Потом я понял, отчего. В кои то веки кто-то попал в Скрытый Дом, и – надо же – не мудрец великий, а неуч, который в магии не понимает ни слова. Последнее – совершенная истина. Нет у меня таланта к магии, никакого. Д. посоветовал не брать в голову, и я стараюсь не брать.

– Проходил мимо стены и увидел, что там отверстие, – повторил я в сотый раз и мой собеседник в сотый раз кивнул, что-то записал. Рядом на столе – неизменный хрустальный шарик в изящной оправе. Записывают… Уже, наверное, десятка два таких записей у них есть, судя по тому, сколько нашлось желающих меня выслушать. Надо отдать должное, и кормили, и поили – язык быстро устаёт, да и воздух здесь застойный. – Заглянул внутрь и увидел человека…

Потом меня разобрало любопытство.

– А тот, кого я вытащил, – спрашиваю, – что он видел?

Маг посмотрел на меня как-то странно.

– Это всем интересно, – ответил он наконец. – То, что он видел, повредило его рассудок. Если мы и сможем вернуть его в норму, он всё равно ничего не вспомнит.

– Послать кого-нибудь на разведку?

– Чтобы безумцев стало больше? Пока не выяснится, что там случилось, никакой разведки.

– Странно, – говорю, – а что известно про Скрытый Дом?

– Только легенды, – отвечает маг и устало вздыхает. – Самым новым из них тысяча лет.

Понятно.

Я ожидал от магистров – или академиков, или как их надо называть – большей смелости, но после подумал, что напрасно. С разбегу прыгать в неизвестное – невелика смелость. А то, что во всех особых местах всегда полно неприятностей, явных или скрытых – известно всему миру.

Когда меня отпустили, было уже темно. Доставили прямиком в Теальрин – деревушка такая, рядом с тем самым монастырём. Для меня там сняли комнату. Д. всё ещё не было.

Устал я ужасно и сразу же лёг отсыпаться. С этого часа я и начал видеть странные сны.

Про тринадцатое число придуманы самые страшные приметы и истории. До этого вечера сны мне снились редко, были отрывочными, а если оказывались страшными (когда болеть доводилось) – то и вовсе забывались.

В этот раз сон был чётким, цветным, со всеми ощущениями. То, что это сон, я понял не сразу. Оказалось, что я не в состоянии управлять своими действиями. Началось так: открываю глаза и вижу ту самую комнату, из которой несчастного студента вытягивал. Оглянулся…

Ничего страшного. Прихожая. Два дверных проёма; один, по правую руку – без двери. Коридор. Дверь во втором проёме приоткрыта и сквозь щель свет брезжит. Хороший свет, солнечный. Рядом небольшая деревянная лавка, над ней – вешалка. И всё.

Не знаю, ощущал ли я во сне запахи, но если бы та комната была настоящей, там, наверное, пахло бы пылью и старым деревом. Так показалось. Затем я понял, что тот, чьими органами чувств я пользуюсь, вовсе не повинуется моим указаниям. Я хотел выйти в комнату за дверью, а «он» взамен обернулся.

Ещё одна дверь.

Показалось, что из-за неё доносятся голоса. Язык незнакомый, но где-то я его уже слышал. Жаль, не запомнил ни одной фразы.

«Я» сделал шаг к двери.

Прислонился к ней ухом. Услышал сквозь щели жалобную песню сквозняка. Чьи-то шаги.

Дыхание.

Нечеловеческое дыхание. Ровное, мощное… собака, вымахай она ростом с дом, могла бы так дышать. Перепугаться я не успел: ноги стремительно отнесли «меня» назад. И «я» вошёл в комнату.

Обстановка скудная. Деревянная кровать, устланная высохшей травой, небольшой стол (видимо, человек, сколотивший этот стол, плотничал впервые в жизни)… Коврик на полу. Вернее, циновка. Узор на ней – необычный, яркий, легко запоминающийся. Чёрные и белые волнистые линии поверх солнечного диска. Солнце за причудливой решёткой…

Наверное, «я» услышал что-то из-за спины. Дверь, к которой «я» стоял, прижавшись ухом, словно взорвалась. Была – и не стало, только белые брызги во все стороны. Что-то рванулось оттуда – жуткое, кипящее, отдалённо напоминающее очертаниями человеческую фигуру… и я проснулся.

