[1] Однако большинство составляют такие люди, которые вызывают ненависть к своим благодеяниям, так как они сопровождают их грубыми словами и надменным видом; они употребляют такую речь и обнаруживают такую гордость, что, обратившись к ним с просьбой, после раскаешься. Затем после того, как благодеяние обещано, следуют другие препятствия. А ничего нет прискорбнее, как просить даже то, что ты уже выпросил. [2]Благодеяния следует оказывать немедленно: от иных же труднее бывает их получить, чем выпросить. Одного надобно бывает упрашивать, чтобы он (им) напоминал, другого, чтобы довершил[38]. Таким образом, один и тот же дар проходит чрез руки многих; благодаря чему – всего менее благодарности остается на долю того, кто обещал; потому что у виновника благодеяния, к которому всецело должна бы относиться благодарность, ее похищает всякий, кого надобно бывает просить после него. [3] Поэтому, если хочешь, чтобы твои дары были оценены с благодарностью, заботься о том, чтобы они целыми и невредимыми дошли до тех, кому они обещаны, – безо всякого, как говорят, ущерба. Пусть никто не перехватывает их, никто не задерживает: потому что всякий, кто при посредстве твоих подарков приобретает себе благодарность, – тем самым уменьшает благодарность, предназначавшуюся тебе.

[1] Ничего нет прискорбнее, как долгое время оставаться в неизвестности. Некоторые с бо́льшим равнодушием переносят окончательное пресечение надежды, чем отсрочку ее исполнения. Многим также свойствен порок раздавать обещания, руководясь низким честолюбием, дабы не убавлялась толпа просителей. Такого рода людьми бывают могущественные царедворцы, которые находят удовольствие в продолжительном созерцании собственного величия; они полагают, что будут обладать меньшим могуществом, если не станут пред каждым в отдельности долго и много показывать того, что они в состоянии сделать. Они ничего не делают немедленно и зараз. Их гнев стремителен, благодеяние же вяло. [2] Ввиду этого считай вполне справедливым изречение известного комика:

«Что же? ужели не понимаешь, что ты настолько отнимаешь у себя благодарности, насколько увеличиваешь промедление?» Отсюда и следующие слова, вызываемые искренней скорбью: «Если что хочешь делать – делай, а если нет, то уж лучше откажи мне»[39]. Когда душа, доведенная до тоски, уже во время ожидания начинает ненавидеть благодеяние, то может ли она быть за него благодарной? [3] Подобно тому как самая свирепая жестокость – та, которая длит мучение, и скорое умерщвление есть некоторого рода милосердие[40], ибо высшая степень мучения приносит и конец его, а предшествовавшее время является важнейшей частью грядущего наказания, так и благодарность за благодеяние бывает тем больше, чем менее оно задерживалось. Для людей же, доведенных до возбужденного состояния, бывает тягостным ожидание даже хорошего. И так как весьма многие благодеяния служат как бы лекарством в известных случаях, то опаздывающий с помощью и таким образом или допускающий более долгое время мучиться тому, кого он мог бы выручить немедленно, или доставляющий радость слишком поздно тем самым налагает руки на собственное благодеяние. [4] Всякое доброе расположение поспешно выражается в действии, и действовать скоро свойственно тому, кто поступает по доброму желанию. Кто же оказывал помощь медленно, откладывая со дня на день, тот поступал не от души. Таким образом, он и потерял время и не доказал своей дружбы. Позднее желание является у того, кто не имеет охоты.

[1] Во всяком деле, Либералий, весьма немаловажная вещь самый способ говорить и действовать. Многое выиграно быстротой, и многое потеряно медлительностью. Так – во всех метательных копьях сила железа одинакова: но чрезвычайно важное различие (в силе удара) зависит от того, бросается ли копье сильной или слабой рукой. Один и тот же меч и едва задевает, и пронзает насквозь: все дело в том, сколь сильно бывает напряжение руки, им управляющей. Дается одно и то же: но различие в том, каким образом дается. [2] Как приятно, как дорого бывает, если оказавший благодеяние не допустил принести ему благодарность, если он, давая, уже забыл о том, что дал! Ведь было бы безумием оскорблять того, кому оказываешь какую-нибудь весьма важную услугу, и присоединять к благодеяниям обиду. Посему не следует затруднять благодеяний и примешивать к ним какое-нибудь огорчение. Даже если будет что-нибудь такое, о чем бы ты хотел напомнить, для этого следует выбрать другое время.

