Здесь, у небольшого ручья со вкусной водой, они впервые за несколько суток вволю напились, умылись, привели себя в порядок. Подошедшие вскоре несколько партизан принесли поужинать - хлеб, консервы, галеты. Подкрепившихся и повеселевших, их построили в колонну по одному и едва различимой тропой, а часто и без таковой, повели вниз по ручью. Переход был трудный, особенно для босоногих, но недолгий: через какие-нибудь час-полтора, когда ручей кончился, влившись в более широкую и шумную горную речку, добрались до небольшой деревянной избушки. Здесь и устроились на ночлег, постелив сена из кем-то заготовленной копны. В избушке, по всей видимости - охотничьей, нашелся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости поленница сухих дров. События минувшего дня, ночной переход выбили из сил, порядком измотали детей, а мягкая постель - не то что на вагонном полу! - и распространившееся вскоре тепло от буржуйки были так приятны, что улегшаяся покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон.

Разбуженный скрипом двери - под утро, когда в окошко уже пробивался слабый свет - Андрей различил в вошедшем комиссара. Тот подсел к дежурившему здесь Петровичу (остальные трое, доставившие сюда продукты, коротали ночь во дворе) и спросил: - Ну, как они?

- Умаялись, бедняжки, спят мертвецким сном. Выйдем, пусть отсыпаются.

Поправляя куртку, которой с вечера прикрыл Марту, Андрей нечаянно разбудил и ее.

- Ты уже не спишь? - потягиваясь, повернулась она к нему. - И я так славно выспалась! Как дома.

- Меня разбудил комиссар. Верней, скрип двери, когда он вошел. Он, видать, эту ночь глаз не сомкнул: такой усталый...

- А зачем пришел, не знаешь?

- Как бы не за тобой: знающих по-немецки мало, а пленных обычно допрашивают. Ты бы согласилась быть у партизан переводчицей?

- Домой хочу... Мама с дедушкой с горя места себе не находят. И за твою маму боюсь: как там она, при больном-то сердце?

- У меня тоже душа болит... . Но я бы охотно остался у партизан. Как ты думаешь, возьмут?

- Об этом я не думала. - В тоне, каким это было сказано, угадывался отрицательный ответ, и она, помолчав, добавила: - Помнишь, что сказал Александр Сергеевич: мы должны остаться в живых, чтоб продолжать начатое ими! И это касается тебя больше, чем меня.

Когда через полчаса комиссар с Петровичем вернулись в избушку, они нашли своих подопечных беседующими в полный голос. Правда, шум тут же утих.

- Как спалось? - поздоровавшись, спросил комиссар; услышав одобрительный гул, заметил: - Конечно, тесновато у вас тут, но зато тепло. Заболевших нет? Ну, и прекрасно! Сейчас Петрович сводит вас на речку и займемся приготовлением горячего завтрака.

- А шо будет на завтрак? - поинтересовался кто-то.

- К хлебу разогреем мясные консервы, к сладкому чаю - галеты. Если, конечно, они вам не надоели.

- Такие, как вчера? Не надоели! Вкусные, хочь и фрицевские, послышались голоса. - А потом куда - останемся у партизан?

- Какое-то время побудете у нас - пока уляжется суматоха у немцев после вчерашнего. Кой-кого из вас надо обуть и приодеть - ночи, особенно в горах, холодноваты. А потом отправим вас по домам. Небольшими группками, чтобы не вызвать интереса у оккупантов. Об этом еще будет разговор, а сейчас - подъем и все в распоряжение Петровича.

Предположение Андрея подтвердилось: комиссар предложил Марте пройти с ним "в расположение", чтобы с ее помощью допросить пленного. Она согласилась, но при условии, что рядом будет и Андрей, который ей "как брат".

Путь туда оказался неблизким: добрых два часа плутали они по лесистым склонам, то карабкаясь вверх, то скользя на довольно крутых спусках. Комиссар ориентировался по едва заметным затескам на деревьях, с помощью других, только ему понятных примет. Ребята старались не отставать и порядком притомились. Андрей помышлял уже попросить сделать привал, так как напарница стала прихрамывать, но опередил комиссар: - Отдохнем, ребятки, а то, вижу, устали с непривычки. Скоро уже будем на месте.

