И тут же монах ощутил, как соскальзывает, спадает с него та маска, тот облик, под которым он привык показываться жителям Ралиона – порой столь враждебным ко всему, от них отличающемуся!

Флосс в великом изумлении смотрел, как густая лохматая рыжеватая шерсть прорастает на теле его друга и носильщика; как уши его удлиняются и уплощаются; как короткие, но острые клыки показываются из-под верхней губы, чтобы устрашать зрителя своим блеском.

Венцом всего стала тщательно выбритая верхняя часть головы – она смотрелась и комично, и устрашающе. И ещё длинные когти на руках и ногах, и кончик хвоста, выбившийся из-под рясы.

Голова Унэна повернулась и Шассим встретился взглядом с парой пылающих красноватых глаз – в которых добродушие и доверие могло моментально смениться яростью и непреодолимой силой.

– Вот, значит, каков ты на самом деле, – присвистнул целитель и шевельнулся на насесте. – Воистину велики твои возможности, раз я не смог увидеть этого раньше.

– Я есть то, что я есть, – услышал он в ответ. Флосс закрыл глаза и прежний Унэн – низенький подвижный человечек с кругленьким брюшком – по-прежнему подходил этому голосу. Шассим открыл глаза, и ему показалось, что прежний облик на миг вернулся к Унэну.

И вновь растаял.

– Мы предоставлены сами себе, – заметил Унэн. – Наша магия здесь бессильна. Однако раз я тебя слышу, врождённые способности по-прежнему действуют.

Он взмахнул рукой и не встретил вокруг ничего, кроме застойного, сухого воздуха, в котором смешались поблекшие ароматы бесчисленного множества эпох. Так пахнет в древних гробницах, в заброшенных городах, – везде, где царит запустение и безжизненность.

– Что ты видишь? – спросил Унэн, убедившись, что псионика не в состоянии подсказать глазам, что окружает его во мраке.

– Коридор, – флосс вновь шевельнулся. – Множество дверей. Портал за нашей спиной… Можешь зажечь факел, если хочешь. Я… не ощущаю…

Флосс вздрогнул, на сей раз гораздо сильнее. Унэн ждал, пребывая в неподвижности.

– Мы не на Ралионе, – неожиданно заключил флосс и несколько раз взмахнул крыльями, обдавая спину монаха прохладой. – Никакой жизни. Никакой мысли. Никакого движения.

Монах хранил молчание.

– Анектас, – проговорил он в конце концов и извлёк алхимический факел, подарок одного хорошего знакомого. Стоило повернуть верхнюю часть приспособления, как возникал мягкий, желтоватый свет, яркостью которого можно было управлять.

Монах отвёл руку в сторону и сиротливый огонёк в его ладони постепенно разгорелся крохотным, едва переносимым солнечным сиянием.

Действительно, коридор. Массивные двери, каждая много выше человеческого роста – проход для гигантов, способных сокрушать скалы небрежным движением пальца. А за спиной…

– Ты видишь? – он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли.

На поверхности портала мерцало изображение чуть сутулящегося человека невысокого роста, облачённого в просторную рясу.

Возвышаясь над его головой, за плечами человека сидела крупная птица. Очень похожая на флосса. Или на филина… изображение было нечётким.

Шассим мелодично пропел изумление.

– Анектас, – повторил Унэн. – Скажи, достопочтенный Шассим-Яг, много ли в вашем… на Ралионе подобных проходов?

– Немного. Я не знал, что смертные могут пользоваться ими, – ответил тот. – До сих пор я полагал, что только богам дозволено путешествовать подобным образом.

Унэн склонил голову, и факел съёжился робким светлячком у него на ладони.

Мрачные подземелья Моррон способны были вызвать к жизни не один десяток ужасных преданий, легенд, баллад и прочих памятников мысли.

Пыточные камеры, специальные помещения для осуждённых на самые разнообразные виды смерти, лабиринты, напичканные множеством смертоносных ловушек. Десятки подземных этажей, в запутанной схеме которых мог разобраться один лишь Норруан.

