— Не грусти, пожалуйста, не грусти! — говорила она. — Я попрошу государя не давать графу никаких денег. Карманных денег у него мало, и он поневоле, не имея средств оплачивать свою неверность, никогда не станет обманывать тебя.

Но эти шутки не успокаивали ревнивую графиню, и, когда ее собственный муж не подавал ей поводов к особой ревности, она ухитрялась ревновать и тревожиться за других.

Красавицу Нелидову графиня возненавидела с первой минуты ее появления при дворе. Она как будто предчувствовала будущую страсть к ней государя, и когда ее предположения оправдались, ее вражде к молодой фрейлине уже не было предела. Она восставала против назначения ее на дежурство к императрице, а также против ее приглашения на интимные вечера при дворе, и дело дошло до того, что Нелидова со слезами просила государя оградить ее от нападок ее нового непримиримого врага.

Государь, сильно разгневанный этим, обратился к императрице, и той стоило больших усилий остановить не в меру усердную защитницу ее интересов и уговорить ее не впутываться в личные дела государя. Она знала, что ничего подобного он не позволил бы никому в мире, и сама, при всем своем неограниченном влиянии на державного супруга, никогда не решилась бы открыто пойти против него.

Графиня угомонилась, и при дворе наступило то, что государь, смеясь, называл «перемирием». Император, будучи доволен этим и желая оказать внимание дальним родственникам императрицы и одновременно сошкольничать немножко, нарочно проиграл графу Гендрикову довольно крупную сумму денег, которую и уплатил тотчас же, заранее убежденный, что часть этого выигрыша пойдет на… неверность графине.

Так и случилось в действительности. Но графиня случайно узнала о любовном похождении мужа, застигла его чуть ли не на месте преступления и вся в слезах пришла жаловаться императрице на государя.

— При чем же тут император? — спросила Александра Федоровна, едва удерживаясь от смеха.

— Как при чем? — утирая катившиеся слезы, возразила графиня. — Да ведь он дал моему мужу деньги.

— Он их не даром дал ему, не подарил. Твой муж их в карты выиграл!

— А он нарочно проиграл их. Я знаю императора, он напрасно деньги проигрывать не станет, — кричала и горячилась графиня. — Он нарочно это сделал, чтобы огорчить меня. Он не любит меня! Он никого в мире не любит.

— Ну, это неправда! Государь одарен необычайно добрым и отзывчивым сердцем! Он слишком добр.

— Только не ко мне, во всяком случае, не ко мне!

В эту минуту в соседней комнате раздались твердые шаги, и из-за откинутой портьеры показалась красивая и мощная фигура императора Николая. Он вошел, как и всегда, бодрый и веселый и, крепко поцеловав государыню, приветливо поздоровался с графиней. Она низко и церемонно присела перед ним. Государь в этом церемонном реверансе почувствовал скрытую обиду.

— Графиня сегодня не в духе? — смеясь, заметил он.

— Смею ли я, ваше величество? — покорно, но церемонно возразила Гендрикова.

— Смеете, ваше сиятельство, постоянно и неустанно смеете, — улыбнулся государь. — Я уже давно не видел веселой улыбки на вашем лице, с того самого злополучного дня, когда граф меня беспощадно обыграл! Подумайте сами: где тут справедливость? Меня же обыграли, да на меня же еще и сердятся!

— Сердиться на ваше величество никто не смеет, — возразила графиня дрогнувшим голосом, — а огорчаться мне никто не может запретить!..

— Но и вы не можете никому запретить сочувствовать вашему горю.

— Вы бы меньше сочувствовали ему на словах, — колко заметила графиня, — а больше доказывали бы свое сочувствие на деле!..

— Ай-ай-ай, какая вы злая, графиня! И что я вам сделал?

Но графиня уже не знала меры своей досаде и взволнованным голосом заговорила:

— Платить не надо было моему мужу эти деньги! Не надо было давать ему возможность устраивать какие-то безобразные пикники, ездить на какие-то там Средние Рогатки и прочие безобразные русские почтовые станции!

