Погоревали воины по своим родным и товарищам да принялись жизнь налаживать. Старое чинили, новое строили, от жутких тварей защищались, хороших людей, что выжили в страшной буре, принимали, а тех, кто хуже тварей оказывался, прогоняли. Комбат с товарищами старыми да новыми Базой управлял, в рейды ходил, по разрушенным городу и поселкам бродил, хабар собирал да все надеялся, что найдет жену да сынков своих.

И вот однажды напало на их отряд чудище страшное, доселе невиданное – все в чешуе ядовитой, с когтями острыми да зубами в локоть длиной. Двоих воинов потеряли, весь боезапас истратили, а твари хоть бы что, только шипит да хвостом хлещет, примеривается, кого следующего живота лишить. Тогда крикнул Комбат, что задело его сильно, и чтобы уходили его товарищи, а он-де в заслоне останется. А шел с ними совсем молодой паренек по прозвищу Скаут, первый раз в рейде. Было ему всего четырнадцать, но был он крепок, ловок да меток, вот и взяли его в отряд. Сидел он в укрытии рядом с Комбатом и уходить наотрез отказался: мол, с одним тварь справится, а с двумя – это еще постараться надо. Достали воины две последние гранаты и «замаячили» среди обломков, отвлекая чудище в сторону. Тут мутант встопорщил чешую, зашипел, зафыркал кислотой да ядом и кинулся к ним. Метнул Комбат свою гранату, а вот укрыться не успел: выстрелила тварь чешуей величиной с ладонь во все стороны. Вонзились чешуйки в Комбата, и упал он бездыханный. Граната же попала твари под самое брюхо, и там взорвалась. Заревело чудище в ярости и боли. Тут и Скаут свою гранату метнул, да прямо твари в раскрытую глотку угодил. Взорвалась граната, разлетелась голова чудища на мелкие ядовитые куски, и угодили некоторые в паренька. Остался он лежать рядом с Комбатом.

Ох и горевали все люди на Базе! Да что поделаешь – надо жить дальше. Похоронили Комбата и Скаута рядом, на зеленом бугре возле Синей реки, что текла теперь возле самой Базы, и поставили каждому кованый надгробный крест. И с тех пор скауты, в первый Рейд собираясь, приходят накануне к Комбату и Скауту и просят, чтобы те хранили их да сил с умом да смелостью прибавляли.

Лёньке вспоминается, как несколько часов назад он стоял с Глебычем у могил местночтимых святых. Ярко вспыхивала на солнце медь киотного креста в руках отца Георгия, мирно басящего молитву. Внезапно священник лихо приложил Лёньку этим крестом по макушке и засмеялся: «Ишь ты, как благословить-то привелось!» Глебыч присвистнул и двумя пальцами снял с Лёнькиной головы за изломанные прозрачные крылышки крупную раздавленную тлю – пусть и не сильно ядовитую, но ужасно кусачую.

Лёнька улыбается и открывает глаза. Высоко над ним тускло горит аварийная лампочка. Взгляд мальчика падает на новый стеллаж, где среди разных ценных в глазах обитателей этой комнаты вещичек стоят три книги – «Трудно быть богом», «Знак Зорро» и «Шпаги над звездами».

Лёнька коротко вздыхает, смыкает веки и уплывает в сон.

Маленький отряд должен был вернуться на Базу сутки назад.

Четверо бредут по дороге, изрытой осыпавшимися от времени воронками, заваленной мусором, камнями, осколками стали, холмами старого железа с облезлой чешуей ржавчины и высохшей краски. Четверо то и дело переступают толстые темно-зеленые стебли с мелкими листьями, сыто лоснящиеся на солнце, которое висит на западе среди красного золота далеких облаков. Четверо страшно устали, но останавливаться нельзя – только не здесь, не на открытом пространстве трассы М-1, почти посередине между ядовитой Москвой и не менее ядовитым Смоленском.

Отряд пробирается сквозь дыры в боках и торчащие ребра рухнувшего на шоссе надземного пешеходного перехода. Он скручен так, словно его как следует выжимала усердная хозяйка. Идущий первым сталкер стягивает камуфляжную кепку, вытирает ею лицо, оборачивается и спрашивает хриплым голосом:

– Ты как, Лёнька?

– Как все, – отзывается тот, еле разлепляя спекшиеся губы. Он кашляет, сглатывает и повторяет громче: – Нормально.

– Близко уже, за полчаса точно дойдем… только бдительности не теряй.

