- Ну что? - взволновался Илья, пожимая руку вошедшему. - Неужели пересдавать?
- Ха! - громко, привлекая к себе внимание, крикнул улыбчивый. - Как же, пересдавать... Сдал! И, что вы думаете, влепил мне этот старый педик? Трояк! За гениальный этюд. Вы слишком увлекаетесь внешним действием, молодой человек! Вы думаете, что современность именно в этом, - прогнусил он носовым старческим голосом, - а Чехов требует глубокого погружения! Чертов старикан сам по уши в нафталине, а туда же - будет меня учить, что современно, что нет... - Парень отвернулся к окну, и лицо его на миг передернулось гримасой брезгливости, точно в него плеснули помоями. Потом оно снова растянулось в улыбке. - Ба! Откуда это прелестное дитя? - только тут он заметил Алю.
- Это Аля, она... впрочем, не будем опережать событий, пускай Марк сам скажет.
- Что она? - у улыбчивого вытянулось лицо. - Неужели наш старик доспел?
- Слушай, Гарик, проехали! Главное, что Аля теперь с нами. Вот, зеркало привезла.
Александра совершенно опешила от всех этих намеков и разговоров на свой счет и стояла перед парнями, красная как рак.
- Э, мужики, отлезьте от девушки! - к ней на помощь спешила Маруся. Дайте хоть в себя прийти. А ты, гений, мог бы с ней для начала хоть поздороваться...
- О, простите великодушно, - сразу обмяк улыбчивый и поцеловал Але ручку. - Гарик! Счастлив вас видеть в наших Пенатах!
Он отошел вместе с Ильей, они принялись о чем-то увлеченно беседовать, потом Гарик начал изображать страдальца, декламируя какой-то отрывок, а Илья хохотал, держась за живот.
- Это наш помреж, Гарик Левин, - шепнула подошедшая Тая. - Он учится на втором курсе режиссерского в ГИТИСе... Очень талантливый! - судя по её восторженному шепоту, Тая была влюблена в этого Гарика...
Тут, запыхавшись, влетел Максим - его волосы теперь были распущены по плечам и прыгали за спиной в такт шагам. В руках у него была настольная лампа.
- Ну что, вроде все в сборе? - оглядел всех Гарик. - Опять Наташки нет? Звонили? - девчонки мрачно кивнули. - Так, ладно люди, давайте по-быстрому, сейчас Марк придет, - он захлопал в ладоши. - Роли перепечатали?
Тая, торопясь, раскрыла сумочку и достала папку, в которой лежала толстая пачка листов с набранным на компьютере текстом.
- Ага, порядок! Разбирайте каждый свое. Кого нет? Вити и Пашки?
- Они сейчас подойдут, - буркнул Максим. - Карты клеить заканчивают.
- Та-а-ак... поторопились бы. Ну конечно, опять нет Алены... Ладно, часиков через восемь подгребет, тащите стол.
При этих его словах в зал влетели Пашка и Витя, притащили узкие лавки, с ходу подхватили низкий длинный стол, стоящий у зеркальной стены, и водрузили посередине. Возле стола поставили лавки, уселись... наступила пауза. Аля поняла, что ждут Далецкого. Она не осмелилась сесть за стол вместе с остальными и мялась в уголке, не зная, куда себя деть.
- Аль, садись, - поманила её Маруся. - Мирон, подвинься, чего расселся как жаба?!
Аля бочком протиснулась между столом и лавкой и села. В зале стояла тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц: студийцы их тихонько листали, проглядывая текст своей роли. Дверь вновь распахнулась, и в зал стремительно вошел Марк Николаевич. В руках его переливался всеми цветами радуги блестящий шар.
- Всем добрый день... хотя уже вечер - смеркается.
Мягко, неслышно ступая по дощатому полу, он прошел к дальнему концу стола, где для него было приготовлено кресло, ободряюще улыбнулся смущенной Але и опустил на пол свой радужный шар. Тот откатился к стене, столкнулся с ней, побежал дальше... Какое-то время все как завороженные глядели на него - было полное впечатление, что шар живой! Он скользил по полу, словно изучая пространство, потом вернулся к ногам своего господина и замер...