— Помилосердствуйте, графиня, мои почтовые станции тут ни при чем, — от души рассмеялся государь, что все сильнее и сильнее волновало и так уже рассерженную графиню.

При виде смеха императора она разрыдалась и, прерывая свои слова то громкими всхлипываниями, то горькими слезами, залпом проговорила:

— Вы знаете, наверное знаете! Вам наверное ваш противный обер-полицмейстер доложил, что мой муж ездил на тройке на какую-то дурацкую Среднюю Рогатку в сопровождении какой-то балетной плясуньи, что он сорил там деньгами, заплатил этой негодной плясунье громадную сумму и вернулся в город на рассвете в таком состоянии, в каком у нас, в благоустроенной Пруссии, сапожник домой вернуться посовестится.

Государь терпеливо выслушал графиню и, когда она кончила, спокойно и по возможности серьезно возразил:

— Мой обер-полицмейстер вовсе не противный, а, напротив, очень приятный и красивый мужчина. Это за ним признают все наши дамы. За ночными экскурсиями моих друзей он следить не имеет ни малейшего права и доложить мне об этом не смеет!.. А моя Средняя Рогатка — премилая станция, расположенная в очень живописной местности, и там у смотрителя прехорошенькая дочка, которая и мне самому самовар подавала, и даже неоднократно.

Графиня, выслушав весь этот монолог, пожала плечами и, молча откланявшись, вышла из комнаты. Говорить она не могла, она чувствовала, что «вышла из берегов», как говорил император, и наговорит слишком много.

Государь молча низко поклонился ей вслед. Императрица, опустившись в кресло, хохотала до слез. Она страстно любила эти сцены. Спокойные и хладнокровные монологи мужа приводили ее в восторг. Она протянула ему обе руки и, когда он прижался к ним нежным поцелуем, притянула к себе его красивую голову и крепко поцеловала его в лоб.

На этот раз на душе государя был маленький, еще неосознанный грех, в котором он не покаялся перед супругой. Впрочем, и особенно каяться еще не в чем было. Весь грех состоял в том, что Николай Павлович накануне в театре слишком пристально наблюдал за молоденькой актрисой-подростком, в первый раз выпущенной в настоящей роли и блеснувшей на подмостках сцены новой, едва заметной, но яркой звездочкой. Сила этого блеска была вся в будущем.

Молоденькая Асенкова — так звали артистку — лишь за несколько дней перед этим была выпущена из школы на водевильные роли. В водевильной актрисе Императорская труппа в то время сильно нуждалась, и молоденькая грациозная артистка с миловидным личиком и свеженьким, хотя и небольшим голоском была находкой для театра.

Александр Михайлович Гедеонов, вершитель всех театральных дел той эпохи, со свойственной ему прозорливостью понял, какое сокровище может приобрести сцена в лице молоденькой актрисы, но сразу своих карт не открыл и, выпуская Асенкову в ответственной роли травести — переодетую гусаром, оговорился, что делает это исключительно с целью поощрить молоденькую девочку и показать ей, что при серьезной работе и старании с ее стороны она может добиться со временем серьезных и ответственных ролей. Он не сказал, что в лице молоденькой ученицы, едва покинувшей школьную скамью, театр разом приобретал почти сформировавшуюся артистку, одно присутствие на сцене которой заранее гарантировало театру полные сборы.

Асенковой, выступившей в роли молоденького гусара в бойком водевиле «Полковник старых времен», аплодировали шумно, единодушно, всем театром, и государь, случайно заехавший в этот вечер в Александрийский театр, от души поздравил Гедеонова с удачным и умелым приобретением. Император никогда не отделял успеха того или другого дела от того лица, которое вызывало этот успех, и, усердно аплодируя увлекательной игре молодой артистки, в то же время благодарил за нее и сумевшего разыскать ее директора Императорских театров.

Гедеонов, бесконечно польщенный приветом и одобрением государя, почтительно доложил ему, что талант молодой многообещающей артистки развился под сенью Императорской театральной школы, давшей русской сцене уже столько крупных, выдающихся сил, и попутно испросил разрешение государя увеличить жалованье молоденькой актрисе до цифры, получаемой «настоящими артистами».