Вовремя. Терпеть не могу, когда меня собираются убивать, даже если это во сне. Понял – уже не заснуть. Побродил-побродил, да вышел на улицу. Деревенька тихая, возле монастыря жить безопасно. Очень кстати. До рассвета оставалось несколько часов, и я направился в ближайшую таверну. Увеселительных заведений здесь невероятно много; кажется, каждая семья владеет хотя бы одной таверной, харчевней или постоялым двором. При обилии паломников это неудивительно. А раз сам настоятель Хоунанта не прочь как следует выпить, то легко представить, как здесь с этим просто.

При всём при том – никаких драк, скандалов, ничего неподобающего. Чудеса, да и только…

Зашёл я в таверну («Резной посох» называется) и понял: не мне одному не спится.

Они оба сидели за дальним столиком – Д. и Чёрточка. Оба были уже изрядно навеселе.

– Давай к нам! – крикнул Д., завидев Клеммена. Тому показалось, что вся таверна уставилась на него. Не каждого приглашают к своему столику такие посетители… Юноша шёл, рассеянно глядя по сторонам (как учил Д.: почти не поворачивая головы, но замечая всё до последних подробностей). Задержал взгляд на ольте в егерских одеждах. Где-то я его уже видел. Точно.

– Ну что, отыграли? – спросил Клеммен, пытаясь отодвинуть стакан, в который ему щедро плеснули вина. Боги милостивые, ну и привычки. Такое вино надо пить по маленькой рюмочке в исключительных случаях, а здесь оно рекой льётся. На Д. не похоже. Он что, действительно пьян?

Чёрточка снял очки и укоризненно посмотрел на благодушного, раскрасневшегося Д.

– Так я и думал, – произнёс он сокрушённо. – Трепло ты, а ещё доктор наук.

Доктор, подумал Клеммен. Каких именно наук? Д. о своих научных званиях не очень распространяется. Читает лекции, знаю, но кто их сейчас не читает.

– При нём можно, – Д. вздохнул и откинулся на спинку стула. – Свой человек. Тем более, ты его учить собрался…

– Да, юноша, – У-Цзин вовсе не казался близоруким. Зачем ему очки? Глядел монах столь же пристально и цепко, сколь и в очках. Только лицо казалось чуть более круглым. – Я бы на вашем месте не стал посвящать вашего уважаемого наставника в личные секреты. Иначе весь мир узнает о них самое большее через неделю.

– А зачем вам очки? – Клеммен ощутил, что Д. готовит ответную тираду. – Вы ведь и без них прекрасно видите.

Монах взглянул на Д., удивлённо приподняв брови. Бородач улыбнулся шире и развёл руками, едва не сбив на пол кувшинчик.

– Верно, – заметил монах. – Наденьте их – вам станет ясно…

– Очки? – Клеммен с сомнением посмотрел на них. Магия, не иначе. Ой, не люблю я магических приспособлений… – Ничего не случится?

– Ничего страшного, – успокоил его У-Цзин.

Отказываться от очков стало совсем неудобно. Юноша осторожно надел их (всё вокруг слегка затуманилось… точно, магия) и осторожно оглянулся. Так, чтобы не привлекать внимания.

Всё выглядело, как и прежде.

Хотя не совсем. На потолке и на полу, едва проглядывая сквозь брёвна, непонятные знаки. Что они означают, Клеммен не знал. Он стал осторожно, не двигая головой, рассматривать всех посетителей… они не менялись, только проявлялись невидимые прежде светящиеся предметы. Кольца, амулеты, прочие украшения… Ага, подумал Клеммен. Вот оно что! Позволяет видеть магическое! Очень полезно. Только зачем настоятелю? По слухам, он и так всё это видит. Если слухи хоть на одну сотую справедливы.

– Как интересно, – произнёс он вслух и решил взглянуть на ольта, показавшегося знакомым.

Чуть не вскочил со стула. Ольта не было видно. Взамен – какое-то размытое пятно, а потом и оно пропало. Клеммен снял очки, поморщился от вставшего перед взглядом тумана, осторожно покосился. Ольт был на месте, веселился в дружной компании.

– Что-то не так? – удивился Д.

– Тот ольт, – Клеммен едва заметно указал движением головы. – За моей спиной, в одежде егеря.