Правда, по его собственному мнению, он не очень-то старался запоминать что бы то ни было. Он просто знал, как попадать в ту или иную часть подземного Моррон.

И теперь он спешил в самое сердце чудовищных помещений замка – туда, где могло находиться нечто, ему неизвестное. Впрочем, и теперь его вело не чёткое знание, а словно бы чей-то вкрадчивый голос, указывающий куда идти и что искать.

Шестнадцать дверей было в коридоре. И полупроницаемая стена – видимо, очередной портал – на другой его стороне. Собственно, коридором-то его можно было назвать лишь весьма условно. Затерянный неведомо где осколок пространства, соединяющий Ралион неизвестно с чем.

Однако воздух был пригоден для дыхания, а температура – вполне сносной. Целитель долго не мог оправиться от полного молчания, окутавшего органы чувств – в основном, ментальное и астральное зрения. Лишённый постоянной связи с генвир – нематериальными мирами, порождаемыми разумными формами жизни – флосс ощущал себя ослепшим и беспомощным. Коридор непереносимо давил на него, постепенно сокрушал психику – сокрушал абсолютным, невероятным молчанием. Здесь не было ничего. Ни жизни, ни разума, ни богов.

Только они с Унэном.

Шассим ощутил острое желание непрерывно говорить с монахом или читать какой-нибудь гимн – словом, занять свой мозг, чтобы не сойти с ума.

Унэн, похоже, ощущал беспокойство спутника.

– Я тоже его не чувствую, – изрёк он, прислушавшись к собственному состоянию.

– Чего? – не понял Шассим.

– Генвир, – пояснил монах. – Пустота. Какой-то… ненастоящий мир. – И стукнул с размаху кулаком по каменной стене.

Камень, однако, был настоящим и с честью отплатил обидчику. Унэн потёр ноющую руку и подумал, стоит ли пытаться разрубать камень ладонью. Вряд ли. Поскольку с псионикой здесь неладно, лучше не играть с огнём. Перспектива застрять рукой в стене его не очень-то прельщала.

– Ну что? – вопросил он. – Мне, честно говоря, не очень охота тратить остаток жизни на эти двери. Да и страшновато немного. Так только… прислушаться к тому, что за ними творится, да и возвращаться.

Флосс неожиданно встрепенулся.

– Седьмая дверь, – воскликнул он, взмахнув крыльями так, что Унэн пошатнулся. – Я чувствую что-то из-за неё. Посмотрим?

Монах пожал плечами и быстро преодолел расстояние, разделявшее их и дверь номер семь. Пол был покрыт толстым слоем очень лёгкой пыли.

– Давненько здесь не подметали, – покачал головой Унэн и поднёс факел к двери, приказав ему светиться поярче.

На краткий миг его шестое чувство, чувство опасности, ожило… но не сказало ничего внятного. Так, неразборчивый шёпот.

Норруан стремительно спустился в катакомбы, где были погребены строители и первые обитатели этого замка. Он быстро проходил мимо зияющих чёрных провалов, из которых сочился влажный холод и не останавливался, пока не добрался до той самой, легендарной гробницы.

Дверь бесшумно открылась, повинуясь нетерпеливому жесту его руки.

Глаза Норруана прекрасно видели и в темноте. Как он и ожидал, одна из плит посреди зала лежала не на месте. Непроницаемая мгла заполняла неровный прямоугольник в полу.

Норруан вошёл внутрь и не почувствовал ничьего присутствия.

Это было просто невероятно. Замок, конечно, можно было назвать живым (в особенности вспомнив про множество этажей с движущимися, смертоносными ловушками), но не до такой же степени!

– Кто здесь? – громко спросил он, и темнота вздрогнула, отползла в стороны и забилась в щели, испугавшись хозяйского голоса. Наступила полная тишина. Даже звук падающих капель и едва слышный скрежет механизмов, приводивших в движение «живые» лабиринты наверху – всё это пропало.

– Ну хорошо, – Норруан снял с пояса жезл и призрачный свет захлестнул комнату, отражаясь от стен и стирая все тени.

Никого.

Норруан пожал плечами и подошёл к провалу вплотную. Присел.