- Марта недавно была ногу подвернула, - как бы извиняясь за задержку, сказал Андрей. - Поэтому мы за вами не стали поспевать...

- Она уже совсем не болела, да я поскользнулась на спуске и снова, видно, растянула связки, - пояснила она.

- Так ты, говоришь, в школе научилась говорить по-немецки? - посмотрел ей в глаза проводник, когда уселись на поваленное дерево.

- Это сказал я, - уточнил Андрей. - Но она умела говорить и до школы: ее родители - советские немцы. Отец ее тоже воюет против Гитлера.

- Так... Вижу, ты знаешь о ней все...

- Потому как мы дружим уже давно.

- А как попали в заложники и каким образом познакомились с этим вашим Отто? - поинтересовался комиссар.

И они поведали об уже известном читателю стечении обстоятельств.

Перед тем, как отправиться дальше, Андрей, в свою очередь, поинтересовался:

- Товарищ комиссар, вам, случайно, не знаком партизан по имени Александр Сергеевич? Он бывший летчик, звание капитан, был ранен в руку, когда его самолет подбили мессеры.

- Что-то вроде слыхал о таком. Ты с ним знаком?

- Мы видели, как он выпрыгнул из горящего самолета с парашютом, но угодил в лиман. У меня там была лодка, и мы вот с нею нашли его и спасли.

- Приносили ему еду и еще достали гражданскую одежду, - добавила Марта.

- А потом он ушел искать партизан. Я и подумал, может, вы его случайно встречали.

- Может и встречал... Я наведу справки, - пообещал он.

- А что будет с Отто после допроса?

- Если пленный действительно коммунист, он может быть нам полезен. Плохо, что не знает ни слова по-русски... Видно, придется попридержать вас: надо хоть немного его подучить. Как бывший учитель он освоится быстро. Как, согласны потрудиться на пользу Родине? Вот и прекрасно! А теперь - пойдем, уже близко.

Через четверть часа услышали окрик:

- Стой, кто йдет! Пароль!

Окликнули сблизка, но как Андрей ни вглядывался, никого обнаружить не смог. Шагов через триста окликнули еще раз; но теперь, заметил, пароль назван был другой. "Предусмотрительные!" - подумал с одобрением. Спросил:

- Они вас разве в лицо не знают?

- Возможно, узнали, но такой у нас порядок, - пояснил комиссар. - Вот мы и дома.

Впрочем, никакого дома пока видно не было. С одной стороны высилась обрывистая скала, с другой - зияло глубокое ущелье, впереди видна узкая расщелина с нависающим каменным козырьком. Ни людей, ни даже признаков обжитости. Лишь когда коридор расширился, а на выходе показались деревья, комиссар свернул вбок, к едва заметной пещере. Здесь за грубо сколоченной дверью, в некоем подобии комнаты, освещенной керосиновой лампой, за столом сидел партизанский командир. Сложив лежавшую перед ним карту, помеченную цветным карандашом, он сунул ее в планшет, кивком ответил на приветствие ребят, протянул руку комиссару.

- Как там, все ли в порядке?

- Дети накормлены, чувствуют себя хорошо, заболевших нет.

- У нас тоже без осложнений. Сделан солидный запас продовольствия и боеприпасов. Остальное пустили под откос километрах в пяти от места временного захоронения; уляжется суматоха - переправим в более надежное. С пленным что будем делать?

- Допросим, вот переводчица. Выясним, что он за птица. Если тот, за кого себя выдает, то такие люди нужны.

- Плохо, что при нем надо держать переводчика, - заметил командир.

- Ребята утверждают, будто он - бывший преподаватель школы. Надо полагать, русский освоит быстро. В этом берется помочь вот она.

- В самом деле? И сколько для этого понадобится времени?

- Недели за две, думаю, управимся, - пообещала Марта.

- Ты тоже говоришь по-немецки? - посмотрел командир на Андрея.

- Нет, в нашей школе не изучали. А с нею я потому, что мы с одного хутора, и я помогу ей добраться до дому, когда освободимся. А нельзя ли как-то сообщить нашим матерям, что мы живы-здоровы? Они там места себе не находят от горя - даже не знают, куда мы пропали...