкви, и каждодневное пение молитв было для него обычным делом.
Я потом еще вернусь и расскажу, как он учился в ней, с его слов – это были счастливые годы. Раньше за плохое поведение на уроке из класса не выдворяли, а ставили на колени в угол класса на горох, который был рассыпан на полу. Он был предназначен для «быстрого» понимания и осознания, как правильно вести себя на уроке. Плюс для «дополнительного понимания», как вести себя на уроке, батюшка мог рассказать отцу, а это уже преследует другое наказание, более убедительное, правда, не словами, а через другое место. Через это «место» всегда быстрее доходит…
Вот такие были реалии воспитательного процесса того времени. Опять я отвлекся от самого главного…
Так вот, чтобы вам было легче воспринимать рассказ, напишу немного о себе, так как рассказ мой будет более реалистично вами восприниматься, ведь все мы когда-то были маленькими. Но я в этот вечер повзрослел не на пять и не на десять лет, а на всю жизнь… Как будто сознание взрослого человека вошло в меня и стало воспринимать все вокруг по-другому, а как – я напишу после описания моего автопортрета.
Было мне в то время годика два с «хвостиком». У меня уже был «большой» жизненный опыт. Помогал дедушке и бабушке по хозяйству, мне доверяли пасти гусей с маленькими гусятами, а это ответственное дело, тут нужен глаз да глаз. Гусята могли убежать, спрятаться в траву, а там может кошка с ними поиграть, да и вороны летали, а это первые воры на деревне. Я уже самостоятельно кормил гусят молотым горохом, поил из блюдца водой, в то же время, играя с ними. А игра заключалась в том, что я горох клал на свою ладошку и протягивал к ним. Гусята наперегонки подбегали и клевали, щекоча ее своими клювами. Всегда со мной была «палка-выручалка», изготовленная из ивы. Ею было можно хищных птиц отогнать и гусака, главного, на тот момент, моего врага во всей деревне. Гусак – это вожак гусиной стаи. Он был защитником своей гусиной семьи и постоянно пытался меня ущипнуть. Иногда это удавалось, после щипка оставались на теле синяки. Я терпел, но и ему тоже попадало от «палки-выручалки». Хотя взрослые относились ко мне, как к ребенку, но все время напоминали: ты же мужик, совсем взрослый, ты же офицер, терпи щипки гусака. Приходилось терпеть, тем более дед служил «в действительной у самого маршала Ворошилова», как он любил говорить, да еще и в кавалерии. Воинская часть находилась под Москвой, дед лично видел маршала, один раз ему посчастливилось даже поздороваться с ним за руку, когда был дежурным по части. Прошел всю Отечественную войну. Отец тоже служил, но уже после войны, в Германии. Дед одевал по праздникам военную гимнастерку, синие галифе и хромовые сапоги, которые начищал обувной щеткой так, что можно было в них смотреться, как в зеркало. Правда, пахло от них сапожным кремом на всю избу. Дед курил махорку и имел при себе кисет с вышивкой золотыми нитками «На Берлин!» Имел много наград, орден Красной звезды и целый ряд разных медалей.
