- Дорогие друзья! Дай вам Господь здоровья, успехов, добрых деток. Ну-с, начнем, помолясь...
Он хорошо знал предмет - новгородские храмы и монастыри - и был тут своим человеком. Войдя в Софийский собор, приветствовал служительницу:
- С праздником тебя, Аннушка!
Аннушка сунулась было: "Иван Никитич, а где наряд на экскурсию?" - но наш гид махнул рукой: "Завтра принесу, родненькая. Мы же русские люди. Я забыл, а ты простила".
Голос из горящего куста, исцеление Лазаря, жены-мироносицы - большинство экскурсантов впервые про это слышали и всё писали, писали на ходу в блокнотики, не глядя по сторонам. На мосту через Волхов Иван Никитич спросил:
- Может, вопросы появились? Не стесняйтесь, спрашивайте.
Учительница поинтересовалась:
- А новые храмы строят в Новгороде?
Наш экскурсовод будто ждал этого вопроса:
- Новых - тысячи и тысячи. Вы спросите, где? Пока еще под землей. Но настанет час, поднимутся церкви, и расступятся тучи. Прислушайтесь, и если вы чисты перед Спасителем, то услышите колокольный звон оттуда, из-под земли.
- Иван Никитич, а к памятнику Тысячелетия России пойдем?
Он сразу поскучнел:
- Не знаю, не знаю. Если время останется.
Времени не осталось, пора было обедать. За столом мы оказались рядом. Иван Никитич подозвал официантку:
- Собери мне, Любаша, пустые бутылки из-под "Фанты", мне для святой воды много тары надо.
- Иван Никитич, - спросила я, - где вы так загорели?
- Неделю как из Иерусалима вернулся, ездил паломником от Великого Новгорода. Первый раз за границей, хотя двадцать лет оттрубил гидом в "Интуристе". Вы подумайте: без визы, совершенно бесплатно прожить месяц на Святой Земле!
- Каким же образом?
- Промыслом Божьим, красавица. А вот вы, - он дотронулся до Олиного плеча, - уже приближаетесь, вам скоро откроется. Исповедуетесь?
Оля кивнула, собрала со стола хлебные крошки и положила их в рот. На прощание они обменялись адресами.
Назавтра автобус повез нас в Старую Руссу. Дело Ивана Никитича не пропало. Всюду на сиденьях лежало печатное слово: "Грехи России", "Мой путь к истине", "Христианину о компьютере".
Старая Русса показалась мне задумчивым тенистым садом. У заросшей реки Перерытицы - дом-музей Достоевского. На первом этаже тапочная и платный туалет, на втором - экспозиция. Подлинные только цилиндр и перчатка, а остальное - большой и малый кофр, свеча с нагаром - от чужих людей. Девушка, проводившая экскурсию, была еще молода и не вошла в роль какого-нибудь из персонажей Федора Михайловича, но неизбежное случится. Я давно сделала открытие: в музеях Достоевского работают Сонечки Мармеладовы и Настасьи Филипповны, тут или близкие слезы, или экзальтация.
Я замешкалась в тапочной и поспешила на второй этаж, но дорогу мне преградила музейная служительница:
- Какая главная книга мира?
Я остолбенела.
- Запомните: книга Иова многострадального. Об этом писал Федор Михайлович в письме к Аксакову.
В экспозиции всё было как полагается: портреты детей и тещи (рисовал в прошлом году местный художник), любимая чашка писателя (копия), шляпная картонка (реконструкция). Смотрительницы сидели по комнатам типологически правильно: в кабинете писателя - суровая, с поджатыми губами, в детской - с лучистыми глазами, уютная.
После дома-музея нас привезли на курорт "Старая Русса", где грязями лечат всё, особенно удачно - бесплодие. "Недавно одна женщина родила в шестьдесят лет. От араба. Мать и дитя чувствуют себя хорошо". Тут даже наш нелюдимый шофер встрепенулся: "А араб как себя чувствует?" Туристы засмеялись. От евангельских сюжетов люди приуныли, а тут отвели душу. Пошли анекдоты, но такие непристойные, что автобус быстро опустел. Группа не сплотилась, и по курорту отправились гулять, как и раньше, парами.
Мы с Ольгой спустились в парк. Сквозь кусты шиповника виднелись пруды с коричневой водой и кучи старой арматуры. Вокруг фонтана, бьющего соленой водой, сидели курортники.
- Садитесь. Место есть. - Женщина пересела на край скамейки. - По путевке приехали?
- Нет, мы из Питера, на экскурсию. Как вас тут лечат, как кормят?
- Кого лечат, кого калечат... А кормят неплохо, мне хватает. Вчера, например, на завтрак: ветчина нежирная, масло, хлеб, кофе с молоком, запеканка творожная. Обед: винегрет с селедкой, сельдь вычищенная (женщина провела руками по своим ребрам, показывая, где у селедки вынули кости), щи зеленые с яйцом, на второе тушеные овощи.
Мы уже шли к воротам, а курортница на скамейке продолжала:
- На полдник: курага припудренная, сок...
На стенде у выхода мы прочли план мероприятий на сегодня, 31 июня 2000 года:
"17.00 а) Прогулка к быв. даче купца Егоркина
б) Час песен
20.00 Вам, любознательные: жены Иоанна IV Грозного
"УТВЕРЖДАЮ"
Гл. врач: Ю. Беленький".
- Оля, пошли на лекцию про жен, раз уж их утвердили. Заодно и с главным врачом познакомимся.
- Ты иди, а я в гостинице книгу почитаю.
Господи, что ни скажу, всё не так. Про заграницу говорить нельзя: "Что я там забыла?" Про актеров тоже опасно: "Видеть их не могу. Особенно этого, в шляпе, с козлиным голосом". А уж про политиков... "Погубили, развалили. В какой замечательной стране мы жили!" Надо будет составить примерный перечень тем для разговоров и дать ей на утверждение.
Все-таки любопытно, как из бывшей задорной комсомолки получается церковная девушка. Ее сумрачная любовь к постам и крестным ходам разгоралась у меня на глазах. Мы лежали без сна на соседних койках. Я сделала последнюю попытку найти общую тему. Как я и догадывалась, ни Ветхого, ни Нового Завета она не знала, а когда я припирала ее к стенке, уворачивалась:
- Не надо демагогии.
Зато она была в курсе, где какая икона начала мироточить и кто на ее бывшей работе от этого исцелился.
- Чему ты улыбалась в музее Достоевского? Это не место для веселья.
Хватило и трех дней, чтобы стало ясно: вряд ли мы еще когда-нибудь захотим встречаться. А все равно хорошо, что поехали, не остались сидеть в четырех стенах.
Печорский монастырь нам показывал отец Николай, молодой человек со связкой ключей на поясе.
- У вас пещеры не оплачены. Ничего не знаю, настоятель в отпуске, без него никто не разрешит.