Лёнька кивает: близко так близко, и бдительность терять он не собирается. Потому как умереть здесь и сейчас – самое подлое, что только может случиться в его жизни. «Вперед, благородный дон, вперед»…

За скорчившимся вертолетом, чей винт когда-то вспорол дорожное полотно, словно консервный нож банку, виден поворот налево. А минут через двадцать пути показывается небольшая крепость нового мира.

Первая линия обороны Базы – ров с текучей водой, по краям и на дне которого набиты колья и заостренные арматурины. Попасть на территорию можно только по подвесным мостам. Метров шесть за рвом земля щетинится «ежами», в шахматном порядке желтеют пятна сухого дерна. И, наконец, – высокая стена, основная часть которой осталась еще с довоенных времен. Ее ударными темпами восстановили в первые же месяцы после Катастрофы. Бетонные плиты укрепили и надставили, натянули по верху колючую проволоку, а те участки, где были толстые пики металлической решетки, заложили битым кирпичом и бревнами. Позже возвели сторожевые вышки – воспользовались тем, что осталось на месте Вольских Дач, Бородина и Нового Левкова. Базе – тогда еще Пограничному кинологическому учебному центру, – снарядов почему-то практически не отсыпали, зато соседей накрыло по полной. Говорили еще, бомба объемного взрыва приземлилась куда надо, да наступающий с северо-востока ливень с ветром помешали превратить территорию центра в горелую пустошь.

Вышки вспыхивают огнями, слышен басовитый собачий лай, мост с лязгом опускается, и на дорогу навстречу путникам выбегают люди.

Лёнька чуть приподнимает уголки губ: он узнает и начальника Базы, и его второго помощника (первый наверняка стоит на угловой смотровой вышке, сжимая бинокль побелевшими пальцами, и добрые две сотни человек поднимутся в ружье по его сигналу), и четырех матерых сталкеров с немецкой овчаркой по кличке Шнапс – полностью экипированную поисковую группу…

– Серёга, мать твою! – начальник Базы замедляет бег, а командир отряда, наоборот, ускоряется. – Ну твою же мать!

– Не обижай маму, – с усмешкой роняет Сергей, и они коротко обнимаются, хлопнув друг друга по спинам. Помолчав секунду, командир сталкеров окликает: – Лёнька…

Мальчик послушно делает несколько шагов, стараясь держаться как можно более ровно.

– Покажи…

Лёнька снимает притороченный гермомешок с рваными дырами на боку. Из них свисают пучок перепутанных нейлоновых нитей и обрывки плотного черного пластика.

– Чуть не отгрызли, – с показной небрежностью бурчит он, развязывая мешок.

Достает, встряхивает и расправляет невнятный ком, и вот теперь уже можно понять, что когда-то это был воздушный змей. Черный, с нарисованной на нем алой буквой «Z» и кривой надписью печатными буквами «Зорро», с длинным плетенным из черного целлофана хвостом – ни дать ни взять, кнутовище.

– Ёшкин кот… – второй помощник невольно шагает вперед и протягивает руку за находкой.

– Его Лёнька нашел, – поясняет Сергей. – Помните красивый такой дом с часами возле Соборного холма?

– Как же, – хмуро кивает начальник Базы, – на углу Комсомольской и Ленина.

– Короче, возле часовни мы на шипохвостов напоролись.

Шнапс настораживается и глухо рычит, но его хозяин командует: «Тихо!», и пес слушает дальше, грозно поглядывая по сторонам.

– С десяток положили – но имейте в виду, ма́льцы, их там на всех хватит… В общем, ссыпались мы с холма в Нагорный переулок, к дому этому, хотели вправо по Комсомольской рвануть, к реке…

Сталкеры понимающе кивают – шипохвосты в воду ни за что не сунутся.

– Только сверху птеры какие-то налетели, – продолжает Сергей. – С Москвы явились, черти, не иначе… Лёньку один чуть за шкирку не ухватил, да тот увернулся, птер вместо него глыбу какую-то сцапал и потащил, а Лёнька кричит: «Вниз! Все вниз!» Глядим – а там вход в подвал открылся. Не вход даже, так, нора два на полтора, остальное засыпано. Ну, мы туда. Едва протиснулись. Наверное, это нас спасло: шипохвосты только челюстями заклацали – бошки-то за нами не пролезают. Птеры озверели, орут, на шипохвостов пикируют… Ох и замес был! Короче, как стихло все, мы давай наверх, а Лёнька вот это из подвала вытаскивает… – командир отряда смотрит на змея в руках второго помощника, потом переводит взгляд на брата. – Ну, мы обломки там пораскидывали…