– То есть мы пришли к идеальной форме общества, которое само определяет, кого использовать в качестве топлива для избранных?

– А если и так?

– Тогда это самый несмешной двадцать второй век из всех, что я знал.

– Аминь.

***

– Еще вчера ты был вынужден пользоваться громоздкими кислородными баллонами, – подтянутый молодой мужчина в силиконовом экране презрительно показал пальцем на хилого очкарика, пытающегося одной рукой удержать действительно неудобный агрегат неопределенно цвета, а другой – вручить потрепанный букет симпатичной блондинке. – Забудь об этом! Баллоны нового поколения – теперь в миниатюрном, модном контейнере. Будь стильным! Дыши глубже в новом, 2115 году вместе с OXY COM!

Блондинка отталкивает несчастного устаревшего ухажера и направляется к своему новому кавалеру. Долгий поцелуй. Пара удаляется в закат.

Лаура Садин поджала губы, резко отвернулась от этой рекламной утопии и побрела домой. Ей очень не хотелось чувствовать себя устаревшей, но тяжесть, давившая ей на плечи, не позволяла забыть о месте, которое она занимала в этой жизни. Специальный рюкзак, который муж смастерил для нее когда-то, выглядел как горб. Дыхательный аппарат очень скоро прикажет долго жить – технически срок его годности закончился несколько лет назад, но денег ни на ремонт, ни на покупку нового не было. И есть ли смысл чинить его? Может быть, оставить все, как есть – и сдохнуть от гипоксии прямо под этой рекламной хреновиной? Вот, как раз и дышать тяжелее стало, агрегат забарахлил.

Эта мысль так понравилась Лауре, что она почти улыбнулась, но сразу же одернула себя. Нет, нет, это потом, успеется. Пока она нужна сыну. Кто еще о нем позаботится? Непутевый, весь в отца. Сгинет ведь без нее. Опять полезет туда, куда не следует – и поминай, как звали. Сынок.

В голове одна за другой стали возникать картинки из прошлого. Маленький, как они его ждали! У мужа была хорошая работа, у нее – семья, домашние хлопоты, которые, как она сейчас понимала, лучше всего на свете. В детской комнате стояли цветы – настоящие, живые цветы в глиняных горшочках. Потом мужа не стало. Хотя как не стало – официально он все еще жив, тела ведь так и не нашли. Может быть, он на самом деле сбежал? Вряд ли, он слишком любил своего Томми.

Лаура помнила все детали того дня. Муж вернулся с работы раньше обычного, прошел в свой кабинет и начал рыться в бумагах. Его глаза блестели, он что-то бормотал и был похож на сумасшедшего:

– Этого просто не может быть. Невозможно, нет, нет. Столько лет, господи, столько людей!

– Что случилось, милый? Что-то на работе?

– Нет, любимая. Хотя нет – да, на работе. Не могу говорить, прости меня. Простите меня, я не знал. Честное слово!

– Да что произошло?!

– Все будет хорошо, я им покажу, что так нельзя. Мне нужно передать кое-что Карлу – помнишь, мой друг, он в полиции работает? Я ненадолго. Люблю.

Он поцеловал ее, спящего сына и убежал. И больше она его не видела. А Карл позже уверял, что в тот день вообще не встречал мужа Лауры и не имел представления о том, что он хотел ему показать.

– Кто-нибудь, помогите! Смотрите: ей совсем плохо! Ой, да у нее самый древний аппарат из всех, что я видела, наверное, всё отслоилось внутри, она дышит наполовину углекислым газом, – совсем молодая девушка с сочувствием смотрела на лежащую у ее ног женщину с огромным рюкзаком за плечами.

Вокруг начала было собираться толпа зевак, но, увидев, в чем дело, многие сразу потеряли интерес и отправились дальше по своим делам. Одна грузная дама средних лет со знанием дела осмотрела лежащую женщину, потом взглянула на треснувший корпус, выглядывающий из рюкзака, и вздохнула:

– Здесь уже не поможешь ничем. По ней же видно, что за медицинские услуги она заплатить не сможет, а баллон ее только на свалку теперь. Ты зря стараешься, – проговорила она, увидев, что девушка пытается приладить свой дыхательный аппарат умирающей. – Только продлишь агонию. Я на таких насмотрелась – десять лет кадилом в лазарете махала.