- Ну вот, наконец мы можем с ним познакомиться, - сказал Далецкий, это то, что я так долго искал! Зримый образ игры, которого нам так не хватало... Я заказал его в мастерских Большого театра. Там внутри электромагнит, и у каждого участника сцен с игроками будет по магниту где-то в руках, в кармане... На сцене он как бы будет жить своей жизнью. Перебегать от одного к другому, дразнить, приманивать, ускользать... а потом загонять в угол! Он - как прошлое, которое тащится за нами! Как маньяк! - он вздохнул. - Помните, у Тарковского: "Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке." Игрок надеется на удачу, он пытается обмануть судьбу, улизнуть от нее, но вот это, - он указал на шар, - обмануть нельзя... И у нас сегодня ещё одна большая удача...
Он недоговорил: дверь отворилась, и в зал ворвалась высокая девица в шикарной широкополой шляпе. На ней было черное пальто до пят, длинный черный шарф, на плече - сумочка от Гуччи, на смазливой мордочке вызывающе-яркий макияж. За нею тянулся бесплотный шлейф очень тонкого и дорогого парфюма. Без тени смущения девица прошла прямо к креслу Марка Николаевича, скинула на ходу пальто, небрежно швырнула на лавку, - ребята тотчас подвинулись, освобождая для неё место, - и отвесила перед ним нарочито низкий поклон.
- Алена, ты никак не можешь без опозданий? - видно было, что он раздражен, но сдерживался - вопрос был задан довольно мягко.
- Простите, Марк Николаич, у папы была презентация, и он попросил меня поприсутствовать, - капризным тоном избалованного ребенка изрекла девица.
- Садись. В следующий раз выбери что-то одно: либо презентацию, либо репетицию. Порядок одинаков для всех! Продолжим... - он помолчал, пытаясь вернуться к тому эмоциональному состоянию, из которого его вывела своим появленьем Алена. Как видно, это не слишком-то получалось, и Далецкий был зол на себя. Какое-то время он молча разглядывал свои руки, лежавшие на столе, потом поднял голову, обвел всех сумрачным взглядом... и широко улыбнулся.
- Я хотел бы представить вам нашу гостью, Алю, с которой вы все, кроме Алены, наверно уже познакомились. Аля, завтра у нас спектакль - "Синяя птица", милости просим. Если вы хотите разобраться в себе, понять себя, свой характер, оставайтесь с нами. Это именно то, чему мы пытаемся здесь научиться. Если же вы мечтали о сцене для славы, для аплодисментов, - а я думаю, вы мечтали о ней! - тогда... в Москве много театров, много студий. Я понимаю, сразу сложно решить... Но, мне кажется, вам это важно! В ваших глазах... - он отвернулся, закашлялся. - Просто я бы хотел, чтобы в жизни у каждого стало чуть больше добра. - Далецкий задумался, совершенно ушел в себя, потом словно очнулся, ожил...
- Сейчас у нас застольный период - читка. Мы ставим Пушкина. "Пиковую даму". Я думаю, это одна из самых загадочных повестей не только самого Пушкина - всей русской литературы. Хороший автор сделал инсценировку. А ваше появление в этот день для меня не случайно - это добрый знак... Итак, глядите, слушайте, внимайте... театр начинается!
Он поднялся и принялся ходить взад-вперед вдоль зеркал, и Аля следила за тем, как на миг сливаются в одно целое, а потом разделяются его фигура и отражение в зеркале. Искристый сверкающий шар послушно катился за ним.
- Таенька, выключи свет, - каким-то изменившимся глуховатым голосом попросил Далецкий и вернулся за стол.
Тая кинулась исполнять приказание, на столе загорелась лампа, освещая только его лицо, а весь зал потонул в тени. Блики от зеркал ожили и задвигались, отражаясь в окнах напротив, играя на лицах, взволнованных и серьезных. Аля отчего-то забеспокоилась - это было похоже на какой-то колдовской ритуал. И все сидящие за столом как будто тоже это почувствовали - примолкли, подобрались, - атмосфера в зале как-то неуловимо переменилась, точно теперь тут действовали иные законы...
- Я хотел бы ещё и ещё раз напомнить вам сверхзадачу, которая определяет жизнь нашей студии. Повторю известную всем фразу Брехта: "Все искусства служат одному, самому трудному из искусств - искусству жить". Итак, наша идея: быть, а не казаться, играть, чтобы быть! В жизни приходится играть много ролей и не всегда добровольно, потому что каждый из нас хочет нравиться, побеждать... Как много чужого, внешнего наслаивается на душу, на лик человека в течение жизни и в значительной мере меняет его сущность. Лик двоится, троится... и человек ломается. Согласны?
