Привязав меринка к врытой близ ворот коновязи, мастер кивнул Бориске идем! Однако ворота были на запоре.

- Словно от татар хоронится! - сказал Денисов и крепко постучал железным кольцом.

Им отворил кудрявый быстроглазый парень в прожженном фартуке.

- Кто будете?

- Входи, Бориска! А тебе, сопленосый, тетка твоя мать, мастера Денисова знать надобно.

Войдя во двор, еще раз подивился Дементий: хрипели в железных ошейниках, рвались навстречу гостям огромные волкодавы. Видно, немало добра нажил Пантелей Поздняков, коли таких псов завел.

Денисов двинулся к высокому крыльцу, но дверь в избу была приперта деревянным колом, и мастер остановился в нерешительности.

Во дворе было много свежесрубленных построек: конюшня, амбары, сарай. В дальнем углу темнело длинное приземистое строение с двумя дымящими трубами. Через приоткрытую дверь виделся огонь горна, доносились вздохи мехов, перезвон кузнечных молотов. Денисов по узенькой тропинке направился к кузнице, Бориска - за ним. Снег вокруг кузницы был серым от сажи и золы, торчали наружу сохи, бороны, тележные колеса без ободов, шкворни.

Вошли в кузню. Сразу обдало теплом, в нос ударил запах углей, каленого железа. Вокруг ближней наковальни стояли четыре кузнеца и, склонив головы, разглядывали пышущий жаром раскаленный кусок металла.

- Пантелей! - окликнул Денисов небольшого росту коренастого мужика с коротко подстриженной бородой и свекольного цвета щеками.

- А, это ты, Дементий. Здорово, здорово. Чую, скоб да гвоздей опять надобе.

- Угадал. Требуется.

- Пережгли железу-ту, - вдруг сипло произнес могучего склада кузнец, смуглый и черноволосый, как цыган.

Поздняков сунулся к наковальне, схватил веник, начал смахивать окалину, принюхался.

- Егорка!

- Тут я, Пантелей Лукич, - отозвался тот самый парень, который отворял ворота. Был он чем-то неуловимо похож на Позднякова.

- Твоя работа, - зашипел хозяин, подскочил к Егорке, смазал ладонью по затылку. Голова у парня мотнулась. - У-у, черт пахорукий!

- Не ведаю как, Пантелей Лукич, - тихо проговорил Егорка, отводя в сторону лицо.

Поздняков, как воробей, прыгал около него, тряс кулаками.

- Во, Дементий, любуйся! Дал господь племянничка. Кормлю, пою, а все без пользы. В лес на охоту - хлебом не корми, а в кузне, как тот швец Данило: что ни шьет - все гнило. В солдаты отдать его, что ли... А? Ей-ей, отдам!

Егорка исподлобья вспыхивал взглядом.

- Воля ваша, Пантелей Лукич.

- Моя, моя воля! Батька твой вконец спился. Был кузнец - золотые руки, ныне - последний питух, голь перекатная. И ты по той же дорожке покатишься, коли к делу не навыкнешь... А вы что рты раззявили? - Поздняков крутнулся к кузнецам. - Работать, работать!

Побегав по кузнице еще немного для порядка, он перевел дух, накинул на плечи лисью шубу.

- Ноне в избе принимаю, - бросил на ходу Дементию и зашагал к дому, смешно переваливаясь и поводя плечами. Оставив Бориску в кузне, Денисов последовал за Поздняковым.

- Вот гад, - пробормотал Егорка, провожая недобрым взглядом дяденьку, - отца мово обчистил, по миру пустил, ныне мне житья не дает.

- Чудной какой-то, - сказал Бориска.

- Жадина, выжига, медведь его задери! Уж лучше в солдаты идти, чем на такого дядюшку спину гнуть. Говорят, снова полки нового строя набирают.

- Тоже не сладко в солдатах-то.

- А, дело бывало, и коза волка съедала.

- Так то у людей бывалых.

- Зато из самопалу стреляю справно, дай бог каждому.

- Мне не доводилось.

- Ну и зря. Стрелять надо уметь. Какой же ты мужик, ежели такому не выучился.

- Да вот... Не привелось как-то. Рыбу лавливал, однако ни птицы, ни зверя не бивал.

- Тебя Бориской кличут? А я Егорка. Поздняков тож. Слышь-ка, идем, самопалы покажу.

- Нельзя. Хозяин может позвать.

- Боишься хозяина-то?

- Нет, не боюсь, да время позднее. Домой надо.

- Дома-то дети орут?