[1] Фабий Веррукоз[41] благодеяние, с грубостью оказанное суровым человеком, сравнивал с черствым, как камень, хлебом, который принять человеку голодающему бывает необходимо, но есть тяжело! [2] Когда претор Непот Марий упросил Тиберия кесаря помочь в уплате долга, последний приказал ему сообщить себе имена кредиторов; это значило не дарить, но созывать кредиторов. Когда имена были объявлены, он написал, что по его приказанию Непот освобождается от долгов, – дав при этом Непоту оскорбительный выговор, он сделал так, что Непот хотя не имел больше долгов, но не получил и благодеяния: он освободил его от кредиторов, но ничем не обязал по отношению к себе. Тиберий, конечно, преследовал какую-нибудь цель: [3] мне думается, он хотел, чтобы никто более не обращался к нему с подобными просьбами. Быть может, это и могло служить действительным средством подавить стыдом бесчестные желания людей: но тем не менее благодетель должен следовать совершенно другому пути. Надобно всячески услаждать то, что даешь, дабы приятнее было получить; поступать же вышеприведенным образом – значит делать не благодеяние, а обличение.

[1] При переходе от этой части рассуждения к другой выскажу свою мысль: не совсем прилично и государю дарить для того только, чтобы обесчестить. Однако и таким образом Тиберий не мог избавиться от беспокойства, которого избегал. Ибо спустя несколько времени, когда нашлись люди, обратившиеся с подобной же просьбой, он им всем приказал представить в Сенат отчет об их долгах и только после этого отпустил (им) известные суммы. Это не благотворение, а суд. [2] Это не помощь, а царская милостыня. То не благодеяние, о чем нельзя вспомнить без краски стыда. Я был отправлен к судье: чтобы выпросить помощь, я вел судебный процесс.

[1] Все мудрецы учат, что некоторые благодеяния следует делать открыто, а другие тайно. Открыто те, принятие которых доставляет славу, как, например, военные награды, почетные должности и все то, что благодаря известности становится более привлекательным. [2] Напротив, то, что не возвышает, не ведет к почестям, но служит пособием в немощи, нужде, бесславии, следует давать тайно, так, чтобы известно было только тем, кому помогают.

[1] Иногда надобно бывает обманывать даже тех, кому оказывается помощь, так чтобы они принимали, не зная, от кого. Рассказывают, что Аркесилай[42], решив тайным образом помочь бедному, но скрывавшему свою бедность другу, находившемуся в болезни и не признававшемуся даже в том, что у него недоставало средств на необходимые потребности, – без его ведома положил ему под подушку кошелек, дабы человек, обнаруживший бесполезную стыдливость, лучше нашел, чем получил, то, в чем имел нужду. [2] «Что же отсюда следует? он не будет знать, от кого получил?» Пусть его сначала не знает, – если этот мой дар есть только часть доброго дела, впоследствии я буду давать и делать много других благодеяний, по которым он угадает и виновника первого. Да, наконец, пускай он и не знает, что получил (от меня): я буду знать, что дал. Ты скажешь: этого мало. Мало, если думаешь быть ростовщиком, но если станешь давать с тем, чтобы (твой дар) принес как можно более пользы принимающему его, то будешь довольствоваться своим собственным сознанием. Иногда доставляет удовольствие не самое благодеяние, но то, чтобы казаться сделавшим благодеяние. [3] «Я хочу, – говоришь ты, – чтобы он знал». Но в таком случае ты ищешь (себе) должника. «Все-таки хочу, чтобы он знал». А что, если для него полезнее, приличнее и приятнее – не знать? Не переменишь ли ты, в таком случае, своего решения? «Хочу, чтобы он знал!» Итак, ты не оставишь человека в неведении? [4] Не отрицаю того, что, насколько позволяют обстоятельства, можно радоваться при виде удовольствия получившего. Но если он имеет нужду в помощи и вместе с тем стыдится этого, если наш дар наносит ему обиду, когда не остается в тайне, то я не обнародую своего благодеяния. А почему? Я не пожелаю открыть своего благодеяния по той причине, что (это) одно из первых и наиболее важных правил: никогда не попрекать, даже никогда не напоминать. Ибо закон благодеяния, соединяющего два лица, состоит в следующем: один должен тотчас забыть об оказанном, другой никогда не забывать о полученном (благодеянии).