– Как вы так можете? – девушка была возмущена. – А если бы вы вот так упали на улице?

– Если бы я была в ее состоянии, я бы предпочла, чтобы меня не реанимировали. Девочка, ты не подумай, мне на самом деле ее жаль, но здесь ничего уже не сделаешь. Впрочем, если тебе нужно успокоить совесть, то я помогу тебе доставить пациентку в ближайшую больницу. Как звать?

– Меня? Алия… Да, конечно, если можно, – было видно, что она стыдилась и своего поведения, и самого чувства стыда. – А как мы? У вас есть транспорт? Помогите, пожалуйста, донести женщину, ей плохо, – обратилась она к проходившему мимо мужчине. Тот даже не взглянул в ее сторону и только ускорил шаг.

– Да ты зеленая совсем, – дама усмехнулась, нагнулась, сгребла в охапку женщину и взвалила ее себе на спину, будто та ничего не весила. – Если хочешь что-то делать, делай это сама. Мария Лаврова. Зови меня Мария. Пошли, здесь недалеко.

***

Ты живешь на ферме. У тебя есть десять коров, старая собака и невероятное количество кошек. Коровы дают тебе и твоим близким молоко, которого достаточно для того, чтобы обменивать его на другие продукты, собака иногда хрипло лает на проезжающие мимо машины и гоняет кошек, которые в благодарность за кормежку ловят крыс. Каждый год ты строишь планы: этой весной обработаю столько-то земли и засажу ее, к примеру, тыквой и кабачками. А в следующем году захвачу еще немного земли под томаты. А еще через год… Но пока, конечно, все ограничивается тремя грядками зелени и зарослями малины, которую ты все никак не соберешься привести в порядок, но все-таки поливаешь с завидным постоянством. В общем, все хорошо. Весна, лето и осень проходят в здоровых заботах, зимой ты пожинаешь плоды своего труда. Так жили твои родители. Так живешь ты. Тебе всего хватает.

Но вот однажды приходит некий человек в костюме. Приходит и говорит: а давайте, я вам продам дойный аппарат. Ой, я сказал «продам»? Извините, оговорился. Я имел в виду бартер, чистейшей воды бартер. Я вам – аппарат, а вы мне – пятьдесят процентов вашего молока за следующий год. Разве не красота? Ничего платить не надо, работы меньше, а уже через год эти прекрасные агрегаты станут вашими. Вот только нужно подписать здесь и здесь – что называется, обезопасить интересы сторон. Ну, и сделать замеры соответствующие – чтобы определить, сколько в среднем ваши коровы способны дать. А что? Буренки у вас молодые, что с ними может случиться? Наши аппараты тоже не подведут, гарантирую.

И вот ты – счастливый обладатель автодоилки. Это сколько же времени свободного появится! Как раз и посадками можно будет заняться. Не беда, что молока будет меньше – и так почти каждый день излишки остаются.

Лауре казалось, что она спит – иногда сквозь неплотно сомкнутые веки сознание улавливало какие-то неясные образы, которые тут же расплывались, то перетекая друг в друга, то делясь, как прокариотические клетки. Звуки вливались в уши сплошным свистящим потоком, но сквозь него настойчиво пробивался голос неизвестного рассказчика, который повествовал о фермере и его коровах.

Первое время ты нарадоваться не можешь на свое приобретение. Роботизированное производство – твой новый идеал фермерского хозяйства. Да, молока не хватает, но ты посадил морковку. Нет масла, но соседи смотрят на тебя одобрительно и ставят тебя в пример друг другу.

Или она сама придумала эту идиотскую историю, но зачем? Хотя, если предположить, что она умерла, это все бы объяснило. Умерла?

Почему-то коровы стали давать меньше молока. Приезжал ветеринар. Увидев доильные аппараты, укоризненно покачал головой. Сказал, что животные в порядке, но стоило бы им уделять больше внимания. Ты бы и рад, но огород отнимает все силы. И вот тебе остается всего тридцать процентов от первоначального количества молока, потому что ты невнимательно читал договор, в котором черным по белому написано, что проведенные замеры имеют приоритетное значение – то есть если во время пробного забора было получено сто литров, то ты будешь обязан отдавать ровно пятьдесят. Коровы стали давать меньше молока? А что, доилка работает неисправно? Нет, все в порядке. Значит, проблемы с твоей стороны.