- Орут.

- Неужто женатой?

- Сынок есть малой.

- И-эх ты! Что ж так рано-то?

- Тебя не спросил.

В мерзлые доски ворот со звоном ударило кольцо. Егорка сплюнул, нахлобучил дырявую шапчонку.

- Еще кого-то на ночь глядючи принесло.

В широко распахнутых воротах показалась серая низкорослая лошадка, запряженная в простые деревенские сани, правил чернец в домотканой коричневой шубе. Лицо монаха с пегой бородой показалось Бориске знакомым. Где он мог видеть этого инока? Вспомнил: Соловки, пристань и этот самый пегобородый монах, возглавивший шествие Неронова в обитель...

Тем временем, поручив Егорке лошадку и перекинувшись с ним словами, чернец обошел крыльцо и юркнул в подклет.

Егорка выпряг лошадь и увел в конюшню, Бориска остался один. Прислонившись к стене кузницы, он терпеливо ждал Дементия.

В горнице у Поздняковых было просторно. Вдоль стен стояли лавки с резной опушкой, половики на полу пестрели разноцветьем тряпичных лоскутков, в красном углу громоздился тяжелый длинный стол.

- Мои к вечерне пошли, - говорил Поздняков, сидя на лавке. Он сбросил валенки и, вытянув короткие ноги, шевелил кривыми желтыми пальцами. - А мне вот некогда и богу помолиться. Все в трудах, в заботах.

Дементий переминался у порога: приглашения сесть не было.

- А ты все кораблики строишь, Денисов? Добро, добро. Мастер ты отменный, о суденышках твоих нехудая слава. Авось вскорости заказ дам.

- Вижу, Пантюха, разжился ты, коли свои суда заводить хошь.

- А что! - вскинулся Поздняков, явно недовольный тем, что Денисов назвал его Пантюхой. - Тружуся, силов не жалеючи. Этими долонями1 хозяйство поставил.

- Жить все учишь. Валяй учи. - Денисов опустился на залавок. - Только гляжу я на тебя, Пантюха, вовсе ты скурвился. Раньше, бывало, чаркой угощал, а ныне, дальше порога не пущашь.

Поздняков подобрал ноги, уперся ладонями в грядку лавки, тяжело глянул на Дементия.

- Чарки мне и сейчас не жалко, а скажу тебе: судьбу надо за шиворот хватать.

- Это как же?

- А так. С умом строить суда-то.

Сквозь густые насупленные брови Денисов глядел на давнего приятеля.

- Стало быть, по-твоему, я - дурень.

Поздняков задребезжал мелким смехом.

- Не-ет... Смекалки у тебя не хватает, - он постучал себя пальцем в лоб. - Ты чего у меня куплять хочешь? Опять скобы, опять гвозди - так ведь?

- Ну...

- То-то. Значит, дощаники лепишь. Вчерась дощаник, седни он, завтра тот же дощаник...

- Просят, заказ дают.

- А платят как?

- Обыкновенно.

Поздняков покрутил головой.

- Эх, Дементий, до седой бороды дожил, а смекалки не накопил. Вот и я, бывало, денно и нощно в кузне торчал да гвозди ковал, потому как они всегда нужны и цена на них ровная. Потом скумекал: дай-кось, глездунов наделаю.

- И что?

- А то... На замочки мои - глездунчики - большой спрос пошел. В Москву торговал. Во! Дале гляжу - бояре окончины2 шукают. Я денег не пожалел, двух умелых кузнецов с правежу выкупил и понаделал тех окончив, сколь надо. Упала на них цена - я шасть к другому делу. Однако самое доходное на Рейтарский приказ да Оружейную палату работать.

Денисов усмехнулся:

- Ловок ты.

- А спробуй-ка... Ежели пораскинуть умом: седни война, завтра война. Оружия надо видимо-невидимо. Но опять - какого оружия? Посидел, помыслил, деньгу подсчитал - рассудил. Теперя замочки кремневые выдаю - бьют без осечки. А потом пошло-поехало. Строиться начал. Сам ноне молотом-то почти что и не машу. Кузнецы, да лудильщики, да паяльщики у меня робят. Самопалов таких, как у меня, по всему Поморью не сыщешь. Получайте, государевы воины, деритесь на здоровье!

Денисов кашлянул в кулак, поднялся.

- Понял я тебя, Пантюха. Поистине: кому - война, кому - мать родна. Так почем товар-то? - он вытащил из-за пазухи длинный узкий мешочек и, помогая зубами, стал развязывать тесемку.